Крысиный волк - Дарья Беляева

— Так что сказал старый дурак? — скрипнул Мардих своим старческим голосом. Шацар хмыкнул, а Мардих сказал:

— Ну да, это я у тебя старый дурак. Так мы уезжаем?

— Мы? — спросил Шацар.

— Я тебе напомню, что я — чучело и не умру своей смертью, так что обречен на вечное одиночество, ведь…

— Никто не может выдержать тебя кроме меня, — закончил Шацар.

— В общем и целом, — сказал Мардих.

Они шли к школе, и Шацар смотрел под ноги. Ему не нравилось смотреть на других людей. Кроме того, он стыдился, что у него нет искажения. Он не был отмечен Матерью Тьмой.

— Ты волнуешься?

— Нет.

— Боишься, что не справишься?

— Нет.

— Тебе нужен добрый совет?

— Нет.

— Поменьше демонстрируй свой дурной характер в Государстве. В остальном, там тебе понравится.

— С чего ты так решил?

— С того, что я сижу на плече человека, по всей школе запрятавшего свои дневники. Тебе нравится играть в шпиона.

— Нет.

Они зашли за ворота школы, во дворе гуляли дети. Какая-то девочка играла в классики, конец поля в которых обозначался словом «пустота». Небольшая стайка девочек собралась вокруг подруги, прыгавшей через резиночку. Каждый раз, когда она не успевала перепрыгнуть, остальные толкали ее на асфальт. Шацар с большим интересом отметил ее разбитые коленки. Какой-то мальчик с таким же интересом копался палочкой в мертвом голубе.

— И тебе хочется, чтобы кто-нибудь видел, как ты хорошо справляешься со своей работой. Поэтому ты возьмешь меня с собой.

— Нет.

— У тебя наступил стойкий регресс, — серьезно сказал Мардих тоном госпожи Айни. — И я знаю, что ты скажешь. Я подловил тебя, теперь ты не можешь…

Шацар просто стряхнул Мардиха с плеча, заходя в здание. Просторный холл был сейчас пуст, дети играли во дворе. Шацар прошел в библиотеку, где его ждала, госпожа Айни. Она улыбнулась, поднимая взгляд от книги. В алом, кожаном переплете и со старинным шрифтом, скорее всего эта книга была создана в прошлом веке. Госпожа Айни коллекционировала старинные вещи, но никогда не относилась к ним с трепетом. Вот и сейчас ее пальцы легко скользили по пожелтевшим страницам.

— Как все прошло, Шацар? — спросила она.

— Замечательно, госпожа Айни. Я готов.

Она улыбнулась. У нее были точеные черты лица, чуть слишком аккуратные, чтобы казаться настоящими. В молодости госпожа Айни, наверняка, напоминала фарфоровую куколку.

— Я рада, Шацар. Я горжусь тобой. И я думаю, что ты достоин. Пусть Мать Тьма не отметила тебя, по крайней мере пока, я хочу, чтобы ты носил ее знаки.

Она встала. Госпожа Айни всегда ходила только в черном — из уважения к Матери Тьме. Спустя столько лет Шацар прекрасно знал, что безумие госпожи Айни было связано с фанатизмом.

Шацар, впрочем, не считал это безумием.

— Но разве в Государстве меня не могут раскрыть из-за Ее отметин? Возможно, Мать Тьма прозрев все, знает и мою особую миссию, оттого и не искажает мой облик, — сказал Шацар осторожно.

— В Государстве модно подражать обычаем далеких предков нашего народа. Они наносят себе татуировки, в этом нет секрета. Твой знак будет татуировкой. И он будет иметь смысл лишь для очень старых Инкарни. А очень старые Инкарни вроде меня достаточно мудры, чтобы оставаться во Дворе в эпоху великих перемен. Убивать должны молодые, это их право и предназначение.

Госпожа Айни толкнула дверь один из книжных шкафов, он отодвинулся, открывая проход. Шацар был здесь и прежде, помогая госпоже Айни в служении. Он знал, что школа построена на месте древнего храма Матери Тьмы, однако даже Шацар не мог поверить в то, что видел каждый раз приходя сюда. Помещение нарушало все законы физики, само существование его казалось и было абсолютно неправильным. Зал уходил вдаль, так что конец его терялся, оставаясь неуловимым для взгляда. Потолка и стен не было, вместо них была темнота, а идти приходилось по хаотичному нагромождению мраморных плит, иногда сужающихся до размера тропинки, а иногда расширяющихся, охватывающих ширину всего зала. Изредка встречались иссеченные временем колонны, полуразрушенные арки. Но худшее было там, где никакого пола не было. Шацар видел дымный водоворот, уходивший в абсолютную тьму. Госпожа Айни говорила, что этот Храм вовсе не был аналогом Лестницы Вниз, он не вел к Матери Тьме, однако падать в пустоту она настоятельно не рекомендовала. Голова Шацара кружилась от невероятной высоты на которой на самом деле находился весь известный ему мир. А под темными, вившимися внизу вихрями раскрывалась настоящая бездна. Шацар всякий раз удивлялся тому, как мал видимый мир. Тому, что большая часть мира настоящего, это и есть Мать Тьма, непонимаемая, чуждая всему сущему и одновременно являющаяся источником всего сущего.

Некоторое время они шли вперед. Иногда тропинка становилась совсем узкой и им приходилось передвигаться боком, иногда приходилось прыгать с плиты на плиту. В конце концов, госпожа Айни остановилась перед алтарем — каменным столом, изрезанным грубыми символами. В трещинках еще заметны были подтеки древней крови. Шацару нравилось думать, что оставь он здесь жертву, кровь вечно прибывала бы свежей.

Шацар и госпожа Айни опустились перед алтарем и обратили взгляды к пустоте наверху.

— Мать Тьма, прошу тебя благословить сына твоего, Шацара на исполнение воли твоей.

Они вместе стали твердить воззвания на языке их предков. Вихри дымной темноты внизу и вверху усилились. Шацару казалось, что в этой глухой темноте начинается шторм, будто что-то огромное заворочалось под ней. Он почувствовал знакомый холод того, что в детстве называл Мамой.

Амти проснулась сама и — совершенно разбитая. Они с Мелькартом вернулись домой, Адрамаут еще был во Дворе, Аштара дома тоже не наблюдалось. Мелькарт ушел в свою комнату, и Амти пришлось объясняться с Шайху. Закончилось все тем, что Амти разрыдалась, назвала его идиотом, только потому, что Шайху не понимал, что вообще произошло.

Амти очень разозлилась, потому что тоже не понимала. И потому что понятия не имела, жива ли Эли. Амти закрыла их комнату на ключ и рыдала довольно долго. Потом подумала, что надо умыться, а потом заснула. Когда Амти открыла глаза, за окном уже опустилась тяжелая, длинная зимняя ночь. Амти включила свет и, жмурясь от него, едва не разрыдалась снова. Потом выключила свет, отвесила себе хорошую пощечину и почувствовала себя значительно лучше.

Эли была жива, часть Амти просто знала это и все. Другая часть Амти предпочитала паниковать.

— План такой, — сказала Амти сама себе. — Адрамаут вернется, и мы все ему расскажем. Мелькарт расскажет. Это же он виноват. И мы все исправим, вернем Эли и узнаем, как избавиться от женщины-зверя. Вот так. И прекрати, наконец, разговаривать сама с собой. Тебе что настолько одиноко?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});