Флот и война. Балтийский флот в Первую мировую - Граф Гаральд

Вернувшись к мысу Кави, мы узнали, что ожидается возобновление попыток неприятеля проникнуть в залив, причем одновременно на сухопутном фронте должно начаться его наступление на Ригу.

На следующее утро начальник Минной обороны поднял у нас свой флаг и переехал к нам со своим штабом. Из‑за отсутствия специального помещения это нас страшно стеснило; кроме того, явился целый ряд новых хлопот, недоразумений и беспокойств. Правда, было и преимущество: мы все время находились в курсе событий, так как все сведения поступали прежде всего к нам.

Утром никаких признаков приближения неприятеля не было заметно. Днем вдруг стало сильно свежеть; немного спустя ветер перешел в шторм. Стало очевидным, что сегодня неприятель ничего не предпримет. В 5 часов 30 минут дня стало настолько свежо, что всей дивизии пришлось перейти в бухту Пия, из опасения быть сорванными с якорей.

На следующее утро, 19 августа, сильную волну развело и в бухте. Опять пришлось менять место: все перешли к мысу Мэрис. Из‑за этого шторма в Ирбенском проливе появилась масса сорванных мин и подлодочных сетей; поэтому, даже стоя на якоре, приходилось все время опасаться, что ветром и течением их может нанести на нас. Во время переходов у вахтенных начальников не хватало глаз, чтобы за всем уследить: на небе надо было не пропустить аэроплан, на море — дымы и в море — перископ, мину или сеть. Современному морскому офицеру в военное время полезно бы иметь еще пару запасных глаз.

Шторм продолжался почти три дня, и только 21–го стало стихать. Этим сейчас же воспользовался адмирал и послал два миноносца 6–го дивизиона обстрелять местечки Роэн и Мэсарогоцем, где, по сведениям, неприятель держал свои войска. Наши миноносцы внезапно появились перед этими пунктами на рассвете и энергично их обстреляли. О результатах обстрела судить было трудно.

Днем адмирал решил обстрелять Михайловский маяк и, если возможно, его разрушить. Для этого была послана «Слава». После ее обстрела вокруг маяка были видны сильные взрывы и пожары, но в сам маяк ей попасть не удалось, и он по–прежнему спокойно стоял во всю свою величину. Желая наблюдать стрельбу «Славы», адмирал на «Новике» пошел к ней, но когда мы пришли, она уже оканчивала обстрел, и нам осталось только повернуть обратно. Как раз в это время был замечен неприятельский аэроплан, летевший с юга по направлению «Славы». Он сбросил в нее четыре бомбы, которые, однако, не попали в цель.

На следующий день, рано утром, «Новик» наконец получил приказание поставить свои мины. Раньше адмирал не разрешал нам этого сделать, пока заградители «Молога» и «Свирь» не поставят мин на внешней стороне позиции, куда должны были пройти по всем ранее поставленным заграждениям, пользуясь своей 3–футовой осадкой. Они это выполнили только сегодня ночью. Наша постановка прошла спокойно, и мы избавились от своих 25 двойных мин, которые не давали нам повернуться на палубе и всем страшно надоели.

После окончания операции мы узнали чрезвычайно приятную для нас новость, что начальник Минной обороны уезжает в Гельсингфорс. Он пришел к убеждению в бесполезности своего пребывания в Рижском заливе и передает командование начальнику дивизии. Ввиду такого решения адмирала, мы пошли к «Сибирскому Стрелку» для передачи дел начальнику дивизии, а затем повезли адмирала через Куйваст в Рогокюль. Рогокюль — это новая база для миноносцев, устроенная во время войны недалеко от Гапсаля. «Новик» шел туда в первый раз, и то, что мы там нашли, не слишком нас порадовало. Безотрадная местность, несколько деревянных бараков и пристань, окруженная с обеих сторон молами, так что получались две довольно большие гавани, — вот и все устройство. Конечно, для миноносцев было все же удобнее стоять здесь, чем где‑нибудь на якоре, но зато неудачная распланировка стенок гавани не позволяла в случае тревоги быстро выйти из нее, в особенности при южных ветрах. Это уж было очень неудобно. Базу назвали Рогокюлем, но, ввиду местного происхождения этого слова, оно очень трудно усваивалось нашими матросами; они никак не могли запомнить «Рогокюль» и скоро переделали в более легкое для них — «Редикюль». Это название так и осталось навсегда за базой.

В Рогокюле мы простояли только одну ночь и, приняв для «Славы» шестьдесят восемь 12–дюймовых снарядов, пошли в 6 часов утра в Куйваст. Там приняли еще и провизии и, превратившись в настоящий транспорт с грузом, пошли дальше в Аренсбург, где стояла «Слава». Сдав на нее снаряды, мы перешли к «Сибирскому Стрелку» для передачи почты и провизии, а затем стали недалеко от него на якорь.

За последние дни неприятель совсем не показывался; только летали усиленно его аэропланы, появляясь ежедневно два раза в день: около 10 часов утра и 5 часов вечера; один в первый раз даже долетел до Куйваста. Благодаря этому мы полюбили свежие погоды. По крайней мере, можно было быть спокойными, что никто не потревожит, а то ведь приходилось два раза в день сниматься с якоря и маневрировать с самым глупым сознанием своей полной беспомощности. Еще счастье, что до сих пор аэропланы не попадали бомбами в цель; но когда они достаточно напрактикуются, тогда нам будет много хуже.

24 августа мы получили радостное известие, что Георгиевская Дума признала достойными награждения орденом Св. Георгия Победоносца 4–й степени контр–адмирала П. П. Трухачева — за бои в Рижском заливе, а также — капитана 2–го ранга М. А. Беренса и лейтенанта Д. И. Федотова — за бой «Новика» с двумя неприятельскими миноносцами. Ввиду такого события у нас целый день было празднество. Потом адмирал чествовал нас, мы ему отвечали, и все были очень радостно настроены. Одновременно с этим выяснились и некоторые подробности самого боя 4 августа.

Оказывается, мы вели его с миноносцами «V-99» и «V-100». В них попало одиннадцать наших снарядов, причем было убито 17 человек, 39 — ранено и 6 — пропало без вести. Миноносцы получили серьезные повреждения; особенно пострадал миноносец «V-99». Кроме того, уходя от нас, они запутались в противолодочных сетях и получили на них еще две пробоины. Миноносец «V-99» принужден был выброситься на берег, где через два дня был взорван своей командой.

С 25–го до 27 августа никаких особых событий не произошло; «Новик» все время стоял в Аренсбурге.

В нейтральной печати нет–нет и проскальзывают интересные сведения о различных эпизодах войны. Вполне понятно, что сообщения воюющих держав никогда не могут быть беспристрастными; кроме того, многое еще скрывается в силу военных соображений. Нейтральным же газетам нет никакого основания что‑либо утаивать или освещать под особо пристрастным углом. Поэтому обыкновенно получается гораздо более яркая картина, чем та, которую дают официальные сообщения сторон.

В данном случае речь идет об уничтожении англичанами крейсера «Кенигсберг», заблокированного десять месяцев тому назад в устье реки Руфиджи, в Занзибаре. Туда он укрылся от преследования после боя с крейсером «Пегасус», которого потопил 6 сентября 1914 года.

Река Руфиджи при впадении в океан образует очень мелководную дельту с целым рядом рукавов. Из них только два — Симба–Урана и Кикунья — оказались достаточно глубоки для осадки «Кенигсберга»; по ним‑то он и поднялся так далеко, что стал неуязвим.

Крейсер уже не имел ни угля, ни воды, ни провианта; снарядов тоже почти не было. Для защиты пришлось построить батареи на берегу.

В первые же дни блокады англичане стали пытаться войти в реку, чтобы его потопить, но он удачно отбивал все атаки.

День ото дня росли блокирующие силы и наконец дошли до 21 корабля. Тут были броненосные и легкие крейсера, канонерки, сторожевые суда и матка аэропланов. Однако все усилия были бесплодны: «Кенигсберг» оставался невредим.

Тогда англичане решили принять серьезные меры. Были присланы два монитора — «Мереей» и «Северн», вооруженные 6–дюймовой артиллерией, в то время как «Кенигсберг» имел только 4- дюймовую.

С 24 июня крейсер уже подвергается непрерывному обстрелу, причем мониторы, пользуясь своей малой осадкой, входят в самую дельту, а остальные корабли стреляют перекидным огнем. «Кенигсберг» буквально засыпается снарядами, но оказывает самое энергичное сопротивление. Ежедневно, в течение пяти дней, повторяется то же самое. Он весь превращен почти в груду железа и объят пламенем; на нем то и дело происходят мелкие взрывы. Экипаж бессилен бороться с ними и только поддерживает огонь из оставшихся орудий. Дальше вести бой — немыслимо, и командир отдает последнее приказание — взорвать крейсер.

Так погиб «Кенигсберг».

28–го в первый раз над Финским заливом появился неприятельский цеппелин. Его заметили около полуночи у Вормса и проследили, что он шел по направлению Ревеля. Своевременно там были предупреждены все батареи, которые и приготовились его встретить соответствующим образом. Однако до Ревеля он почему‑то не долетел и, выбросив в виду Балтийского порта все свои бомбы в море, повернул и скрылся на запад. Такой налет для нас являлся еще новостью, и мы все были страшно заинтересованы увидеть цеппелин.