Демон среди нас! - Айнурр

выработку у себя данной энергии и облегчить её ток. Правда, насколько это будет полезно представителю мужского пола, остаётся под вопросом. И ещё риски... Благодаря яду, который производит закупорку меридиан, мне известны последствия воздействия на них. И ладно бы точки находились где-то в конечностях, но нет... Они были в сердце, лёгких, селезёнке, почках и печени. Что-то не тянуло меня протыкать области рядом с ними иглами.

Можно в принципе провести эксперимент с “добровольцами”. Найти парочку культиваторов, оказать воздействие на их меридианы и посмотреть, что с ними будет. Желательно бы, конечно, чтобы эти люди также были мужского пола и практиковали технику развития с упором на Инь, но вряд ли я во всём Институте Святой Орхидеи найду ещё одного такого человека. В принципе он может существовать, но тут не особо принято расспрашивать людей про их методы культивации. Если после таких расспросов кто-то пропадёт, то это вызовет ненужные подозрения.

Вытащив из книжного шкафа ещё один свиток, аккуратно расправил его. Помимо учебного класса и комнаты в общежитии, библиотека Института Святой Орхидеи была тем местом, где меня чаще всего возможно застать. Преподаватели и студенты, наверное, даже не подозревают, какая гора сокровищ находится у них под носом. В библиотеке было много книг и свитков. По моим прикидкам более ста тысяч. Но лишь каждая десятая книга доступна для обывателя. Чтобы чувствовать себя комфортно в библиотеке Института, требовалось знать древние языки. Те самые, которыми для местных считаются китайский и японский.

К стеллажу, из которого я вытащил свиток, подошёл один из студентов. Взяв в руки первую попавшуюся рукопись и раскрыв её, он сделал вид, что читает. Но если бы кто-то прислушался к бормотанию парня...

— Практически никаких новостей о вашем брате на этой неделе нет. Он культивировал, учился, иногда общался со сверстниками, и всё. Единственное, что хоть немного может вас заинтересовать, молодой мастер, было то, что Чен Линьцзянь признался Хуян Ланруо о своих чувствах к ней, но она его безжалостно отвергла. На этом у меня всё, молодой мастер. Если Чен Линьцзянь совершит что-то, что требует вашего внимания, я немедленно доложу.

Увидев мой кивок, Шан, один из приближённых моего братца, с разочарованным видом положил свиток обратно в шкаф и удалился.

Когда я был уверен, что он ушёл на достаточное расстояние, спросил:

— Тебе не кажется, что наш дорогой друг Шан в последние месяцы работает спустя рукава? Он приносит всё меньше и меньше информации. И та, что есть, либо бесполезна, либо к моменту доклада парня общеизвестна.

Показавшись из книжного шкафа, Тайо молча кивнул.

— Какие у него ныне отношения с моим братом?

Тайо на несколько секунд задумался.

— В последнее время они словно бы стали лучше... Мастер, вы подозреваете Шана в том, что он переметнулся обратно в лагерь вашего брата? Как недальновидно... — прикрыв глаза, покачал головой Тайо.

— Просто он мог перестать видеть пользу от службы мне. В конце концов, мать Шана сейчас здорова. Его ничего не удерживает на нашей стороне.

— А как же чувство благодарности?

— Не стоит судить людей по себе, Тайо, — ответил я, откладывая свиток в сторону. Он оказался бесполезным. Всего-то какая-то детская сказка. Так как с пониманием содержимого у персонала библиотеки были проблемы, все свитки и книги на древних языках были смешаны в кучу. Пособия по культивации могли валяться вместе с автобиографиями мастеров, которые на каждой странице хвастались, сколько представительниц женского пола смогли затащить себе в постель.

— Вспоминая, что однажды он чуть не нанёс вам подлый удар в спину... Мне следует разобраться с Шаном?

— Не надо. Не пачкай о него свои руки, Тайо, — ответил я парню, вчитываясь в новый свиток.

Год назад в семье Шана случилось горе. Демонические Звери отправили его отца на тот свет, когда он вышел за стены Светозара в числе членов экспедиции Божественной Семьи. Его мать, убитая горем, приболела. Никому не хватило сил вылечить её. Лекари нашей семьи и все те, к кому в Светозаре мог обратиться Шан, разводили руки в стороны. Они вообще не понимали, чем больна мать мальчишки. Многие считали, что женщина угасает из-за смерти любимого...

В один день в двери дома Шана постучался я. Протянув мальчишке флакон, сказал дать его матери. Попросил не распространяться о моём визите и переданной бутылочке, ведь её я своровал у своего мастера. Каждый тогда в Божественной Семье уже знал, что Ян Синь взяла меня в ученики. После принятия лекарства мать Шана поправлялась на глазах. Таинственное зелье действительно позволило ей встать на ноги. Ещё бы изготовленный мной самим антидот не помог от моего же яда.

Шан заявлял, что бесконечно благодарен, что будет помнить о моей помощи до конца времён, что станет правдой служить целую вечность... Я не отказал ему в этом. Дал мальчишке довольно лёгкое поручение — следить за моим братцем и докладывать о его планах. Особенно о тех, которые касаются меня. Для Шана это должно было быть плёвым делом, ведь тогда он уже состоял в свите Чен Линьцзяня. Но практика в очередной раз доказала, что нет ничего более временного, чем клятва о вечном.

И вот сейчас я думаю над тем, как бы, не привлекая внимания, провести манипуляцию над меридианами Шана...

(***)

Перерыв закончился, и пришлось вернуться в учебный класс. Занятия в Институте Святой Орхидеи были для меня одним большим разочарованием. Наверное, именно поэтому я так полюбил местную библиотеку. Хоть поиск знаний в ней может занять уйму времени, но в итоге ты всё равно уйдёшь с чем-то стоящим. Нахождение в классе начальной боевой подготовки мне дало ровным счётом ничего. Нет, оно даже кое-что отняло. Моё драгоценное время, то есть тот ресурс, который не купишь ни за какие деньги.

На Востоке люди, которые занимаются преподаванием, обычно весьма уважаемые личности. Профессия учителя в целом почитаема. Хоть Светозар находился в другом мире, подобным образом дела обстояли и тут. Но помимо привилегий, статуса, у преподавателей ещё были обязанности. Предсказуемо, главной среди них оказалось обучение подрастающего поколения. И вот с этим наш учитель не справлялся.

Вместо того, чтобы заниматься своей работой, она могла часами рассказывать о том, что всё предрешено судьбой, мол, кому-то повезло родиться в богатой и влиятельной аристократической семье с хорошим сосудом души, а другим — нет. И это никак не исправить. В течение десяти месяцев большая часть её речей была посвящена только этому. Она изо