Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин

На привалах и в пору недолгого отдыха молодой газетчик и политработник понемногу приобщает красноармейцев к искусству. В числе прочего участвует в постановках самодеятельных спектаклей — скажем, «Женитьбы» по Гоголю. Любопытно, что тем же самым занимался и Михаил Шолохов примерно в то же самое время. Можно добавить, что Инзенская дивизия проходила через станицу Вёшенскую, правда, Леонов тогда еще был в Архангельске. А сложись иначе, могли бы два главных советских писателя перекрестить свои дорожки еще в юности, коснуться друг друга плечами и пройти мимо, не узнав… Добавим, что в Инзенской дивизии служил и человек, ставший прообразом Григория Мелехова, — Харлампий Ермаков, но тоже до приезда артиллериста Леонова.

Красноармейцы Леонова любили: когда-то он уже успел научиться играть и на гитаре, и на мандолине — то ли еще в Москве, то ли уже в Архангельске; в любом случае умения эти пригодились, тем более что пел он отлично, и даже, напомним, выступал в составе сводного гимназического хора.

Упомянутый выше инструктор политотдела Софья Аргутинская-Долгорукая вспоминала: «Вижу, как сейчас, Леонида Леонова в армейском клубе в кругу бойцов и девчат — молодого, красивого, с озорной, непокорной, сбитой на бок челкой светлых волос, с гитарой или мандолиной в руках, поющего задорную, веселую песню. Он и сам был очень остроумен, писал сатирические стихи, которые в полках нередко заучивали наизусть. Меня (очевидно, как старшую по возрасту и недавнюю студентку Политехнического института) Леонид Леонов приглашал, в числе других немногих, к себе домой. Он, как и все мы, стоял на квартире у кого-нибудь из крестьян. Помню, читал он свои рассказы или что-то вроде сказок. Читал великолепно. К тому же любил и умел “подать текст”: специально занавешивал окна, убавлял огонек и без того еле мигавшей лампадки, словом, создавал настроение…»

Да и авторитет его в политотделе становился все более высоким. Сохранился любопытный документ от 15 декабря 1920 года, выданный политотделом дивизии и заверенный подписью «начподива 15» Александры Янышевой.

«Сим удостоверяется, — сказано в документе, — что тов. Леонов Леонид действительно состоит на службе при Политотделе 15-й стрелковой Инзенской ордена Красной Армии дивизии редактором “Бюллетеня” дивизии и по занимаемой должности имеет право пользоваться бесплатно телеграфом, телефоном и подводами от советов и комендантов при передвижении по служебным делам в районе расположения дивизии, а на основнании приказа Народного Комиссариата по военным делам от 29 июля 1918 года за № 698 имеет право носить и хранить огнестрельное оружие».

Согласно документам, 24 января 1921 года Леонид Леонов — инструктор-организатор политотдела дивизии, уже переименованной из Инзенской в Сивашскую, был исключен из списков отдела и «провиантного, приварочного довольствия» и вместе со своим хорошим знакомым, начальником агитационно-пропагандистского отдела Александром Угаровым, отбыл в Одессу — в политотдел Пятьдесят первой Перекопской ордена Боевого Красного Знамени стрелковой дивизии.

Спустя две недели после его отъезда типографию и редакцию «Бюллетеня», где отработал Леонов пять месяцев, во время очередного переезда окружила казачья часть. Заместитель начальника политотдела и экспедитор, с которыми Леонид напылил по украинским и крымским дорогам не одну версту, были сразу же убиты как большевистские агитаторы.

…А его, Леонова, судьба увела из-под удара.

Комплект дивизионной газеты, кстати, тогда же и пропал: казаки пустили леоновские агитки на самокрутки. Никогда нам не узнать доподлинно, что он сочинял все это время, чем веселил и бодрил красноармейцев…

Красноармейские газеты

29 января Леонова назначили «сотрудником-литератором» газеты Одесского политотдела «Красный боец», поставили на все виды довольствия, но потом что-то передумали и переправили опытного газетчика на должность заведующего корреспондентским бюро дивизионной газеты «Красноармеец».

В Перекопской дивизии, занимавшейся одновременно и продразверсткой, и посевной, и охотой на местных «самостийных» бандитов, ухарей и гулёбщиков вроде Кошевого, Заболотного и Хмары, Леонов пробыл полтора месяца. Статьи свои подписывал псевдонимом Максим Лаптев.

Здесь он поднабрался материала для того, чтоб подступиться к тем самым «барсукам», которых опишет всего три года спустя в одноименном романе.

И еще в Одессе его ждет очередная нервная встряска. В эти дни в город прибывают председатель Крымского ревкома Бела Кун и секретарь Крымского обкома РКП (б) Розалия Землячка. Они начнут массовые зачистки «белогвардейского элемента». В течение краткого времени тысячи бывших белых офицеров, воевавших на юге, были задержаны и тут же расстреляны…

Об этом, естественно, в политотделе знали.

Изрубленные белые на крымских дорогах, обочины заваленные трупами, — все это Леонову пришлось увидеть своими глазами.

«То была работа Землячки — страшная баба… подходишь — а у человека полголовы нет…» — рассказывал полвека спустя Леонид Леонов своему внуку Николаю.

В одном городе с вершителями «революционной законности» Леонов чувствовал себя крайне нервозно: никакой гарантии не было, что из Архангельска не придут теперь уже в Одессу новые списки с его фамилией.

Поседеть можно в таких ожиданиях…

Впрочем, не ручаемся за документальность, но как-то Леонов проговорился, что лично видел Землячку — и, мало того, приглянулся ей. Скрывать своих намерений Розалия не стала. В первый раз Лёня как-то увернулся, а во второй и третий раз при появлении Землячки ему натурально приходилось прятаться.

И не знаем, то ли плакать, то ли смеяться, рассказывая об этом.

К счастью, в марте Леонова снова переводят — в редакцию газеты, также называющейся «Красный боец», но уже в Херсоне.

21 марта Леонов был зачислен библиографом библиотечной секции политуправления Шестой армии «с исполнением обязанностей в лит. — издательск. отд.», как гласят архивные документы.

«Красный боец» выходил ежедневно на двух, а иногда на четырех полосах тиражом от 5 до 8 тысяч.

Дебют Леонова в газете был в стихах — он отреагировал на подписание торгового договора с Англией (тема эта после архангельских событий была ему, надо понимать, близка). Стихотворение было обращено к возобновившим экономические отношения с Россией британцам и называлось «Поумнели»: «Верьте Лаптеву Максиму,/ Не бывает, братцы, дыму/ В нашем мире без огня…»

Следом были опубликованы обращение к врангелевцу («Твой черный герб — двухглавая ворона!/ Но если ты, палач рабочих масс,/ Способен к героизму хоть на час, — / Коль скорпион жалеет скорпиона,/ Воткни свой штык поглубже в грудь барона,/ Твой штык, который опозорил вас!»), социальные зарисовки («И все как будто тряпкой вытер/ Октябрь из памяти долой./ О где ты, грозный, как Юпитер,/ Властитель дум — городовой!») и прочие незатейливые сочинения сомнительной искренности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});