Повесть о Сегри и Абенсеррахах - Хинес Перес де Ита

– Да, – ответил Альбаяльд, – он избрал дона Мануэля Понсе де Леон.

– Ну, если это так, то благодарение аллаху: ибо я и дон Мануэль давно уже должны сразиться между собой. Ведь вам уже известно, что у нас был с ним бой, мы поменялись конями и решили окончить наш поединок при первой же встрече.

– Тем лучше, и пусть не беспокоит вас исход нашего поединка, – сказал Альбаяльд.

– Магомету будет угодно даровать нам победу, – сказал Малик.

– Идемте же, уже поздно, и в сегодняшнюю ночь нам не придется спать, надо готовить к предстоящей битве оружие и доспехи так, чтобы не вышло в чем-либо недостатка.

На этом закончился разговор рыцарей. Они разошлись по домам, и каждый приготовил оружие и все остальное, что было нужно для выступления. Они встретились друг с другом за час до наступления дня и верхом отправились к воротам Эльвиры. Привратная стража к этому времени уже открыла их, чтобы дать выход людям, работающим в Долине; поэтому двум рыцарям удалось выехать, никем не узнанными, и направиться по дороге в Альболоте – селение в двух лигах от Гранады, чтобы оттуда последовать к Источнику сосны, где была назначена встреча Альбаяльда и магистра.

Солнце уже посылало свои полные блеска и сверкания лучи, достаточные для того, чтобы ослепить всякого, кто на них взглянет, когда два отважных мавра, Альбаяльд и Малик Алабес, достигли селения Альболоте; не останавливаясь здесь, они проехали к Источнику сосны, столь знаменитому и славящемуся среди всех мавров Гранады, и достигли красивого и прохладного источника, над которым простирала свою тень большая сосна: поэтому-то и назывался тот источник Источником сосны. Прибыв туда, отважные мавры никого там не нашли. Они сошли с коней, подвесили адарги к седельным лукам, прислонили к ним копья и, подошедши к ясному источнику, омыли и освежили себе лица; затем сели на траву, вытащили из своих дорожных мешков кое-какую еду и, не зная причин опоздания магистра, обсуждали, почему до сих пор он не явился.

– Не хочет ли он посмеяться над нами и не приехать вовсе? – сказал Альбаяльд.

– Не говорите так, – возразил Малик Алабес. – Магистр – отличный рыцарь, он не преминет явиться, сейчас еще очень рано. Воспользуемся его отсутствием и позавтракаем в собственное удовольствие. Аллах позаботится о том, что нам во благо и что во вред.

И они с удовольствием позавтракали, беседуя о разных вещах.

И не успели они еще закончить свою трапезу, как увидели приближавшихся к ним на конях нарядных рыцарей, вооруженных копьями и щитами, одетых в одинаковые цвета – серый и зеленый, с перьями тех же цветов на шлемах. Они тотчас были узнаны дожидавшимися маврами, потому что на щите одного из них был алый крест Калатравы, уже издали хорошо заметный на белом фоне щита. На щите второго рыцаря тоже виднелся алый крест, но иной, ибо то был крест Сант-Яго.

– Не говорил ли я вам, что магистр не замедлит явиться? – воскликнул Алабес. – Вот он!

– Они явились вовремя, – заметил Альбаяльд. – Мы успели дать отдых нашим телам и насытиться.

– Так что про нас можно сказать, – заметил Алабес, – что мы перед смертью времени зря не теряли [59].

– Так вам уже известно, – спросил Альбаяльд, – что мне суждено умереть?… Я же, уповая на нашего великого Магомета, рассчитываю еще сегодня водрузить голову магистра на одну из башен Альгамбры.

– Да будет угодно, чтобы это так и случилось, – сказал Алабес.

Тем временем к ним подъехали два блестящих рыцаря – цвет христианского рыцарства – и, подъехав, приветствовали двух мавров. И магистр сказал:

– Пока мы еще ничего не выиграли, но многое потеряли, раз так запоздали.

– Это ничего не значит, – возразил Альбаяльд, – слава поется в конце. Слезайте же с коней – можете сделать это без опасений – и освежитесь водой сего прохладного источника; у нас еще достаточно времени для исполнения того, ради чего мы сюда явились.

– Мы очень охотно это сделаем, – ответил дон Мануэль, – раз на то есть ваше согласие. И ничто не может угрожать нам, раз мы находимся в обществе столь добрых рыцарей.

Тут оба прибывших рыцаря одновременно слезли с коней, привязали их к нижним ветвям сосны, подвесили щиты к седельным лукам, прислонили к сосне копья, после чего наклонились над ручьем, освежили руки и лица и затем принялись беседовать о различных вещах, относящихся к войне, о доблести гранадских мавров и о славных рыцарских родах этого города. И в разговоре магистр сказал:

– Поистине, господа рыцари, я со своей стороны был бы весьма счастлив, если бы такие мужи, как вы, познали нашу святую католическую веру, ибо ведь известно, что она – наилучшая во всем мире религия.

– Очень может быть, – сказал Альбаяльд, – но поскольку мы не знаем, то и не чувствуем желания стать христианами, довольные своей собственной верой. И потому сейчас неуместно про это говорить. Может быть, позже, с течением времени мы и приобщимся к вашей вере; ибо часто богу бывает угодно коснуться человеческих сердец, а без его воли не бывает ничего хорошего.

Едва Альбаяльд проговорил эти слова, как конь магистра заржал, повернул голову в сторону Гранады. Четыре рыцаря обернулись в ту же сторону, чтобы узнать причину ржанья коня, и увидели галопом мчавшегося на коне рыцаря, одетого в марлоту и плащ оранжевого цвета. На его голубом щите было солнце, затененное черными тучами, с другой же стороны был девиз, начертанный красными буквами, гласивший: «Свети мне или сокройся!» Альбаяльд и Алабес внимательно вгляделись в приближавшегося рыцаря и узнали в нем благородного Мусу.

Муса на следующее после праздника утро заметил отсутствие Альбаяльда и Алабеса и сейчас же догадался, что они выехали из Гранады и отправились на назначенный поединок с магистром. Тогда Муса, никого не предупреждая, снарядился, вскочил на могучего коня и во весь опор поскакал из города, чтобы поспеть вовремя и постараться предотвратить бой. Он примчался, когда рыцари еще беседовали друг с другом. Он чрезвычайно обрадовался, что поспел до начала боя, и сказал им:

– Вы думали, сеньоры рыцари, устроить все без меня? Клянусь аллахом, чтобы поспеть сюда вовремя, я совсем загнал моего коня; от самой Гранады я мчался во весь опор, ни разу не остановившись.

С этими словами он соскочил с коня, подвесил свою адаргу на ветвь сосны, прислонил к ней копье и, подойдя к четырем рыцарям, сел вместе с ними.

О, благородные рыцари! Хотя и разной веры, и враги между собой, явившиеся сюда сражаться и убивать друг друга, они мирно беседовали, точно были друзьями [60]!… Никогда еще здесь не соединялось вместе подобных пяти рыцарей.

Благородный Муса сел рядом с добрым магистром и заговорил так:

– Я был бы очень счастлив, доблестные рыцари, если бы вы отказались от условленного боя, ибо он не приведет ни к чему иному, как к смерти одного из вас или вас обоих. Нет причин, вынуждающих вас сразиться. Я счел бы за великое зло смерть таких двух рыцарей, и вот причина моего поспешного сюда прибытия. Я прошу у вас этого, как милости, прошу и умоляю, главным образом сеньора магистра. Мне хотелось бы, чтобы мое прибытие не оказалось напрасным.

На этом благородный Муса закончил свои доводы, на которые доблестный магистр ответил следующим образом:

– Поистине, благородный Муса, я со своей стороны рад оказать вам эту небольшую услугу, ибо в тот самый день, как мы с вами подружились, я обещал вам делать для вас все, что только в моих силах. И если Альбаяльд согласен отказаться от вызова, я не буду настаивать на поединке, хотя и знаю, что это будет мне вменено как недостаток.

– Великая вам благодарность, сеньор магистр, – ответил Муса, – я ждал не меньшего от столь благородного рыцаря.

И, повернувшись к Альбаяльду, он спросил его:

– А вы, сеньор Альбаяльд, согласны ли оказать мне милость и оставить это дело?

– Сеньор Муса! Я вижу у себя перед глазами кровь двоюродного брата моего, пролитую острым мечом находящегося здесь магистра. Уже это одно обязывает меня не отступаться от боя, хотя бы меня в нем ожидала смерть. Если я паду от руки магистра, – славен будет мой конец, если же выйдет, что я убью его, – вся слава достанется мне. И в сказанном мною останусь тверд и непреклонен навеки.

Воинственному дон Мануэлю Понсе де Леон не нравились столь длинные речи, и он сказал:

– Сеньоры рыцари! Я не понимаю, для чего искать средств для умиротворения гнева сеньора Альбаяльда?… Он хочет отомстить за смерть своего двоюродного брата, – незачем откладывать мести, им желаемой. Для этого они оба и явились; бой должен кончиться смертью одного из них или их обоих. Мы же с сеньором Алабесом прибыли окончить начатый нами некогда поединок. И раз сегодня дело подошло к бою, давайте же сражаться, и пусть каждый из нас выполнит обещанный долг.

– Клянусь Магометом, – воскликнул Алабес, – это хорошо сказано! Муса будет дружкой всех четырех [61]. Не будем же больше терять времени и откладывать. Пусть дела сменяют слова. Хорошо бы только сначала исполнить одну вещь: дон Мануэль должен отдать мне находящегося у него моего коня и взять в свою очередь своего, который у меня, а потом возьмемся за оружие. И да благословит нас Магомет!