Земная кровь - Кейт Лаумер

— Все было построено еще в те времена, — с удовольствием объяснял Генри Дред. — Этот фонтан работает уже пять тысяч лет, а может, и больше. Если какой-нибудь механизм в этом городе и ломается, то восстанавливается автоматически.

Роун с интересом стал разглядывать дом за фонтаном с символом Земной Империи на двери и рядами балконов и окон.

— Похоже, эту дверь можно открыть, по всей видимости, люди отсюда ушли… Я имею в виду землян, — сказал он и замолчал, размышляя, как бы он чувствовал себя, будь этот дом его собственным. — Но здесь так красиво! Если они могли построить такое, то как же кто-то сумел их победить?

— Проигранная война, — бросил Генри Дред, подходя к фонтану. Он напился чистой воды из боковой струи и вытер рот тыльной стороной ладони. — Они называют ее проигранной войной, но это не так. Земля никогда войны не проигрывала. Скорее всего, она оказалась в патовой ситуации, пока мы не одержали окончательную победу. Кое-кто это понимает. Мы сумели разбить мощь ниссийцев, они больше не управляют Вселенной. Правда, ниссийцы по-прежнему блокируют Землю и заявляют, что у них есть новые крейсеры, действующие в дальней стороне Галактики. Но, по-моему, они пустили утку. Сам я никогда не сталкивался с ниссийцами. Кроме людей, гуков и джиков больше мне никого не доводилось встречать.

Они прошли сквозь разрушенные ворота, забрались на Боло. Генри Дред достал свой микрофон.

— Развернуться веером в боевом порядке, — рявкнул он. — Стрелять по всему, что движется! Роун не отставал от Генри Дреда.

— Пусто, — заметил он. — Никаких признаков местных жителей. Странно, почему? Здесь всего так много…

— Суеверие. Они боятся города, — Генри Дред внимательно изучал уличную обстановку. — Но это еще не значит, что их здесь нет. Впрочем, они, вероятно, правы, опасаясь города. Посмотри-ка туда, — и он указал на глубокий провал, черневший рваными краями. — Мина-ловушка, пояснил Генри Дред. — Не знаю сколько их, не исключаю, что весь город усыпан ими. Поэтому смотри в оба.

Они подъехали к стене, покрытой глиняной черепицей, из-под которой пробивались растущие изящные цветочки.

— Парк, — пояснил Генри Дред. — Весомое напоминание о прежней земной роскоши. Может, потом у нас и будет время осмотреть его.

— Здесь танк! — прорезался человеческий голос из-за соседнего дома. Боло Марк — Эх, фабричная марка свежая…

— Только не трогай его, тупоголовый идиот! — протрещал Кзак из Боло. — Я не хочу, чтобы чьи-нибудь грязные лапы прикасались к нему, пока я его сам не осмотрю.

Генри Дред рассмеялся.

— Это тебе не женщина, ты, плешивый череп. Это мой танк, и я его увижу первым.

— Слушай, я хочу слазить в парк, — сказал Роун. — Позови, когда понадоблюсь. Генри Дред насторожился.

— Да не убегу я, — успокоил его Роун. — Во всяком случае, до тех пор, пока ты держишь Железного Роберта в камере.

— Ну хорошо, — согласился Генри Дред. — Монет быть, если ты увидишь этот парк, то поймешь разницу между джинами и людьми. И тогда, вероятно, тебе станет ясно, чего я хочу.

— Босс! — позвал Кзак. — Посмотри-ка, полные баки, и магазины, и…

— Не трогай ничего! — крикнул Генри Дред Роуну. — У этих проклятых гуков яичница вместо мозгов.

— Ладно, — пообещал Роун и приготовился карабкаться по сучковатому старому дереву, которое возвышалось над стеной сада. — Пальни в воздух, когда захочешь, чтобы я вернулся.

— Смотри в оба, мальчик, — произнес мягко Генри и осекся. Он достал свой бластер Марк-XXХ и вручил его Роуну. — Я знаю, что ты вернешься, — сказал он, — и узнаешь много нового для себя.

Сидя на нижней ветке дерева, Роун подкинул пистолет в руке, определяя его вес. Он чувствовал твердость его металла, холод стали, с пламенной ее душой, и заключенную в нем мощь. Он решительно посмотрел на Дреда. Тот понимающе улыбался, догадываясь, какие чувства обуревают его сейчас. Вскоре капитан широким шагом пересек площадь. А Роун стал взбираться на деренов, вспоминая свои игры с грасилами, свой полет через каньон, Экстраваганзоо, дерево-недотрогу и свои последние дни в Тамбуле. На самой верхотуре он вспомнил натянутый на высоте канат, Стеллери на нем и ее встревоженный взгляд… Но тут перед ним распахнулся парк во всей своей мощи и красоте, и те воспоминания в этот миг улетучились бесследно. Его взгляду открылись следы Земной цивилизации, о восстановлении конторой так много говорил и думал Генри Дред.

В парке росла зеленая трава и пестрели цветы. Роун заметил маленький автоматический культиватор, движущийся вдоль тропинок, рядом с которыми вспенивались и разбрызгивали свои струи не тронутые временем фонтаны.

На ухоженной лужайке лежала упавшая статуя, лицом вверх. Ее поднятая рука указывала в небо.

Это был землянин. Настоящий землянин.

И он был похож на Роуна.

Спрыгнув со стены на упругую траву, Роун подбежал к статуе. Все — глаза, уши, лоб, мускулы — ну все, как у Роуна. Это, несомненно, был Землянин!

«Наверное, мой отец выглядел так же, — думал Роун. — Кто это? Мужчина? Откуда он приплел?» Он наклонился к основанию статуи. «Зем. Имп.» — гласила надпись, увенчанная голубем и ветвью. И ниже: «се — человек, июль 28, 12780».

— Се, — сказал Роун статуе, прикоснувшись к ней и задумавшись над тем, как же должно произноситься это имя.

Затем он очнулся от звука, витающего в воздухе. Он прислушался к мелодии, она, как и благоухающий тонкий аромат, слегка кружила голову. Она ничего общего не имела с той какофонией, которой одаривали слушателей цирковые извлекатели шума. Где-то глубоко — в сознании или подсознании — эта музыка навевала воспоминания о том, с чем сам Роун не сталкивался в реальности. О солнечном свете, которого он никогда раньше не видел даже во сне; о ветре, дуновения которого он никогда не ощущал; о тех местах, в которых он никогда не бывал…

«Мир» — снова и снова произносил про себя Роун и понимал, что Генри придал этому простому и такому всеобъемлющему слову какое-то иное, слишком узкое значение.

Весенне-зеленая трава покрывала холм до самого края тропинки и расстилалась дальше, между клумбами, усеянными роскошными яркими цветами. Какой-то широколистный голубой бутон с черными крапинками, словно алчущий зев, ритмично разбрасывал и снова собирал свои лепестки…

Музыка внезапно оборвалась и опять зазвучала, но уже совсем другая, пробуждающая смутные воспоминания о том, чему он, возможно, даже был когда-то свидетелем.

Он вдруг услышал игру фонтана, мелодичный звук серебряных водных струй. Затем в звенящую тишину ворвался зов рожка, настойчиво набирающий свою звуковую высоту и силу, словно только для того, чтобы разомкнуть старые замки запертой памяти Роуна. В пронзительный зов рожка мягкой дисгармонией вплелась струнная музыка. Она то внезапно исчезала, то возвращалась в чуть иной вариации. А теперь рожок бросал ей вызов, неожиданно подхватив струнную мелодию. К их дуэту присоединился далекий колеблющийся звук, пробудивший в душе Роуна острое щемящее чувство, пронзившее все его существо. В конце концов оно прорвалось наружу его горькими слезами по старым, потерянным, но таким прекрасным и бесконечно дорогим вещам… Которых, может быть, никогда у него и не было?..

Толстая пчела, прожужжав, приглушенно загудела в цветке в поисках нектара. С материнской заботой цветок распахнул перед ней свои лепестки, и вскоре, вся покрытая желтой пыльцой, она горделиво полетела прочь.

Роун рассмеялся. Его тоска рассеялась.

Музыка тоже засмеялась. И маленькая флейта захихикала, поддразнивая и убегая прочь, словно приглашая последовать за собой.

И, подчинившись, Роун двинулся вслед за звуком.

Раскинувшись на огромном пространстве, парк утопал в букете ароматов всевозможных цветов. Он манил голубым озером, на водной глади которого, слегка покачиваясь, белели нежные цветы и стройные длинношеие птицы. Едва Роун ступил на берег, они доверчиво к нему поплыли, словно легкие белые лодочки.

От озера Роун повернул в заросли, туда, где виноградные лозы со сладкими ягодами образовывал и целые беседки. Он миновал солнечные склоны, покрытые колышущимися на ветру трапами, тенистую рощицу, порядком заросшую мхом, и попал в темный туннель кустов, который внезапно вырывался на солнечную поляну.

Роун ступил на широкий тротуар из камня-плитняка, протянувшийся вдоль пенящихся фонтанов до террасы с колоннадой. Над террасой возвышался узорчатый свод каменной кладки. Вся архитектура дома привлекала изяществом и воздушностью.

Почувствовав жажду, Роун зачерпнул ладонью спокойную, гладкую воду. Она пахла солнцем и приятно пенилась во рту.

Но вода здесь была не для каких-то утилитарных целей, даже не для питья, — она просто извергалась в воздух, чтобы потом опять упасть водоем. И это нравилось Роуну — только могущественная цивилизация могла позволить себе вздымать целые потоки воды лишь ради удовольствия наблюдать за ее искрящимися разноцветными брызгами.