Экспедиции в Экваториальную Африку. 1875–1882. Документы и материалы - Пьер Саворньян де Бразза

Перед этими примитивными и невежественными людьми они кичились своей причастностью к власти белых, создавая впечатление, будто эта власть озабочена единственно тем, чтобы поддерживать их ложь, их жульнические сделки, а иногда прикрывать их распущенность по отношению к прекрасному полу, которую как богачи они себе позволяли; они действительно были богатыми; это для них павины, чье число все более и более увеличивалось, добывали каучук в лесах, примыкающих к побережью. Экспорт приносил им многомиллионные доходы[535], а дикари за свой тяжелый труд получали лишь несколько сотен тысяч франков.

Гражданские и военные власти, сконцентрированные в Либревиле, почти не вмешивались в их отношения, а если и вмешивались, то защищали только одну из сторон; так что павины познакомились с нашей цивилизацией исключительно как с силой, постоянно подвергавшей их наказанию, – деревни павинов просто сжигались.

Прошло уже двадцать три года с их появления на побережье, но до сих пор наш контроль над судоходными реками Габонского эстуария не распространяется далее ружейного или пушечного выстрела и сохраняется до тех пор, пока там стоят наши канонерки.

И теперь, когда выродившиеся племена, которых мы поддерживали, исчезли, сметенные массовым вторжением павинов; когда каучуковые запасы ближайших к побережью лесов оказались исчерпанными[536]; когда ради стабильного процветания нашей колонии мы встали перед необходимостью развивать промышленность и сельское хозяйство, – вместо того, чтобы использовать силу нового народа, который бы своим трудом заставил плодоносить эту благодатную землю, особенно пригодную для культуры кофе, сахарного тростника и какао, мы сталкиваемся с глубоко укоренившимся в нем чувством ненависти, враждебности и агрессивности по отношению к белым, что делает неизмеримо трудным сближение, столь нужное для мира и блага этой страны.

Но вернемся к оканда и ошеба Огове, павинам из внутренних областей, которые помогли перенести по суше через их территорию наш багаж и среди которых я и мой эскорт в составе двух лапто прожили несколько месяцев в полной безопасности.

Торги завершились; деловая суета покинула землю оканда; погода нам благоприятствовала, и мы были готовы к отъезду. Пришло время прощаться с нашими друзьями, которые, хотя и с печалью в сердце, желали нам доброго пути: из всех деревень, мимо которых мы проходили, до нас доносились слова: «Да пребудет мир с вами!»

Адума очень гордились тем, что поведут наши пироги, груз которых значительно увеличился за счет освобожденных рабов, к слову, очень плохих гребцов; они радовались, что скоро увидят родной край. Батто, один из вождей, удостоился чести вести мою лодку.

Оканда, чувствуя себя под нашей защитой, планировали использовать плавание ради личных дел. Каждый гребец погрузил на борт сундучок, полный самых разнообразных вещей. От тяжести лодки едва не уходили под воду.

Наша эскадра состоит на этот раз из тридцати трех пирог, из них семь больших, на которых находится по восемнадцати или двадцати гребцов, двадцать пирог среднего размера и десять маленьких[537]. Последние с двумя или тремя гребцами на борту выполняют разведывательные задачи, следуя впереди или позади колонны.

Несколько молодых женщин оканда сопровождают своих мужей; они ночуют в разбитом на песчаной мели лагере и садятся в свои муссики, как только замечают, что мы слишком удалились от них. Мы запаслись большим количеством мпунду (сушеная или обжаренная на огне маниока) на случай, если павины, когда мы будем проезжать мимо них, окажут вооруженное сопротивление или же откажутся продать продукты питания, что, по правде говоря, маловероятно.

По пути нам приходится задержаться на два или три дня на островах напротив устья Офуэ, чтобы подождать отставших.

Мбуенджиа, нганга[538] фетишей в верховьях Огове, совершает с некоторой пышностью ритуал очищения: он дает каждому старшему по пироге кулек из листьев с зернами, травинками, когтями или шерстью животных – словом, всеми предметами, которым суеверие приписывает сверхъестественную силу.

По возвращении расходы на культ будут оплачены из расчета один баран и один накомарник с лодки.

Несколько камешков и немного земли, помещенных на носу пироги, обеспечивают путешественникам покровительство ларов[539].

Впрочем, перед тем, как решиться на отъезд, каждый старший по пироге советуется со своими личными фетишами, какую линию поведения выбрать; лучшей считается та, которая пришла ему на ум в момент контакта с духами.

Духи готовы подсказать людям решение только тогда, когда те разбудят их, тряся ротанговой флягой, наполненной зернами, и окропляя слюной, смешанной с соком пережеванной колы[540].

Некоторые виды камыша и другие травы, растущие перед обителью фетишей, также считаются оберегами. Гребцы обматывают ими лодыжки или запястья и не снимают в течение всего путешествия.

Конечно, туземцы увидели волшебную силу и в вспышке бенгальских огней, когда те внезапно осветили весь лагерь, живописно разбросанный по маленьким островкам и песчаным мелям.

Глава XVII. Из страны Оканда в страну Адума. Фаны-макеи, или ошеба

На следующий день, весело рассевшись по лодкам, мы поднимались вверх по Огове, увозя в нашу новую штаб-квартиру багаж, долгие месяцы остававшийся в Лопе.

Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, насколько плохо был закреплен наш груз – наспех и в беспорядке. Проходя один из тех порогов, которые особенно опасны, потому что почти незаметны, моя пирога делает ошибочный маневр, поворачивается к течению боком и не слушается гребцов; несколько мгновений спустя мы ударяемся о скалу и останавливаемся; поток сразу же обрушивается на ящики, связанные лианами. Я думаю только о том, чтобы спасти секстант и хронометр. Мы рискуем лишиться многих вещей. Верный Амон прилагает все усилия для их спасения. Мои промокшие книги, бумаги, карты представляют жалкое зрелище.

От большого порога Паге[541], бурлящего у подножья массива Моквеле (восточной оконечности Долины Оканда), до нашего лагеря, который вечером мы разбиваем выше большого острова Мбама, Огове пролагает свое русло между холмами – отрогами высоких соседних гор. Левый берег менее холмистый, чем правый; оба они покрыты лесом.

Мы плывем по теснинам, напоминающим теснины в стране окота или апинджи, однако рельеф гор иной: если там они представляют собой вертикальные или косые гребни, местами с провалами, то здесь это горизонтальные пласты, наложенные друг на друга в форме чешуи. Меняется и характер порогов, а следовательно, и действия гребцов. Шесты помогают мало, поэтому люди размещаются на каменистом берегу, и в то время как двое самых сильных, оставшихся на пироге, держат направление и смягчают удары, другие, опираясь о скалы, тянут лианы и, напрягая все свои мускулы, с невероятной медлительностью тащат за собой лодки, которые постоянно заливаются водой[542].

У западной оконечности острова Мбама мы причаливаем почти у подножия Моконго. Гора отвесно поднимается приблизительно на сто пятьдесят метров. Фаны, живущие в деревнях, расположенных на высоких берегах, контролируют узкий проход, защита которого не представляет для них никаких трудностей.

Адума и оканда, кажется, встревожены, увидев фанов, бегом спускающихся к самому краю реки. Они так близко, что можно различить жемчужины в бородах, заплетенных в косички, тонкие камыши, протыкающие ноздри у женщин, и татуировки.

Вооруженные как обычно, фаны узнают меня и встречают с нескрываемым дружелюбием. Мы покупаем у них кое-какие продукты. Остановка здесь коротка, поскольку мы должны до ночи миновать Нджего, на что потребуется три часа энергичной гребли.

Порог Нджего, то есть «Тигр»[543], обязан своим именем грохоту волн, которые стремительно несутся по коридору шириной не более двадцати метров. Небольшой лесистый островок, покоящийся на высоких скалах, делит здесь Огове на два рукава; но этот коридор, как бы вырезанный между двух отвесных стен, – единственный, по которому можно пройти, и мы готовы рискнуть. Мои страхи, что гребцы оробеют, лианы порвутся и пироги опрокинутся, на этот раз, к счастью, не оправдываются: к вечеру мы беспрепятственно прибываем к месту нашей новой стоянки.

Утром мы расплачиваемся за свой ночной отдых. Неожиданно поднявшаяся на восемьдесят сантиметров вода унесла две лодки. Боайя и его люди на пустых пирогах бросаются на поиски.

После двух часов головокружительного спуска они находят лодки, целыми и невредимыми выброшенными на берег недалеко от Ашуки. Несколько туземцев приходит им на помощь; мы ждем довольно долго, пока уплывшие пироги и их спасители не присоединятся к общему каравану. Наконец 20 марта мы снова пускаемся в путь.