Темные тропы - Мэтью Гэбори

Алдорн направлялся к конюшне, когда услышал первые раскаты грома, прозвучавшие вдали. Дожди были благом для его промысла, и улыбка расцвела на его лице, когда он поднял глаза к потемневшему небу, затянутому облаками. Через несколько часов, вне всякого сомнения, «Черный Вепрь» окажется идеальным убежищем для конвоя, который передвигался по Дороге, пролегавшей у подножия холма. Он собирался после полудня наколоть дров, принесенных ближнего леса, но решил отложить эту работу и пойти помочь жене.

Войдя в конюшню, он выколотил свои сабо о каменную тумбу, специально для этого поставленную Он любил, чтобы клиенты отмечали чистоту его заведения, и особенно заботился о содержании конюшни в таком же порядке, что царил в его харчевне.

Алдорн сразу почуял неприятный запах в помещении и нахмурился. Пахло тухлятиной, и скорее всего это был труп крысы, сдохшей этой ночью и гнившей теперь в одном из стойл. Он выругался и схватил вилы на случай, если другие крысы вообразили бы, что им можно тут разгуливать.

– Только не это! – проворчал он, проникая в первое стойло.

Цвет земли, покрывавшей пол, вырвал у него крик изумления. Она была мерзкого сероватого оттенка, как если бы кто-то посыпал ее пеплом. Алдорн был человеком прагматичным, и такие загадки были выше его понимания. Не зная, что предпринять, он выбрал самое простое: всадил вилы в эту пепельную землю, желая убедиться, что это ему не снится. Ее плотность заставила его вздрогнуть. Он отпрянул и шумно втянул носом воздух. Запах становился все более едким и начинал всерьез его беспокоить.

– Что за паскудство такое?! – проскрежетал он сквозь зубы, идя по проходу, когда первые капли дождя уже ритмично стучали по крыше.

Он заглянул в соседнее стойло и увидел, что в нем точно так же заменена та хорошая чистая земля, какою он обычно посыпает пол.

– Но черт возьми, этого же просто не может быть… – произнес он, почувствовав, как лихорадочно забилось его сердце.

Некое подозрение мелькнуло у него в голове, но он не обратил на него внимания. Он крепче сжал черенок своих вил и одно за другим обошел все стойла конюшни. Он нигде не обнаружил никакого сдохшего зверька, но по неведомой причине земля везде изменила цвет. С подступающей от тлетворной вони тошнотой он ощутил потребность в свежем воздухе и вышел наружу. Ему не хотелось пугать супругу, но надо же было что-то делать. Первые клиенты не заставят себя ждать. Застигнутые дождем путники непременно завернут сюда в поисках убежища.

Он распахнул двустворчатую дверь и остановился на пороге. Потоки дождя скрыли горизонт и погрузили всю округу в серый туман. Он воткнул вилы сбоку от крыльца и сделал долгий выдох, чтобы избавиться от гнилостного привкуса в своем раздраженном горле. Он не имел ни малейшего представления о природе этой злосчастной порчи, и это мешало ему спокойно подумать, как побыстрее от нее избавиться. Конечно, он предпочел бы посоветоваться со своей супругой, которая никогда ни в чем не сомневалась и так легко умела его успокоить, но сейчас она скорее всего поднимет его на смех. «В конце концов, – подумал он, – не могла же земля сгореть без огня… Тут была хотя бы какая-то ясность».

Алдорн пришел к выводу, что стал просто жертвой переутомления. Он резко повернулся, задержал Дыхание и опять вошел в конюшню, оставив дверь открытой. Ничто не изменилось.

Если не считать ни с чем не сообразного присутствия четырех типов в дальнем конце узкого прохода, делившего конюшню надвое.

Алдорн приглушил возникшую от изумления икоту и, подавшись назад, споткнулся о собственные вилы. Он вырвал их из земли и наставил в сторону неподвижных фигур.

– Эй, кто вы? – крикнул он. Четверо незнакомцев никак не отреагировали. Алдорн решил, что шум дождя заглушил его голос. Он окликнул их снова, уже громче, но ответа так и не получил. Растерявшись и совершенно не представляя, хороши или скверны намерения четырех посетителей, скрытых полумраком, Алдорн предпочел остаться снаружи, невзирая на потоки воды, низвергавшиеся на холм.

Сердце подсказывало ему, что не стоит запросто приближаться к ним, что следует проявить твердость и ясно дать им понять, что эта конюшня является частной собственностью, в данном случае его собственностью, и что, если они зашли не для того, чтобы пообедать, у них нет никакого права здесь находиться. Однако был еще какой-то внутренний голос, твердивший ему совсем другое. Он требовал быть настороже с этими странными бродягами, которые проскользнули в конюшню так, что он этого даже не заметил. Впрочем, было ли это возможно? Конечно нет… Ведь он одно за другим обшарил все стойла и знал, что спрятаться просто негде. Может быть, они воспользовались той мину той, когда он отвлекся и прочищал свои легкие, стоя на крыльце? Неслышными шагами, под шум грозы, могли бы тогда прокрасться внутрь…

Невозможно.

Значит, эти бродяги пришли ниоткуда. Он сглотнул, охваченный иррациональным страхом. Ему вспомнились различные слухи и страшные рассказы, разносимые клиентами, которые приводили в ужас его дочерей и вызывали у его супруга приступы оглушительного хохота. Она-то ничему этому не верила. Она утверждала, что посетители харчевни все это преувеличивают специально для того, чтобы попугать ее дочерей. «Даже если это и так, голубчик, – повторяла она ему уже под одеялом, – никогда не забывай, что нас охраняют Грифоны. Что вообще, по-твоему, может случиться?»

– Что вообще, по-твоему, может случиться? – принялся он повторять как заклинание.

Дождь настолько усилился, что он уже почти не мог разглядеть дальнюю часть конюшни. Он выругался для храбрости и с бьющимся сердцем вновь вошел внутрь.

Его сразу затошнило от вони, и он задержал дыхание, ругая себя за то, что не прихватил с собой фонарь, хотя и видел темные тучи. Из соображений экономии он завел только один фонарь и пользовался им лишь с наступлением ночи, чтобы закрыть харчевню. Он зажал нос рукавом, чтобы, вдыхая запах шерсти, остановить подступающую рвоту, после чего попробовал разглядеть что-либо в темноте.

Центральный проход был пуст. Инстинкт заставил его прижаться к стене с вилами в руках. Он обшарил конюшню глазами и увидел лишь знакомые очертания стойл. Четырех фигур как не бывало. Между тем вонь Упорно держалась и земля сохраняла пепельный цвет.

Шум грозы все нарастал, и дождь не переставая молотил по крыше. Потом из темноты прогремел злобный голос:

– Черт, я никогда не привыкну!

Выпучив глаза, Алдорн уставился на массивную фигуру харонца, возникшую из темноты.

Он был ростом около четырех локтей. Голый до пояса, он выставлял вперед огромное брюхо, которое жирными складками нависало над широким поясом из черной кожи, продолжением которого был красный шерстяной передник, доходивший ему до середины бедер. Ровные ряды гвоздей, по десять штук в каждом, шли по поверхности его груди и вычерчивали до самой шеи пунктирные линии с медным отливом. Привинченная к плечам, его ожиревшая голова обнаруживала первые признаки гниения. Его дряблые щеки и двойной подбородок имели фиолетовый оттенок, нос усох, а тонкие губы, казалось, были подведены углем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});