Терпкий вкус тутовника - Маша Трауб

– Тяжеленький стал, а у меня спина…

Могла покормить. Раз в неделю. В удовольствие, а не чтобы помочь. И говорила, говорила, говорила. Как нужно воспитывать, чем кормить, как пеленать, во сколько укладывать. Лариса не спорила. Гоша вообще не знал, с какой стороны подойти к сыну. Ларисе он сказал:

– Вот исполнится ему лет пять, чтобы уже диалог был, тогда я им займусь.

Когда Георгию исполнилось два года, Нелли Сергеевна договорилась насчет садика. Ведомственного. Лариса не хотела отдавать сына в детсад. Боялась, что он будет плакать, боялась, что от нее отвыкнет, боялась остаться одна. Но Нелли Сергеевна заявила, что ребенок должен социализироваться, развиваться. А в саду – педагоги, музработники, бассейн. А что Лариса ему дать может? Ничего.

Из сада Георгий принес вшей. Лариса мазала маленькую головенку дустовым мылом, надевала шапочку для бассейна, повязывала платочек, чтобы Георгий содрать не мог. Потом смывала, вычесывала частым гребешком над полотенцем. Георгий плакал – больно. Но Нелли Сергеевна не разрешила коротко подстричь внука – кудрявые локоны ее умиляли. Вину за педикулез свекровь почему-то свалила на Ларису. Если бы та следила за сыном, никакие бы вши не завелись. Нелли Сергеевна была убеждена, что в ведомственном саду вши не могут появиться по определению.

Где-то в то время Лариса начала клеить кукольные домики. Сын был в саду, французский Лариса бросила, заняться было нечем. А когда она делала что-нибудь руками, успокаивалась. Лариса купила картон, клей, кисточки, ткань, пряжу… Домик получился большой. Размером с прикроватную тумбочку. Лариса сделала заднюю стенку, два этажа, лестницу, половину крыши. Дом был как бы распиленный поперек. Лариса клеила стульчики, рисовала тонкой кисточкой узоры на стенах, шила маленькие подушечки и раскладывала их на картонном диване. Это был ее собственный дом.

Она не показывала дом никому из домашних. Нелли Сергеевна была женщина воспитанная и всегда стучалась, прежде чем войти в комнату. Лариса успевала запихнуть дом за шкаф. Гоша приходил поздно. А если получалось рано, не спрашивал, чем целый день занята жена.

По вечерам, после того как Георгий был накормлен, выкупан и уложен спать, Лариса открывала свой домик и шепотом рассказывала сыну сказку. Придвигала настольную лампу, чтобы свет падал на комнатки, и спрашивала: «Жорик, кто сегодня будет жить в нашем домике?» В доме жили солдатики, ковбои, хоккеисты… Они ходили друг к другу в гости, пили чай, защищали дом от драконов… Жорик принимал игру матери и тоже переходил на шепот. Это была их маленькая тайна.

– Мам, а почему бабушке нельзя про домик рассказать? – спросил как-то Георгий.

– Бабушка ведь тоже захочет пожить в домике, а она там не поместится и очень расстроится, – сказала Лариса.

В один из вечеров, когда Лариса пришла забирать из сада Георгия, ее отвела в сторону воспитательница.

– Не хочу вас пугать, но вам стоит обратить внимание на сына, – сказала воспитательница.

– А что случилось? – испугалась Лариса. – Он кого-то обидел?

– Нет, нет, не в этом дело. Георгий – послушный мальчик. Только у нас сегодня было методическое занятие по определению психологического состояния детей, и результаты показали, что у вашего сына – сложности.

Лариса опустилась на детскую скамеечку.

– Подождите, я сейчас, – сказала воспитательница и пошла к своему столу. Вернулась с листочком бумаги. Протянула Ларисе.

На листочке был нарисован дом. Корявый, с неровными стенами и пошатнувшейся крышей. Но это был дом, склеенный Ларисой. Разрезанный посередине. Два этажа и лестница. А в комнатках – фигурки человечков. Лариса чуть не расплакалась от счастья. Ей очень понравился рисунок. У Жорика было чувство пространства. Очень прилично для его возраста. Воспитательница смотрела на Ларису с видом: «Теперь-то вы понимаете, что я имею в виду?» Лариса сразу успокоилась и спросила:

– Это дом. Замечательный рисунок. А что?

– Вы, конечно, не обязаны знать методики дошкольного развития, – начала объяснять воспитательница, – но рисунок дома – главный тест, который показывает внутреннее состояние ребенка. Если ребенок рисует дом, например, с трубой, из которой идет дым, или окошко с занавесками, дверь – значит, все в порядке. Ребенок нормально развивается. Вот, посмотрите на рисунки других детей.

Воспитательница сбегала к столу и принесла пачку листочков. Они были все одинаковые. Квадрат – стены, маленький квадратик – окно, треугольник – крыша, закорючки – ступеньки, палочки – трава. Солнышко с лучами.

– Видите, как рисунок вашего сына отличается от остальных. Почему дом двухэтажный? Почему он как бы распилен надвое? Ни одного окна. И комнаты. Почему столько комнат? И никакого пейзажа вокруг дома. Я не хочу вас пугать, но обратите на это серьезное внимание. Может, вам стоит проконсультироваться с детским специалистом?

– Спасибо, – сказала Лариса. Она улыбалась и ничего не могла с этим поделать – у нее замечательный, талантливый сын. Воспитательница смотрела подозрительно.

Регина видела внука раза три. Специально в Москву приезжала. Останавливалась у Екатерины Андреевны. Туда же приезжала Лариса с Жориком. С московскими родственниками Регина так и не познакомилась. Да не очень-то и хотела, к облегчению Нелли Сергеевны.

Регина обиделась на дочь. Удачно вышла замуж, деньги есть, а родителям не помогает. Володя болел – почки отказывали. Деньги были нужны. На Сашку надежды никакой. Так и болтался без дела. Подрабатывал. Но все и тратил – на водку. Лариса не могла объяснить матери, что не может попросить у мужа денег. Он давал, но по мелочи. Хозяйством заведовала Нелли Сергеевна. Все, что нужно было Жорику, тоже она покупала. Не доверяла Ларисиному выбору. А Регина сердилась.

Каждый приезд в Москву Регины заканчивался скандалом. Екатерина Андреевна металась между Ларисой и подругой.

– Нет, ты скажи мне, – кричала Регина, обращаясь к Екатерине Андреевне, – почему она нам не помогает?

– Она же посылает… – заступалась Екатерина Андреевна.

– Да. Посылает. По большим праздникам.

– Значит, больше не может.

Екатерина Андреевна знала, что Лариса специально откладывает, чтобы послать.

– А почему не может? Что в этом такого? Разве зять не должен помогать родственникам? Я ей, между прочим, мать. Могла бы попросить. Ничего бы с ней не сталось. А то вон гордая какая.

– Дело не в гордости. Попросить она может, но ей все равно не дадут.

– Значит, надо еще раз попросить. Или пусть работать идет.

– Ты не понимаешь, Регина, там такая семья…

– Значит, надо было нормальную семью выбирать. А не дипломатическую. Тоже мне, послиха хренова.

Лариса молчала. Сидела, слушала, как будто ее и не было. Знала, что мать все равно не переубедишь. Но вину свою чувствовала. Регина заводила разговор на другую любимую тему – внук.

– А объясни мне, почему она не может к нам приехать с Жориком. На лето? Что ей мешает? Или ей уже наш Владикавказ не по статусу?

– Регина, не мели чепухи. Кто ж ее отпустит?

– Она что, в тюрьме сидит, чтобы ее отпускали? Села и приехала. Вон Жорик ко мне не подходит и бабушкой не называет.

– Он тебя редко видит.

– Правильно, привозила бы, видел бы чаще.

Лариса после визитов матери еще неделю плакала.

Жорику-Георгию едва исполнилось семь лет, когда Гоша бросил Ларису. У Гоши случился роман с новенькой сотрудницей пресс-службы – девушкой из дипломатической семьи, Катей. И возможно, ничего бы и не было. Как не было раньше. Лариса знала о романах мужа – Катя была далеко не первая, – но старалась о них не думать. Но Кате интрижка на работе была не нужна, она хотела замуж и подключила тяжелую артиллерию – своих родителей. А Катины родители были знакомыми знакомых Гошиных родителей по внешнеполитическому корпусу. Катина мама встретилась с Гошиной мамой, жены дипломатов пообщались, нашли друг друга женщинами умными и взяли дело в свои руки. Интерес был взаимовыгодный: Катя получала мужа из приличной семьи, Гоша – отдельную квартиру в центре Москвы плюс продвижение по службе. Дамы на прощание расцеловались, и Ларисина судьба была решена.

Разговор с Ларисой взяла на себя свекровь. Рассказала все прямым текстом, без обычных словесных реверансов. Лариса кивнула и ушла в комнату. Неожиданно рано вернулся Гоша.

– А как же Жорик? – только и спросила Лариса.

Гоша вышел из комнаты.

Разводились через суд. Только на суде Лариса поняла, что прожила столько лет под одной крышей с абсолютно чужими людьми. Лариса приходила на заседания одна, Гоша – с матерью. Георгий в связи с домашними проблемами был отправлен в школу с полным пансионом. Интернат, проще говоря. Лариса слушала, что говорит в суде свекровь, и думала, что говорят не про нее, Ларису, а про какую-то другую, ужасную, женщину. Свекровь напирала на то, что Лариса не заботится о сыне – ребенок нервный, больной, недокормленный. Сначала Лариса думала, что свекровь объявила войну, опасаясь за имущество – часть Ларисе все же полагалась, как совместно нажитое. Однако ночью после второго заседания до нее наконец дошло. Лариса даже проснулась от ужаса. Свекровь хочет лишить ее родительских прав и «отсудить» у нее Георгия. Следующей мыслью было поехать прямо сейчас в интернат, забрать сына и вернуться во Владикавказ. Лариса встала, умылась и поехала к Екатерине Андреевне. Посоветоваться. Рассказала ей про суд, про то, что говорит Нелли Сергеевна.