Цветы со шрамами. Судьбы женщин в русской истории. Измена, дружба, насилие и любовь - Василий Дмитриевич Гавриленко

он признался в измене:

«Что ее величеством я недоволен и обижен, об этом с женою своею я говаривал и неудовольствие причитал такое, что без награждения рангом отставлен; а чтоб принцессе Анне Леопольдовне быть по-прежнему, желал я для того, что при ней мне будет лучше».

Выяснилось еще, что Наталья Лопухина посмела утверждать немыслимое: Елизавета не является дочерью Петра, она бастардка от фаворита ее матери Виллима Монса. Простить такое императрица никак не могла.

Приговор был чрезвычайно суров: Степана, Наталью и их сына Ивана приговорили к колесованию. Пока они ждали казни в застенке, Елизавета проявила императорскую милость. Смерть была заменена на наказание кнутом, урезание языка, конфискацию всего имущества и ссылку в Сибирь.

Первым наказали Ивана Степановича, затем его отца Степана Васильевича. Наталья отправилась на эшафот последней. Лишившись имущества, чести и языка, Наталья Лопухина была сослана в Селенгинск. Елизавета Петровна правила долго – 20 лет, и все эти годы ее бывшая соперница находилась в ссылке.

Несмотря на то, что «дщерь Петрова» была значительно моложе, Наталья пережила ее и с воцарением Петра III вернулась в Петербург. Начала даже бывать при дворе, но мало кто узнавал в дряхлой, сгорбленной старухе былую красавицу. Как написал биограф Натальи Федоровны Дмитрий Бантыш, по мнению которого Елизавета сгубила Лопухину из зависти:

«Время и печаль изгладили с лица красоту, причинившую погибель Лопухиной».

Наталья Федоровна давно потеряла мужа, сына, вместо речи из-за лишения языка ей было доступно лишь малопонятное мычание. 11 марта 1763 года, уже во времена правления Екатерины II, Наталья Лопухина тихо скончалась и была похоронена в московском Спасо-Андрониковом монастыре.

Так сложилась жизнь женщины, которая была наделена восхищающей всех красотой, но за этот дар небес ей пришлось заплатить слишком суровую цену.

Скупщик девочек

«За нее красная цена – 10 рублей серебром!» – усмехнулся скупщик, искоса взглянув на Адибу. По его ставшим вдруг масляно-елейными глазкам Ирек, отец Адибы, понял – врет, жадный торгаш.

Девку он вырастил что надо: высокая, стройная, черная коса ниже пояса и толщиной с руку. По улице идет – деревенские парни шеи сворачивают. Молодая еще, конечно, всего-то 13 годков, но уже далеко не каждая двадцатилетняя по красоте с Адибой сравнится.

Иреку очень хотелось сказать: «Не хошь называть настоящую цену, ступай, батюшка, не держим, дочка и самим пригодится». Но не мог. Пятнадцать детей мал мала меньше на руках, а жена недавно на тот свет отправилась – надорвалась, бедняжка. Куда ему столько ртов прокормить? Иной раз как тоска найдет, думает: не взять ли веревку да не пойти ли в лесок? Но на детей посмотрит – и не идет.

Так что продать Адибу придется. Тем более скупщик райскую жизнь для девчонки сулит. Будет в Турции женою султана, будет кататься как сыр в масле… «Пятнадцать рубликов бы», – слабым голосом проговорил Ирек.

Скупщик осклабился и, хлопнув крестьянина по колену, сказал: «Изволь, два рублика накину, но больше – не мечтай. Тут вон у твоего соседа тоже дочь собой недурна».

Работорговля с незапамятных времен была одной из важнейших статей дохода князей и феодалов из Центральной Азии и Кавказа. Лишь после прихода русских это явление стало понемногу изживаться, хотя сохранялось вплоть до конца XIX века.

Согласно свидетельствам многих древних авторов, на Северном Кавказе работорговля зародилась еще в античный период. Местные племена постоянно враждовали друг с другом, захватывая в плен молодых мужчин и женщин. Невольницы с Кавказа, отличавшиеся отменными внешними данными, были невероятно популярны не только в странах Востока, но и в Европе.

Европейцы, побывавшие на Кавказе в Средние века, практически всегда упоминали о случаях купли-продажи живого товара. Так, баварский солдат и путешественник Иоганн Шильтбергер, побывавший в Зихии (Черкесии) в середине XV века, писал о местных как о злых людях, продававших язычникам собственных детей, своих и тех, которых они украли у других.

Еще один путешественник, генуэзский историк и этнограф Джорджио Интериано, написал в 1502 году книгу «Быт и страна зихов, именуемых черкесами. Достопримечательное повествование», в которой сообщил:

«Они нападают внезапно на бедных крестьян и уводят их скот и их собственных детей, которых затем, перевозя из одной местности в другую, обменивают или продают».

С XIII по XV вв. итальянские фактории на Черноморском побережье вели активную торговлю рабами с адыгами. Генуэзцы редко покупали рабов-мужчин, и постепенно этот «сегмент рынка» практически исчез. Зато итальянцы с удовольствием покупали молодых красивых женщин, становившихся наложницами европейских феодалов и аристократов.

В конце XV века причерноморские колонии итальянцев захватили турки. С этого момента главным направлением кавказской работорговли стала Османская империя. Поставщиками по-прежнему были горцы, однако у них появился мощный конкурент – крымские татары. Татары нападали на всех подряд, в том числе на славянские поселения в Речи Посполитой и на Руси.

На невольничьих рынках все чаще стали появляться светловолосые девушки с бледной кожей, особо ценившиеся в сералях турецких богачей. Горцы не желали отставать от конкурентов, тоже наладили каналы поставки «белых» красавиц, нападая на русские и казачьи поселения на Кавказе.

Своего пика торговля рабынями на Северном Кавказе достигла в XVIII веке. Черноморское побережье от Гагр и до первых русских поселений превратилось в один сплошной невольничий рынок, где горцы производили торг с турками. Рабов продавали в Тарки, в Дербенте, в селении Джар на границе с Грузией, в османских крепостях Анапа и Геленджик, в Сухум-Кале, Туапсе, Хункале и т. д.

Эта варварская практика не была пресечена и в XIX веке, когда из Черкесии ежегодно вывозилось до четырех тысяч невольников. Большинство рабынь на рынках Северо-Восточного Кавказа были христианками. На Северо-Западе в основном продавали абхазок и черкешенок. Историк XVIII века Клод-Шарль Пейсонель в труде «Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750–1762 гг.», писал:

«В зависимости от того, к какой национальности принадлежат порабощенные, назначается и их цена. Черкесские невольники привлекают покупателей в первую очередь. Женщин этой крови охотно приобретают в наложницы татарские князья и сам турецкий султан. Есть еще рабы грузинские, калмыцкие и абхазские. Те, кто из Черкесии и Абазы, считаются мусульманами, и людям христианского вероисповедания запрещено их покупать».