Чувства в клетке (СИ) - Янова Екатерина

Марина застыла на ней взглядом лишь на пару секунд. Потом… бросок кобры — вот сравнение, которое пришло мне в голову. Потому что это было настолько молниеносно, что я не успел даже вздохнуть. Зульфия оказалась прижата к стене мертвой хваткой на шее. Она хваталась за стальную руку Марго (а сейчас здесь была именно она) и беспомощно хрипела, с ужасом взирая на меня умоляющим пораженным взглядом. Я думал, что в случае чего мою смертоносную женщину сдержат швы на ноге и сломанное ребро, но теперь я точно знаю, что Марго такими мелочами не остановить.

— Марина, отпусти ее, — бросаюсь я на спасение своей няньки, — это я пригласил Зульфию.

— Конечно, отпущу. Только если эта тварь скажет, куда они со своей сучей сестричкой дели моего ребенка.

— Если знает, она скажет. Марина, я тебе говорил, Зульфия не такая как Зухра. Она не имеет отношения к ее делам. Отпусти, ты ей шею сломаешь, тогда она точно ничего не скажет.

Я реально испугался за жизнь Зульфии, но еще у меня мурашки побежали по спине, когда увидел лицо Марины. Оно было перекошено болью и злобой. Она едва ли отдавала отчёт своим действиям, поэтому, когда она начала медленно отпускать руку, я не знал, чего ждать дальше. Зульфия сползла по стенке, хрипя и держась за горло, Марина тоже была бледной и еле стояла на ногах. Сейчас я это точно видел. Поэтому я даже не знал, кому первому бросаться на помощь. Попытался взять Марину за руку, но она оттолкнула меня, и медленно отошла к кровати. Поэтому я помог подняться Зульфие, пытаясь успокоить ее и объяснить хоть что-то. Усадил ее на стул.

— Амин, что это за сумасшедшая? Я ее не знаю.

— Тихо. Сейчас разберемся.

Зульфия вскакивает.

— Я пойду.

— Стоять! Только сделай шаг в сторону двери, и тебя никто уже не спасет! — цедит Марго. Зульфия бледнеет еще больше и медленно садится на стул. Смотрит внимательно на Марго.

— Твое лицо мне знакомо, но не помню, откуда, — тихо говорит Зульфия.

— Знакомо, говоришь? А уж как мне твое знакомо, ты и представить не можешь! — Марго снова встает, подходит ближе. Зульфия в ужасе замирает.

— Тихо сиди! Я тебе сейчас напомню. А потом, если ты все честно расскажешь, я тебя, может быть, даже отпущу. А если нет, то тебе уже никто не поможет.

— Амин, что она говорит? — со слезами в голосе начинает причитать нянька, которая явно ничего не понимает.

Я подхожу ближе. Сажусь перед Зульфией, беру ее руку.

— Няня, послушай. Эта девушка очень дорога мне. Это длинная история. Если кратко, когда-то она жила в доме Зухры. Не по своей воле. Она была беременна. Посмотри. Может, ты ее вспомнишь? Марина говорит, что ты была там.

— Марина? — Зульфия переводит пытливый взгляд в сторону Марго.

— Да! Марина. Вспомнила? Тот сказочный сарай! Пока ты отвлекала меня своими причитаниями, твоя сучья сестра унесла моего ребенка, — Марго подлетает снова ближе. Вижу, ее трясёт всю, она сжимает кулаки и снова готова броситься на няньку — говори, тварь, куда вы ее дели? Иначе я перегрызу тебе шею собственными зубами. И твой любимый Амин тебя не спасет!

Зульфия в ужасе сжимается еще больше. Начинает плакать. Как-то смотрит странно затравленно то на меня, то на Марго.

— Говори, сука! — она снова бросается на Зульфию. Бьет ее кулаком по лицу. Они вместе падают на пол. Я пытаюсь оттащить Марго. Но сделать это не просто. На шум влетает охрана и медицинский персонал. Вместе мы оттаскиваем Марго, я укладываю ее на кровать. Она на себя не похожа. У Зульфии разбита губа, немолодая женщина в шоке. У меня сердце рвется за них обоих. Не ожидал я, что будет так.

— Марина, успокойся. Не надо. Я же сказал, она все расскажет. Давайте поговорим спокойно?

— Спокойно? Это как? Это ты жил все эти годы спокойно. Похоронил меня и жил как хотел. А я до сих пор не знаю, где моя девочка. Куда эти суки дели моего ребенка. Жив ли он вообще, может, продали его на органы или тоже в рабство, — больно слышать это. Но она права. Только истерикой уже ничего не решить.

— Успокойся. Зульфия все расскажет. Не надо ее пугать, — поворачиваюсь к няньке. Рядом с ней медсестра. Она пытается вытереть кровь с разбитой губы. Потом Зульфия говорит:

— Я расскажу, только если охрана меня защитит.

— Не надо охрану, — вдруг тихо говорит Марго, — не трону я тебя больше. Не бойся.

Вижу, она взяла себя в руки. Обуздала свою злость. Поэтому я выгоняю всех из палаты. Мы снова остаемся втроем. Зульфия все еще с опаской смотрит вокруг и на Марину поглядывает как-то так, виновато, что ли.

— Говори, — требует Марго.

— Вспомнила я тебя, девочка. Вспомнила. Изменилась ты сильно. Другая стала. Тогда слабая была. Жалко мне тебя было. Я ведь помогала тогда тебе, помнишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Помню. Поила чем-то теплым, от чего я вырубилась на несколько часов. И потом смутно очень. А когда пришла в себя, ни тебя, ни моего ребенка рядом уже не было. Куда дели, говори?

Зульфия молчит, смотрит в пол, вздыхает тяжело, потом все же отвечает, и от ее слов сердце мое падает вниз и дыхание исчезает:

— Нечем мне порадовать тебя, девочка. Нечем. Умер твой ребенок. В тот же день. Маленький был младенец, слабенький. Не выжил. Похоронили мы его там же.

Мне страшно даже смотреть на Марину. Я ожидаю очередного взрыва. Но ничего не происходит. Она сидит на кровати, закрылась волосами. Не вижу ее лица, смотрит куда-то в пол.

— Повтори, — голос какой-то глухой, как шелест.

Зульфия вдруг смело подходит, садится рядом с Мариной.

— Прости меня девочка. Хотела бы я тебя порадовать. Прости, — трогает ее за плечо, — я не вру тебе. Я хорошо помню это. Я… сама похоронила это дитя, — всхлипывает. — Маленькое синее тельце. Зухра выкинуть хотела, я не дала. Завернула в одеяльце и унесла. На горе за домом. Под дубом большим сама ямку вырыла, и закопала. Поплакала над могилкой маленькой. Присыпала листвой, помолилась за этого ангелочка. Я ведь тоже ребенка когда-то потеряла. Понимаю тебя. Больше Бог мне детей и не дал. Вот. Чужих воспитываю и люблю. Аминчика вырастила, теперь Мадиночку. Не знаю, чем помочь тебе, и что еще сказать не знаю. Сестра моя — редкая тварь. Мне она тоже много крови попортила. Сдохла уже. Я даже на ее могиле ни разу не была. Надеюсь, она сейчас в аду. Она заслужила. Много жизней поломала.

Зульфия замолкает, я тоже не могу вздохнуть. Внутри месиво. Не знаю, что чувствую я, сейчас все переживания только о ней. Что теперь будет, не знаю. Жду взрыв, воздух накален. Но Марина сидит все так же. Потом поворачивается резко к Зульфие, они встречаются взглядами, долго смотрят друга на друга. Молча. Говоря только взглядами. Потом Мариша снова отворачивается. Плечи ее опадают. Дышит только равно, тяжело. Лица не вижу ее. Она все так же сидит, низко опустив голову, укрывшись волосами. Хочу дотронуться до нее, поднимаю руку, она вздрагивает. Как-то неуклюже, сжавшись в комок, отворачивается, забирается на кровать, накрывается одеялом с головой. И все. Замирает. Ни звука не слышу. Ни движения. Зульфия всхлипывает, смотрит, чего-то ждет. А у меня ни слов, ни сил что-то сказать. Все ориентиры сбиты, и душа рвется за мою девочку. Страшно за нее до трясучки. Что будет дальше, я не знаю. Она ведь сама сказала, что жила только этой целью, через все прошла, чтобы найти дочь. А что теперь? Страшно представить. Но главное, не оставлять ее. Иначе непоправимое случится.

— Иди, — говорю Зульфие, — Я тебя потом найду.

— Амин, что с тобой? Кто тебе эта девочка? Откуда знаешь ее?

— Потом. Иди сейчас.

— Хорошо. Хорошо, мой мальчик. Как скажешь. Ты позаботься об этой девочке. Плохо ей сейчас. Ко мне потом придешь.

Зульфия уходит. В палате гробовая тишина. Что делать, я не знаю. Внутри взрывается все от боли. А что с ней происходит — не представить, не понять. Трогать ее нельзя сейчас. Только рядом быть. Ничего не говорю. Сажусь близко. Обнимаю Маришу через одеяло, она как мертвая лежит. Утыкаюсь головой, тихо говорю: