Без жалости - Лоис Гилберт

— Именно, — произнес Райан. — Я напомнил ему, что ты и Эми даже не подозреваете о том, что он существует на свете, а он на это сказал, что настало время изменить ситуацию и расставить все по своим местам.

«Разве это справедливо? — спросил я его. — Ты хочешь объявиться перед ними только для того, чтобы они имели возможность видеть, как ты умираешь?»

«Спроси у них, согласны ли они на это, — сказал он, — а я приму любое их решение. Но все-таки я хотел бы узнать поближе свою дочь, прежде чем умру. Кто знает, может быть, ей тоже захочется со мной познакомиться?»

Я слушала Райана, и грудь мне сжимала печаль. Скоро стало трудно дышать. Оказывается, у меня был шанс встретиться с отцом. И я ошибалась, думая, что он обо мне забыл. Нет, все-таки он хотел со мной свидеться, пусть и под конец жизни.

— Я сказал ему, что бабушка не потерпит его присутствия на ферме, — продолжал Райан, — но он ответил мне так: «Эмили — умная женщина. Не верю, что она до сих пор меня ненавидит».

Я сказал, что не стал бы на его месте слишком полагаться на ее способность прощать. Он улыбнулся и произнес: «Ты ее недооцениваешь. В свое время мы с ней были очень близки, и я всегда думал, что это самая умная женщина из всех, каких только доводилось встречать. Я и сейчас так думаю. С удовольствием снова бы с ней поболтал».

Я спросил у него, что ему конкретно нужно от меня. Он ответил: «Мне нужна твоя помощь. Я хочу вернуться домой. Хочу умереть на ферме». Потом он так сильно раскашлялся и его тело стали сотрясать такие ужасные спазмы, что я подумал: вот сейчас, сию минуту он умрет.

Потом он говорил, чтобы я не беспокоился о расходах, связанных с его пребыванием на ферме. Он сообщил мне, что, прежде чем уехать из города, составил новое завещание, которое находится при нем в бумажнике. Если я позволю ему вернуться на ферму, он оставит мне все свое состояние, а Винсента пошлет к черту.

— Господи, Райан! — вскричала я, перебивая его. — Да если копы когда-нибудь об этом пронюхают, то тебя сразу же арестуют. Это же мотив убийства, а им только этого и надо.

— Я отказал ему и предложил перебраться в хоспис, если ему так уж плохо и пришло время умирать. Потом я заявил, что не позволю ему возлагать бремя по уходу за его гниющей плотью на семью, которую он бросил. После этих слов он ужасно на меня разозлился, но мне, честно говоря, было на это наплевать. Отказав ему, я почувствовал облегчение. Казалось, теперь нас отделяет друг от друга широкая река. Больше я от него не зависел и ничего не был ему должен.

Когда я выслушала Райана, меня охватили сомнения. Хотя Райан, возможно, и вправду считал, что, отказав отцу, совершил героический поступок, я не была так уж в этом уверена. Он лишил меня последнего шанса встретиться с отцом, даже не позаботившись узнать, что я думаю по этому поводу.

— Ты взял у него завещание? — спросила я.

Брат швырнул промасленную ветошь на стол и внимательно на меня посмотрел.

— Нет.

Мне очень хотелось верить ему, но теперь я уже не знала, смогу ли я поверить ему когда-нибудь. Возможно, потом, в будущем, — и не так безоглядно, как я верила ему до этого рокового дня. Все мои детские и юношеские воспоминания о нем разом съежились до размеров маленькой сухой горошинки, и я почувствовала себя без них пустой, гулкой и древней, как античная амфора.

— А ты бы хотела, чтобы Эдвард перебрался к нам на ферму? — неожиданно спросил Райан.

— Хотела бы.

Райан, с удивлением посмотрел на меня поверх очков.

— Но почему?

Я в смущении отвела глаза. Я и сама никак не могла взять в толк, почему мою душу так сильно задевает мой так называемый отец, который бросил меня, когда мне исполнилось два года.

— Ты и представить себе не можешь, как мне всегда хотелось его узнать.

«Боже мой! — подумала я. — К чему я все это говорю? Тем более сейчас, когда отец умер?»

После того как я выслушала исповедь Райана, мне вдруг захотелось двигаться, уйти куда-нибудь, чтобы оказаться подальше и от брата, и от нашего дома. У меня вдруг появилось клаустрофобическое ощущение, что стены старой усадьбы смыкаются надо мной, а здешняя атмосфера, напитанная страхами и подозрениями, начинает меня душить.

— Пойду прогуляюсь, — сказала я.

— В такую-то погоду?

— Я только до конюшни, дальше не пойду. Хочу поискать улики. Вдруг найду что-нибудь такое, что проглядели полицейские?

— Я бы на твоем месте не стал разыгрывать из себя детектива, — мрачно сказал Райан.

«Он что — решил удержать меня дома? — задала я себе вопрос. — О моей безопасности печется, что ли? Или о своей собственной?»

— Ну как знаешь, — сказал Райан, поняв, что я все равно уйду. — А я пока закончу чистить оружие. Когда вернешься, не забудь запереть дверь.

Уходя, я почти жалела брата.

«Бедняга, — подумала я, — сидит и чистит оружие, а того не знает, что куда трудней очиститься от всей той мерзости, в которой мы вымазались, когда секреты нашей семьи выплыли наружу. Или все-таки знает?»

Я пожалела Райана и по той еще причине, что он, как и я, тоже лишился отца.

С этой мыслью я сняла с вешалки куртку, достала из шкафчика фонарик и, толкнув дверь, вышла во двор.

Без фонарика я потеряла бы дорогу в считанные секунды. Как только я вышла, дом сразу же пропал из виду, и я шагала среди валившего снега, как сквозь плотную белую материю, которой было занавешено все вокруг. Она липла к лицу, застилала глаза, леденила руки и ноги.

Когда я, проваливаясь по колено в снег, добрела наконец до конюшни, там царила абсолютная темнота. Я вошла в помещение, нащупала на стене выключатель и щелкнула. Никакого эффекта. Электричества не было.

Я осветила фонариком темные силуэты лошадей. Они поворачивали ко мне длинные морды, а их печальные глаза в свете узкого желтого луча тускло поблескивали. Я отметила про себя, что лошади были уже подготовлены к предстоящей холодной ночи: все они были накрыты теплыми шерстяными попонами.

Седла, уздечки и прочая сбруя были тщательно вычищены и аккуратно разложены на длинном верстаке в глубине конюшни. Кожа поблескивала, металл сверкал. До того как у нас появился Ноа, нечищеная сбруя громоздилась в беспорядке у каждого стойла.

«Почему он работает с таким старанием за крохотное жалованье на чужой ферме? — в очередной раз задалась я вопросом. — Можно ли ему верить, когда он говорит, будто делает это все по той лишь причине, что любит лошадей?»

Я направила луч фонаря на то место в центре конюшни, где Фарнсуорт соскребал с пола частички вещества, походившего на запекшуюся кровь. Теперь это место было засыпано свежими опилками, которые я стала разгребать ногой, стараясь добраться до бетонной основы. Наконец я увидела коричневое пятно, которое, причудливо изгибаясь, тянулось к желобку водостока.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});