Приключения троих русских и троих англичан - Верн Жюль Габриэль

Туземцы приготовили мясо таким образом, чтобы оно хранилось бесконечно долго — в виде «пеммикана», который зачастую употребляется северными индейцами. Европейцы с интересом наблюдали за этой кулинарной операцией, к которой отнеслись поначалу с некоторой брезгливостью. Мясо буйвола разрезали на тонкие ломтики и высушили на солнце, затем завернули в выдубленную кожу и отбивали цепом до тех пор, пока ломтики не распались на крошечные кусочки, превратившись в мясной порошок. Этот порошок заложили в кожаные мешки и хорошенько умяли там, а потом залили кипящим жиром того же животного. К жиру африканские повара добавляют растертый костный мозг и какие-то ягоды кустарника, которые, казалось бы, плохо сочетаются с мясом. Потом все это смешивают, растирают, толкут и охлаждают, пока не получают твердую как камень лепешку.

На этом приготовление заканчивалось. Мокум попросил астрономов отведать получившейся смеси. Европейцы уступили настояниям охотника, почитавшего свой «пеммикан» национальным блюдом. Первые куски показались англичанам неприятными, но скоро, привыкнув к вкусу этого африканского пудинга[188], они не преминули стать его большими любителями. Это было действительно очень сытное кушанье, как нельзя лучше отвечающее нуждам попавшего в незнакомый край каравана, которому может недоставать свежей провизии, — очень питательная пища, легко перевозимая, почти совершенно не подверженная порче, заключающая в малом объеме большое количество полезных веществ. Благодаря охотнику запасы «пеммикана» скоро возросли до нескольких сот фунтов, что обеспечивало надолго будущие нужды.

Так проходили дни. Но, несмотря на то, что они были наполнены заботами, Вильям Эмери все время думал о своем друге Михаиле Цорне, сетуя на судьбу, в одно мгновение оборвавшую узы тесной дружбы. Да! Ему не хватало Михаила Цорна, и душа его, переполненная новыми впечатлениями, полученными от этой величественной и дикой природы, не знала теперь, кому излиться. Он погружался в расчеты и уходил в цифры с упорством Паландера, и тогда часы протекали быстрее. И только полковник Эверест был все тот же человек, с тем же холодным темпераментом, увлекающийся только геодезическими операциями.

Хотя сэр Джон и сожалел о своей некогда наполовину свободной жизни, все же фортуна время от времени улыбалась ему. И если у него не было теперь времени прочесывать заросли и охотиться на местных диких зверей, то бывали случаи, когда животные эти брали на себя труд являться к нему сами, дабы оторвать его от наблюдений. Тут уж охотник и ученый соединялись в нем в одно целое. Сэр Джон оказывался в состоянии законной обороны. Так было, когда он поимел серьезную встречу со старым здешним носорогом днем двенадцатого сентября, встречу, которая стоила ему очень дорого, как убедится читатель.

Это животное уже несколько раз появлялось вблизи каравана. Огромный «шукуро» — так его называют бушмены — достигал четырнадцати футов в длину и шести футов в высоту, и по черному цвету его кожи, менее морщинистой, чем у его азиатских сородичей, охотник Мокум сразу признал в нем опасного зверя. Черные особи действительно являются более проворными и более агрессивными, чем белые, и могут напасть на людей и животных без всякой причины.

В тот день сэр Джон Муррэй отправился в сопровождении Мокума осмотреть высоту, на которой полковник Эверест намеревался установить визирный столб. По какому-то наитию он взял с собой карабин с коническими пулями, а не простое охотничье ружье. Хотя носорог, о котором идет речь, вот уже два дня как не показывался, сэр Джон не хотел оставаться безоружным при переходе по незнакомой местности. Мокум и его товарищи уже устраивали охоту на этого толстокожего, но безуспешно, и могло случиться, что огромное животное еще не отказалось от своих злых намерений.

Сэру Джону не пришлось пожалеть о принятой предосторожности. Вместе со своим спутником он без приключений преодолел шесть миль и добрался до указанной высоты. Когда они вскарабкались на самую крутую ее вершину, у подножья холма, на опушке низкой и реденькой чащи вдруг появился «шукуро». Никогда сэр Джон не видел его так близко. Это и вправду был ужасный зверь. Торчащие рога, немного загнутые назад, почти равной длины, то есть примерно в два фута, плотно сидели один позади другого на костистой массе между ноздрей, представляя собой грозное оружие. Его маленькие глазки сверкали.

Бушмен первым заметил животное, притаившееся на расстоянии полумили под мастиковым кустом.

— Сэр Джон, — тотчас сказал он, — фортуна улыбнулась вашей милости! Вот он, «шукуро»!

— Носорог! — воскликнул Джон Муррэй, и глаза его тотчас оживились.

— Да, сэр Джон, — ответил охотник. — Это, как вы видите, великолепный зверь, и, похоже, он собирается отрезать нам путь к возвращению. За что этот «шукуро» так взъярился на нас, сказать не могу, ведь он травоядное животное: но, тем не менее, он там, под этой зеленой шапкой, и надо его оттуда прогнать.

— А он может подняться к нам? — спросил сэр Джон.

— Нет, ваша милость, — ответил бушмен. — Склон слишком крут для его коротких и приземистых ног. А потому он будет ждать!

— Что ж, пусть ждет, — ответил сэр Джон, — и когда мы закончим осматривать ориентир, мы прогоним этого неприятного соседа.

И Джон Муррэй с Мокумом возобновили прерванный на время осмотр. Они с особым старанием определили нахождение высшей точки пригорка и выбрали место, на котором следовало установить столб-указатель.

Когда эта работа была закончена, сэр Джон, обернувшись к бушмену, сказал:

— Ну так что, Мокум?

— К вашим услугам, ваша милость!

— Носорог все еще ждет нас?

— Все еще.

— Тогда спустимся вниз, и, каким бы могучим ни оказался этот зверь, пуля моего карабина легко справится с ним.

— Пуля! — воскликнул бушмен. — Ваша милость не знает, что такое «шукуро». Эти животные очень живучи, и никогда еще не бывало, чтобы носорог пал от одной пули, какой бы меткой она ни была.

— Ба! — произнес сэр Джон. — Да это потому, что не использовались конические пули!

— Конические или круглые, — ответил Мокум, — первые ваши пули не убьют его!

— Что ж, бравый мой Мокум, — возразил сэр Джон, в котором взыграло самолюбие охотника, — сейчас я продемонстрирую вам, что может сделать оружие европейцев, раз вы в этом сомневаетесь!

Сказав так, сэр Джон зарядил свой карабин, приготовясь стрелять, как только ему позволит расстояние.

— Одно слово, ваша милость, — сказал немного задетый бушмен, жестом остановив своего спутника. — Не согласится ли ваша милость держать со мною пари?

— Почему бы и нет, славный охотник? — спросил в ответ сэр Джон.

— Я не богат, — ответил Мокум, — но охотно рискну одним фунтом в качестве пари относительно первой пули вашей милости!

— Решено! — тотчас ответил сэр Джон. — Мой фунт — ваш, если этот носорог не свалится от первой моей пули!

— По рукам? — сказал бушмен.

— По рукам.

Два охотника спустились по крутому склону пригорка и тотчас оказались на расстоянии пятисот шагов от «шукуро», пребывавшего в полной неподвижности. Он предстал, таким образом, в обстоятельствах, очень благоприятных для сэра Джона, который мог целиться в него сколько угодно. Почтенный англичанин так был уверен в своем успехе, что прежде чем стрелять, великодушно предложил бушмену взять свое пари обратно.

— По-прежнему по рукам? — сказал он.

— По-прежнему! — спокойно ответил Мокум.

Носорог оставался стоять неподвижной целью. Сэр Джон имел возможность выбрать место, в которое следовало выстрелить, чтобы уложить зверя наповал. Он решил стрелять ему в морду и, поскольку охотничье самолюбие подстегивало его, прицелился необыкновенно тщательно, чтобы еще больше увеличить точность попадания.

Раздался выстрел. Пуля, вместо того чтобы попасть в плоть, ударилась в рог животного, и его кончик разлетелся на кусочки. Зверь, казалось, не ощутил удара.