СССР: вернуться в детство 4 - Владимир Олегович Войлошников

девочек от неизвестных мужиков теперь запрещено? — вызывающе спросил Вова.

А, между прочим, в таком разрезе ситуация выглядит вполне в нашу пользу. Мы переглянулись и слегка кивнули друг другу. Этой версии и будем держаться.

— Разберёмся, — веско кивнул лейтенант. — Придётся вам проехать с нами в отделение.

СИЖУ НА НАРАХ Я…

Я ухватила Вовку под локоть, не дожидаясь, пока меня снова начнут принимать под белы руки, а Вова — кого-нибудь калечить. Так мы и сели в бобик — но не в заднюю будку для злостных правонарушителей, а на сиденье сразу позади милиционеров, отделённое от них решёткой.

— Занятно, — я с любопытством огляделась, — ни разу так не ездила. Ой, нет, вру! Ездила! Сестра Адеевская* в ментовке работала, как-то мы с ней ехали, в другой машине мест не хватило, так мы вот так же сели.

Мне снова страшно хотелось хохотать, всё напоминало какой-то не очень умелый спектакль. Вовка злился. Хотя, может, он и правильно злится, и всё это на серьёзных щах…

Милицейский участок был похож на все подобные участки, виденные мной ранее. Крайне неприветливый. Общее ощущение — холодно, много железа, то, что не железное, выкрашено голубой масляной краской (те же панели до двух третей стены, выше — известковая побелка. И такое… не то что бы обшарпанное, но как будто все предметы (столы, стулья, сейфы) уже где-то стояли, стали там не нужны, и кто-то предложил перетащить их в милицию.

Наверное, с точки зрения создания угнетающей атмосферы, всё это полезно. И коридоры гулкие и как будто шепчущие, словно специально спроектированные для того, чтобы каждый ваш шаг звучал чётко и отдавался эхом, желательно множественным.

Но, блин, как же убого-то всё…

— Я бы здесь ремонтик сделала, — скептически заценила обстановку я, вызвав косой взгляд лейтенанта. Вовка поправил на плече футляр с саксофоном (это гитару можно на занятия не брать, а саксофон у каждого ученика свой) взял меня за руку и хмуро спросил:

— Куда?

Лейтенант кинул на нас странный взгляд и повысил голос:

— Батоев!

— Чё?! — откликнулись из-за высокой деревянной стойки.

— Этих проводи.

Из-за крашеного голубого барьера всплыло большое бурятское лицо в фуражке:

— Этих, что ли?

— Ну!

— Потерялись, что ли?

— Драку на улице устроили.

Бурят осмотрел нас внимательно, не нашёл признаков побоища и недоверчиво уточнил:

— Друг с другом, что ли?

Лейтенант начал слегка злиться:

— Двоих мужиков избили!

— Ты шутишь, да? — широко и искренне улыбнулся Батоев, из чего я заключила, что даже если это всё срежиссировано, то товарищ сержант не в курсе событий. — Эта — маленькая совсем…

— Оформляй давай, и в детскую!

— Да понял, чё… Фамилии говорите…

Я представила, что сейчас начнут изображать процедуру вызова родителей или звонков в школу, и заявила:

— Дэвис, А́нджела Франковна.

13. КЭГЭБЭШНИКИ

СВОБОДУ АНДЖЕЛЕ ДЭВИС!

Лейтенант, почти вышедший из помещения, резко развернулся на каблуках.

— Чё, прям Дэвис? — удивился сержант Батоев, старательно записывая.

— Ага. Папа у меня негр был, разве не видно? Учиться приезжал в медицинский из Камбоджи. Я получилась мулатка.

— Надо же! — от души удивился сержант.

— А я — Валуа Анри Генрихович, — Вовка насмешливо смотрел на лейтенанта. — Мой папа был француз, поэтому я белый.

Лейтенант подошёл к нам почти бегом:

— Вы чего тут комедию устроили?

Я честно похлопала глазами:

— У вас нет возможности подтвердить или опровергнуть эти данные.

Ну, реально, у нас с собой никаких документов.

— «И моё слово, как лица королевской крови, — Вова улыбнулся фирменной герцогской улыбкой, — не может быть ложным»[24].

Лейтенант дёрнулся через стойку:

— Батоев, бл***, чё ты пишешь?

— Так чё, не Дэвис, что-ли? — сержант Батоев, кажется, даже обиделся.

— Дэвис-Дэвис, — успокоила его я. — Это товарищ лейтенант нервничает, опасается, что не тех поймал.

На этом сердито покрасневший лейтенант лично увёл нас в глубь участка по длинному коридору, где обнаружилась большая комната с длинными скамейками по периметру. Кусок стены, выходящей в коридор, был забран решёткой с решётчатой же дверью.

Дверь закрывалась оригинально — на засов в виде буквы Г, перекидывающийся поворотом. При этом петля в короткой стороне засова должна была совпасть с петлёй стационарной, приваренной к основной раме — для запирания на навесной замок. По всей вероятности, постоянно открывать и закрывать этот замок сотрудники считали излишеством, посему он был навечно замкнут на короткой стороне засова и, соответственно, вместе с ним туда-сюда перекидывался. Ну, как бы закрыто, чё…

В комнате сидела кучка шпаны, уставившаяся на нас с ленивым интересом.

Лейтенант распахнул железную дверь и несколько издевательски поклонился:

— Прошу, ваше величество.

— Это когда Анри станет Генрихом. Пока что «ваша светлость», — высокомерно кивнул Вова и вошёл в камеру (или как назвать это помещение?) с видом герцога, инспектирующего Бастилию.

— Свободу А́нджеле Дэвис! — заявила я и вошла следом. — Но пасаран![25]

Лейтенант хмыкнул, закрыл скрежещущую дверь и перекинул засов. И демонстративно ушёл.

Вовка оглянулся, выбрал с его точки зрения приличное место, аккуратно пристроил в углу саксофон, сел, хлопнул по лавке:

— Садись, дорогая.

Я приткнулась рядом:

— Ну чё, типа игра в плохого полицейского?

— М-м. Посмотрим, явится ли хороший. И после чего.

Шаги лейтенанта затихли в недрах участка, и операция по принуждению нас к смирению… отцвела, не успевши расцвесть[26], как говорится.

Шпанцов было четверо — лет по пятнадцать, с пробивающимися уже усиками. Они неторопливо поднялись и побрели в нашу сторону фирменной шаркающей походкой, обступили кружком. Вчетвером-то против одного чё не покуражиться?

Тот, что держался предводителем этого анархического отряда, остановился против Вовы, блатно сгорбившись и сунув руки в брюки — этакий гопарский шик:

— Сʹышь, пацан, есть…

Что «есть», мы послушать не успели. Вовка метнулся вперёд развернувшейся пружиной. Через пару секунд он уже вытирал окровавленную руку о футболку четвёртого, совершенно остолбеневшего, пацана, который на своё счастье оказался последним в этой кодле:

— Первую помощь оказывать умеешь? — тот помотал головой. — А придётся.

Предводителю анархистов прилетело основанием ладони в нос — отсюда и кровища. Второму локтем под дых. Третьему отсушило ногу.

И когда лейтенант с перекошенным лицом примчался и замер у решётки, Вова сидел на своём месте всё с тем же видом скучающего герцога. Я — смирненько у него под боком. Следом за летёхой притопал сержант Батоев:

— Ёх!.. Вы чего это?

Вова внимательно посмотрел на пацана с кровавой отметиной на футболке, и тот, заикаясь, сказал, что дружбаны, мол, подрались между собой. Скажешь тут, если тебя в противном случае грозятся встретить и все пальцы на руках поломать. И глаза такие…

Если сами пацаны и хотели