Трон - Максим Димов

Никого не встретив, он прошел в замеченный ранее укромный уголок, бросил ножны на землю и нанес по воображаемому противнику первый удар. Ятаган — особое оружие, не идеальное для эффективных уколов, но зато дающее богатый выбор рубящих ударов. Ланс выписывал острым как бритва клинком разнообразные кривые, постепенно увеличивая темп. Скоро ятаган превратился в широкую полупрозрачную ленту, кружащуюся вокруг фехтовальщика.

Просторная одежда мешала, но он старался не обращать на это внимания.

Устал принц быстро, значительно быстрее, чем обычно, и это оказалось неприятным сюрпризом. Сильно болели руки и поясница, но боли, вызванной ранами, не было, и это радовало. Ланс оглянулся в поисках ножен и увидел наблюдающего за ним отца Мора.

Священник улыбнулся и через кусты стал пробираться к нему.

— Осторожней, отец, эти кусты на редкость колючи.

Отец Мор, цепляясь одеждой за колючки, упорно шел вперед. Ланс, сдерживая улыбку, ждал. Наконец, священник, потирая исцарапанные руки, подошел к принцу.

— Вот вы и выздоровели, друг мой... А эти кусты надо будет вырубить, — недовольно добавил он.

— Хоть сейчас. — Ланс взмахнул клинком.

— Нет-нет, вы наш гость. Какой удивительный у вас клинок!

— Вот как! — удивился Ланс. — Вы разбираетесь в оружии?

— Нет, — отец Мор энергично замахал руками, — я не имел в виду какие-то его боевые качества. Просто в нем чувствуется Сила, огромная Сила. Я никогда еще не встречался с таким оружием.

— Еще совсем недавно вы порицали Искусство, а теперь оказывается, что неплохо разбираетесь в нем.

— Чего никогда и не скрывал. Но это не оттого, что я его изучал, просто чувствовать Силу мне позволяет данная свыше Единая Мощь. Это просто часть меня самого.

— В таком случае, вы ничем не отличаетесь от меня.

— Это не так. Например, для птицы способность летать вполне естественна и не требует от нее каких-то сверхусилий. Для человека, использующего магию, полет есть неестественное состояние, за которое ему, рано или поздно, придется расплачиваться. То, что вы называете Силой, или Искусством, для меня так же естественно, как полет для птицы, и ничем мне не грозит.

Ланс задумался.

— Что ж, значит, вы просто достигли большей степени мастерства.

Отец Мор только печально улыбнулся.

— И снова вы не правы, мой друг. Поймите одно, в отличие от вас, я ничего не делаю специально для того, чтоб достичь магического эффекта. Для меня это естественный процесс.

— То есть, вы никогда не учились этому, и не представляете себе механизм действия этих сил.

— Но, вы ведь не задумываетесь над тем, как дышите, или как пользуетесь ложкой во время еды.

Ланс снова надолго замолчал. Затем качнул головой:

— Не понимаю, но это поразительно. И как давно вы обнаружили у себя этот дар? Что вы сделали для этого?

— Ничего, просто поверил в Единого Творца.

Отец Мор подхватил Ланса под локоть и повлек к дому.

— И что, все остальные тоже так могут? — неуверенно спросил Ланс.

— Нет, конечно, — священник улыбнулся. — Я неверно выразился, говоря «Просто поверил». На самом деле, это далеко не просто.

— Наверное, мне стоит внимательней прочитать ваше Единое Писание, — задумчиво проговорил принц.

— Буду рад помочь, чем смогу.

— Боюсь только, это случится не скоро. Я уезжаю.

Отец Мор пристально посмотрел на него и кивнул.

— Я ожидал этого, в последнее время вы откровенно скучали среди нас. Но мы еще встретимся.

— Надеюсь.

— Так и будет, я это ясно вижу.

— Вы можете предсказать, что меня ожидает?

Ланс почувствовал, как пальцы собеседника сжали его локоть, и тут же расслабились. Отец Мор продолжал идти молча, и он перестал уже ждать ответа, когда тот заговорил:

— Вы самый необычный человек, офицер, из всех, кто когда-либо у нас гостил. Я знаю, что вы многого не договариваете, но никогда не решусь ни о чем у вас спрашивать, и не позволю вам самому раскрыться мне. Я боюсь того, что угадывается за вашим молчанием. Но и зла я в вас не вижу. Вас ждет тяжелый путь, и я желаю вам найти то, что вы ищете, не потеряв при этом себя.

Ланс въехал в ущелье уже в темноте, и резкий переход от дикой растительности по обе стороны тропы к голым, уходящим ввысь скалам, застал его врасплох. Высоко вверху узкая полоска ночного неба пропускала слабый свет звезд, спасая путешественника от полного мрака.

Конь под седоком нервно прядал ушами, спотыкался, и вскоре стало очевидно, что много он не пройдет. Ланс спешился. Сам он прекрасно видел в темноте и готов был идти дальше, но животное не проявляло никакого желания двигаться вперед. Уговаривать коня пришлось долго: Ланс что-то шептал ему на ухо, гладил по крутой шее, и даже кормил кусочками сахара. Наконец тот перестал упрямиться и, осторожно переступая, пошел.

Время от времени под ногами что-то хрустело, откатывалось, поддеваемое неосторожным движением. Конь испуганно всхрапывал, порывался встать на дыбы. Приходилось останавливаться и долго-долго разговаривать с животным, убеждая продолжить путь.

Между тем, полоса ночного неба над головой заметно сузилась. Ланс знал, что очень скоро края ущелья сойдутся, образуя гигантский свод, и тогда начнется самое неприятное. Но до этого они успели пройти еще несколько сот метров.

Когда впереди появилась точка света, он был уже ко всему готов. Каждый раз это по-разному, но всегда мучительно больно и страшно. Но возвращение невозможно. Ему оставалось только идти вперед, не сворачивая и не поддаваясь все ближе подступающему страху. Иначе кто-то другой будет брести в этом мраке, давя и разбрасывая ногами его кости и пугая идущего следом коня.

Точка впереди немного увеличилась, и Ланс посмотрел на Серого. Конь довольно спокойно шел рядом, лишь изредка возбужденно вздрагивая. А искра света уже успела превратиться в диск, и по скорости его роста, несоизмеримой с их собственной, Ланс понял, что она движется навстречу. И весьма быстро. В довершение всего, световое пятно вдруг стало подниматься куда-то под свод пещеры. «Сейчас врежется в потолок, и обрушится прямо мне на голову», — мрачно подумал принц, и вспомнил свой прошлый проход.

Тогда он, хрипя, катался по этому усыпанному костями полу, и гадина уже откусила ему руку и подбиралась к горлу. Из обрубка хлестала кровь, огромные когтистые лапы ломали ребра, и от боли могло спасти только безумие, в которое он все глубже и проваливался.

Его ответные удары ножом не приносили никакого результата. Лезвие вязло в зеленой мерзкой жиже, обильно текущей из ран гадины. Эта жижа стекала на него, липко сковывала движения, и к боли вскоре прибавилась брезгливость, и даже не брезгливость, а какое-то болезненное отвращение, и его несколько раз вырвало в красно-зеленую лужу на полу, на себя... И совсем близко сверкнули огромные клыки, и вспыхнула боль в вырываемом горле... И был спасительный провал в темноту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});