Рожденные ползать - Виктор Лебедев

Открывшийся с холма вид живо напомнил картинку из одной книжки, где флот затерялся в тумане, лишь мачты торчали из его густых клубов. Мачты выглядели величаво и мощно, воображение рисовало огромные деревянные корабли, неразличимые во мгле. Мише показалось даже, что он слышит скрип мачт и видит суровые обветренные лица моряков, вглядывающихся вдаль и старающихся разобрать хоть что-то впереди. Корабли постанывали от напряжения, соленые брызги осыпали собравшихся на палубе, а по спине капитана пробегал холодок: не возникнет ли сейчас из тумана риф на пути, не последние ли минуты проживает его корабль – надежный и проверенный в боях товарищ?

Металлические антенны-мачты, укутанные туманом, луна, играющая в прятки среди ночных облаков, и кажущаяся нереальность увиденного посреди Царицынского леса придавали открывшейся картине нотки сюрреализма. Душой завладело умиротворение, которое старательно маскировало ежесекундную опасность открытой поверхности.

Немов с Вильдером совещались недолго. Любое отклонение от маршрута казалось критичным – до рассвета было не так далеко. Пересечь поляну прямо по курсу означало, с одной стороны, подвергнуть себя возможной опасности, а с другой – значительно сэкономить время, которого оставалось не так уж и много. А пережидать день на незащищенной от солнца местности было смерти подобно. Других вариантов, как пройти через антенное поле, у группы Немова не было.

Махнув рукой остальным, Немов первым сделал шаг по склону холма.

Низина имела сходство с широкой неглубокой чашей, по дну которой расплескалась мутная неоднородная кисельная субстанция. Будто неосторожный великан выронил чашу из рук и она упала на землю дном, но не перевернулась, а так и осталась лежать, лишь жидкость разбрызгалась во все стороны. И было в этой жидкости, напоминающей туман, или тумане, напоминающем жидкость, что-то неправильное, чужое. У каждого спускавшегося появилось это смутное ощущение, и хотя его невозможно было объяснить, облечь в слова, но на душе становилось тревожно. И еще казалось, будто за ними неотрывно кто-то наблюдает.

Недавние дожди сделали свое дело. Земля была влажной, податливой, проседала под ногами. Длинная сочная трава норовила оплести щиколотки, ухватить за ботинки, оставляя влажные полосы на обуви и одежде. Туман приближался с каждым шагом, Олег Немов поудобнее перехватил рукоять фонарика, казавшегося бесполезным в такой мгле, сильнее стиснул «Макаров», предпочтя сейчас его «калашу», и первым нырнул в объятия тумана. А следом за ним мгла поглотила и остальных бойцов.

* * *

Миша едва мог различить хоть что-то уже на расстоянии вытянутой руки. Спина Данилова казалась размытым пятном впереди в свете луны. Мгновение, и парень останется с туманом наедине. Подобная перспектива жутко пугала. Было в этом тумане что-то странное. Складывалось ощущение, что он живой. И эта мысль заставляла Мишу быстрее передвигать ставшие вдруг непослушными ноги. В душе рождался тот первобытный ужас, который заставлял древних предков прятаться в пещерах, огнем костра отпугивая тьму по ту сторону выхода. Вся беда в том, что сейчас Миша с группой Немова находились на открытом пространстве, а в таком тумане любая опасность будет незаметна до самого последнего момента. Парень старался вертеть головой из стороны в сторону, чтобы не пропустить ничего, но противогаз крайне мешал и так скудному обзору.

Клубы тумана причудливо извивались, будто щупальца неведомого ночного создания. То тут, то там мерещились жуткие страшилища, заставляя Мишу каждый раз испуганно вздрагивать. Не таким представлялось ему путешествие по поверхности бок о бок с опытными бойцами. Душа жаждала приключений, бесшабашных, полных реальных опасностей, но неосязаемая субстанция не входила в ее планы. Подозрения насчет неестественной природы тумана росли с каждым шагом. Объяснить их толком не представлялось возможным, но интуиция вопила уже во все горло. Нервы были на пределе.

Немов тоже терзался недобрыми предчувствиями. Туман густел на глазах, и он уже пожалел, что не повел группу в обход. Правда, как далеко простирались границы тумана, сталкер не знал. Конечно, он считал, что перед ним – обычная сырая мгла, которая часто образуется в низине. Но чувство опасности не покидало его, напряжение росло, к тому же не было видно ориентиров, куда двигаться, а это изрядно беспокоило. И еще больше беспокоила его практически мертвенная тишина, которую нарушал лишь сам отряд. Здесь не было слышно ни завываний тварей Царицынского парка, ни клекота жутких птичек, ни иного шума. Лишь хруст и треск под ботинками бойцов да шуршание комбезов.

Немов не сразу заметил эту жуткую тишину, отчего клял свое невнимание. Негоже ему, совершившему столько вылазок на поверхность и умудрившемуся до сих пор оставаться в живых, быть таким рассеянным. Прямой путь в могилу. Что же это за место такое, что даже хищники обходят его стороной?

И каждого из них в тот момент охватило дурное предчувствие чего-то неотвратимого. Так житель прибрежного городка видел стремительно приближающуюся волну цунами и понимал неотвратимость момента встречи, так расцвеченное сполохами взрывов небо возвещало о конце мира, так окруженный мутантами на открытом пространстве сталкер с опустевшим рожком, выдергивая чеку гранаты, закрывал глаза и мысленно прощался с жизнью и семьей, ждущей его возвращения.

Ноги все чаще вязли в раскисшей грязи. Ближе к земле туман был особенно густой, и он не давал рассмотреть, какой же сюрприз готовит при каждом следующем шаге почва – ямку или неведомый бугорок, а может, жуткую трясину, которая вмиг засосет неосторожного путника. Меньше всего Мише хотелось споткнуться и упасть в это белое клубящееся нечто. Не покидало ощущение, что подняться после падения он уже не сможет. Сомнительной радостью выглядело и застрять в грязи, забуксовать, в то время как отряд уйдет вперед и оставит его наедине со страхом. Найти его тогда другим бойцам будет весьма проблематично. Поэтому Миша торопился изо всех сил, поскальзываясь, спотыкаясь о какие-то коряги, но каждый раз умудряясь сохранять равновесие.

И тут он услышал. Кто-то негромко напевал слова смутно знакомой песенки из детства, песенки-страшилки, которой пугали друг друга подростки в детстве, сидя в темной подсобке или возле угасающего костра. Сначала ему казалось, что это плод его воображения – страх иногда порождает и не такое в голове. Но громкость набирала обороты, и теперь отчетливо стали различимы слова. С придыханием и большими паузами голос выводил:

Здесь ночь живет… сюда не проникает свет…А за углом… надрывно стонет птица…

Слова звучали то громче, то тише, будто ветер менял направление и препятствовал слышимости, или у поющего незамысловатую песенку практически не оставалось сил, и он с трудом выводил фразы, со скрежетом и хрипом.

На темной стороне… нельзя остановиться…Там мрак… съедает душу… на обед.

Мрак был готов сожрать и Мишину душу, его клыки, сотканные из тумана, подбирались все ближе и ближе к голове парня. Мгновение, и над головой разверзлась огромная пасть с горящими во тьме огоньками злобных глаз. Воздух вокруг пришел в движение, закружил хороводы, в голове поплыло. Слова песни яростно отдавались в мозгу Миши, будто огромный колокол бил тревожно и предостерегающе. Они повторялись снова и снова.

Здесь ночь живет, сюда не проникает свет,А за углом надрывно стонет птица…На темной стороне нельзя остановиться,Там мрак съедает душу на обед.

И подводя итог, маняще прозвучали финальные слова:

Зачем ты здесь? И так жизнь коротка…Не лучше ль мрака – дуло у виска?

И тут в голове немного прояснилось, и Миша понял, что это он выкрикивает песню из далекого детства, словно заученную мантру. И голос, хриплый, измученный – его собственный, но искаженный маской противогаза. А колокол, бьющий набатом, – это сердце, норовящее выскочить из груди на волю.

«Сам себя накрутил», – с облегчением подумал Миша, постепенно приходя в себя. Не было над ним никакой пасти с клыками, вокруг – самый обычный туман. «Всего лишь нервы пошаливают». Сердце все еще гулко билось, страх еще не разомкнул до конца свои объятия, но шагалось уже немного легче. Миша обратил внимание, что пелена вовсе не такая густая, как казалось, когда они только спустились с холма.

В свете вновь выглянувшей из-за облаков луны можно даже немного осмотреться. Вон, впереди в трех шагах идет Иван Данилов, левее угадывается силуэт Бориса Михайловича, справа от Миши – Сергей, ну а где-то перед ним – Олег Немов, его широченная спина временами показывалась в тумане, чтобы тут же нырнуть в него снова. У Миши даже немного поднялось настроение, как-нибудь позже он даже посмеется над своими кошмарами, когда отряд окажется в более безопасном месте, в укрытии. Во всяком случае, их можно списать на страх перед открытой местностью. Тот самый, который зовется мудреным словом – агорафобия. Вконец осмелев, Миша готов был уже насвистывать незатейливый мотив какой-нибудь песенки (упаси боже, только не той самой!), если бы не затрудняло это действие резиновое изделие номер один на лице. Луна окончательно вышла из-за облаков, стало еще немного светлее.