Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без - Наталья Павлищева

– Вяземская? Наташа поехала от Полетики к Вяземской и все ей рассказала?!

Александра поняла, что сказала лишнее, но деваться некуда:

– Их квартира всех ближе….

– Дал господь дуру в жены!

Пушкин тоже вышел из-за стола, заперся в кабинете. Он скрывал от друзей, он от всех скрывал, молча скрипел зубами, чтобы только не подумали о ней ничего дурного, а она сама заявилась прямо со свидания к Вяземской и все выложила! Хорошо, что та не болтушка, но наверняка же сказала мужу… Святая простота иногда граничит с глупостью, а та дорого обходится в свете.

Дантес после получения известия от Соллогуба действительно спешно отправился к Екатерине Ивановне Загряжской, как к старшей из родственников Гончаровой.

Буквально за четверть часа до этого примчался из Москвы Дмитрий Николаевич и, как был в дорожной одежде, зашел к тетке, не рискуя появляться сразу у Пушкиных. Загряжской удалось перекинуться с ним несколькими словами, коротко объяснив ситуацию: мол, Дантес, который ухаживал за Натали, ныне сватается к Екатерине. Жених завидный: молод, красив, богат, одной ренты годовой на 70 000 рублей, Катрин его обожает, все счастливы, один Пушкин зол, как черт, но он всегда таков.

Дмитрий Николаевич, хоть и чувствовал, что что-то не так, объявил согласие от родителей и себя лично.

– Ну вот и славно, а то вон, гляди, Геккерны и приехали.

– Нет уж, тетушка. Принимайте их сами, я свое слово сказал и родительское передал. В дорожном платье да уставший… Сами уж, сами…

Геккернов Екатерина Ивановна приняла строго, почти сурово. Не то положение, чтобы такому сватовству радоваться. Когда барон заметил это, Загряжская фыркнула:

– Кабы сначала сватали, а после дела амурные делали, я бы радовалась…

Но дело было сделано, сватовство прошло, согласие получено, дуэль отменена, все шито-крыто…

Жуковскому, который сидел в неведении как на иголках, отправлена записка:

«Слава богу, кажется, все кончено. Жених и почтенный его Батюшка были у меня с предложением. К большому счастию, за четверть часа пред ними приехал из Москвы старшой Гончаров, объявил Родительское согласие, и так все концы в воду».

Государь действительно поговорил с Пушкиным. О чем? Бог весть, конечно, о несостоявшейся дуэли, об отношениях с Дантесом, о том, чтобы получше смотрел за женой… Но главное – император взял с Пушкина слово не стреляться никогда, ни при каких обстоятельствах. Почему Пушкин такое слово дал? Наверное, было что-то, чем смог убедить его Николай Павлович. А еще государь обещал не оставить его семью… в случае чего… Об этом Пушкин сказал Жуковскому вскользь.

Странное обещание после требований избегать дуэли. Может, Пушкин спросил, что было бы с семьей, погибни он на дуэли?

До поэзии ли ему было, до прозы ли литературной, когда творилось такое…

В одном Пушкин оказался тверже гранита: он категорически отказался посещать Геккернов и принимать их в своем доме. Но встречаться приходилось, потому что остальные вовсе не были намерены отказывать Дантесу. Свет хоть и велик, но тесен, почти каждый день, выезжая, Пушкины сталкивались с Дантесом, Екатерина спешила к жениху, хотя виделась с ним и без того то у тетки Загряжской, то дома у самого Дантеса. Вынуждена была беседовать с женихом своей сестры и Наталья Николаевна.

Внешние приличия соблюдены, Екатерина получала желанного мужа, началась подготовка к свадьбе.

Поскольку совсем недавно ни Екатерина, ни Александра замуж не собирались, ни приданого, ничего подобного готово не было, как и платья для невесты. Квартира Пушкиных поневоле превратилась в подобие модной или бельевой лавки, как писал сам поэт отцу. Сестры даже радовались, Пушкин бесился.

Он всегда недолюбливал именно Екатерину, но по мере возможности заботился о ней, а теперь Кока, как звали Екатерину дети, представлялась ему только шпионкой Геккернов в собственном доме. Такого не придумаешь в страшном сне – породниться с Дантесом, которого неимоверно хотелось пристрелить! Если бы не положение Екатерины, с которым приходилось считаться, Пушкин никогда бы не позволил уговорить себя забрать вызов.

Но из-за этой свояченицы испортились отношения и с теткой, с которой у Пушкина всегда было понимание. Тетка к ним больше не ездила, а он не ездил к Екатерине Ивановне, не в силах простить, что та принимает Дантеса и даже позволяет ему встречаться с Екатериной у себя дома.

Свадьба назначена на январь, но Пушкин в нее не верил, он заключил несколько пари о том, что Дантес сумеет избежать нежелательного брака.

– За границу сбежит или удавится. Но если не женится, я его пристрелю!

Пытаясь свести к шутке, Азя смеялась:

– Как можно пристрелить того, кто удавился?

Шутка выходила невеселой, но Пушкин подхватывал:

– Из петли вытащу, чтобы пристрелить.

Такие разговоры шли только в отсутствие Екатерины, которая то ли делала вид, то ли действительно была счастлива. Наташа осторожно улыбалась, она боялась сказать лишнее слово в присутствии мужа.

Но шли дни, росла гора всякой сшитой и вышитой всячины, которую приносили портнихи и продавцы, квартира действительно заполнилась тряпками и шумом. Пушкин старался как можно меньше бывать дома, но к кому-то идти тоже не хотелось. Слушать расспросы, поздравления, делать вид, что доволен… Как надоело притворяться!

Поневоле стал больше сидеть в архивах, выписывать необходимое для работы…

Но приближались рождественские праздники, а с ними веселье, визиты, балы, рауты, на которых поневоле предстояло бывать и улыбаться.

Женщины занимались предсвадебными хлопотами, а он поневоле вернулся к повседневным делам и заботам. Занимаясь делами чести, Пушкин какое-то время не мог заниматься никакими другими. Он давно не писал, но не мог уделить время журналу, а дела не терпят небрежения.

Первые два номера «Современника» были раскуплены менее чем наполовину, второй немилосердно обруган критикой, в том числе Белинским, третий, хотя и получился весьма хорош, только-только окупил расходы на себя, имей Пушкин возможность заняться всерьез четвертым, он, может, и стал бы успешным. Но Пушкину некогда, он собрался стреляться, и остальные заботы отошли на второй план. Результат оказался более чем плачевным. Четвертый номер журнала принес 7500 рублей прямых убытков.

Семь с половиной тысяч, при том что твердого дохода всего 5000 рублей за место в Коллегии, да и те полностью высчитывали в казну за взятый долг.

Не так давно он писал жене, что им для жизни нужны 60 000, а то и все 80 000 рублей в год, которые он непременно будет зарабатывать! Тогда надежды были на «Современник», теперь надеяться не на что…

Жене-то что, не у нее долги, не ей этим заниматься. Живет, как пташка божия, порхает по салонам да балам, чирикает, слушая комплименты. А он? Стало не то чтобы себя жаль, но несколько обидно, что все заботы на нем, и даже с друзьями ныне непонимание.

В прихожей шум, кто-то пришел. Пушкину хотелось крикнуть, чтобы не мешали, знают ведь, что по утрам его трогать нельзя, если всю ночь работал, то спит, а если, наоборот, ночью спал, то работает. Он и ночью не спал, и сейчас не работал.

Наталья Николаевна поспешно вышла, пыталась кого-то успокоить. Обычно Пушкин просто злился, но сам не показывался, распорядившись гнать всех в шею. Это жена любезничает с каждым, словно больше заняться нечем! Брала злость, в последнее время его раздражало все: шум, голоса, музыка, даже дети.

Вскочил из-за стола, за которым просто пытался рисовать на листе, бесцельно водя карандашом по бумаге: ему не только не писалось, но и не рисовалось тоже. Взялся уже за ручку двери, чтобы резко отворить, накричать, и вдруг услышал:

– Дмитрий Николаевич, я вас прошу, не шумите… Пойдемте поговорим в мой будуар, чтобы не мешать Александру Сергеевичу. Он работает…

Что это? Дмитрий Николаевич – это брат Наташи. Неужели он вернулся в Петербург?! Всколыхнулась надежда, что привез денег! Пушкин уже почти рот открыл, чтобы закричать, зовя к себе, но вовремя сообразил, что голос вовсе незнакомый, да и звать брата по имени-отчеству и так официально Наталья Николаевна не стала бы.

Теперь полыхнуло совсем другое чувство: поклонники решили приходить прямо на дом?! Ревнивая кровь ударила в голову. Но он тут же осадил сам себя: с ума, что ли, сошел, какие поклонники? Какой бы ни была у него жена кокеткой, до такого не додумается. Тогда кто же это?

На цыпочках подкрался ко второй двери, прислушался, приложившись ухом. От услышанного стало совсем худо.

– Я, барыня, к вам со всем уважением.

– Я тоже, Дмитрий Николаевич, поверьте.

– С долгом потерпеть могу, конечно, но хочу, чтобы вы помнили о нем.

– Мы помним.

– И потому с вас не требую срочно, что уважаю вашего супруга Александра Сергеевича как первейшего поэта. И хочу, чтобы он тоже помнил, кто ему одолжение делает всякий раз.

– Дмитрий Николаевич, уверяю вас, и Александр Сергеевич помнит. Он тут вам книжку свою подписал… Видите: от автора. Возьмите подарок. И подождите с долгом еще немного, брат только до имения доедет, сами знаете, у нас свадьба была, потратились сильно, но он доедет и мне деньги вышлет, обещал. Как только привезут деньги, я вам первому долг отдам.