Вариант "Дельта" (Маршрут в прошлое - 3) - Александр Филатов

________________

Жена.

Вечерело. В комнате стало сумрачно, и Андрей включил настольную лампу под светло-зелёным абажуром. Мягкий, почти естественный свет „энергосберегающей“ лампы целиком осветил стол, часть кресла и занавеску на том окне, что было расположено слава от стола. Андрей ещё около минуты вглядывался в расползавшиеся перед его взором строки выписанного по МБА2французского научного журнала. Нет, чтение не шло! Андрею Васильевичу никак не удавалось ухватить мысль автора. И вовсе не потому, что он в недостаточной степени владел французским. Этим языком Черкасов владел почти столь же свободно, как немецким и итальянским. Просто, ему никак не удавалось сосредоточиться на работе – мысли его были заняты совсем иным…

Андрей резко бросил на стол раскрытый журнал и рывком поднялся с кресла. Поднялся так резко, что кресло, откатившись на своих колёсиках по мягкому ковру, ударилось спинкой о громадный книжный стеллаж, занимавший всё пространство от угла стены с окном до входной двери в его кабинет.  Обогнув свой немалый, самодельный, чистого соснового дерева стол, Андрей подошёл ко второму окну. Окно это выходило прямо на улицу. Впрочем, от тротуара до окна было метров пять. Естественным ограждением служил ровно подстриженный шиповник, а сам тротуар отделялся от проезжей части полутораметровой полоской земли, сплошь засаженной довольно высокими деревьями хвойных пород.

Андрей долго, уже много минут, вглядывался в почти пустынную улицу: время близилось к девяти часам, и в эти вечерние часы здесь обычно бывало почти безлюдно. Лишь редкий троллейбус, почти беззвучно шурша шинами, изредка проплывал по гладкому асфальту, а автомобильное движение тут, в этом жилом районе учёных, писателей, музыкантов и пенсионеров от правительства, было  запрещено. Всякий раз, когда в слабом уличном освещении его взгляд улавливал стройную женскую фигуру, Андрей почти прижимался лицом к стеклу, а сердце его тревожно замирало. Но каждый раз он ошибался – это был кто-то другой, а не его жена, не Наталья.

„Ну, где же она?! – опять и опять вставал, пусть – невысказанный, но от этого не становившийся менее мучительным вопрос, – Где опять задерживается законная, венчанная жена? Какое «объяснение» она придумает на этот раз?!“

Это продолжалось уже около четырёх месяцев: пожалуй, с апреля. Наталья систематически стала приходить домой поздно. Вначале два – три раза в неделю. Объяснялось это поначалу вполне естественно и правдоподобно – вечерними курсами повышения квалификации. В те времена, когда Наташа работала с Андреем вместе  – и в одном и том же НИИ МБП, и в одной лаборатории, у них частенько случались размолвки исключительно рабочего порядка: то Наталья забывала точно отмечать время в журнале экспериментов, то пропускала срок сделать инъекцию подопытному животному, предписанную супругом, но и старшим научным сотрудником, завлабом и руководителем темы… Вначале Андрей, по слепоте своей влюблённости, относил все огрехи такого рода на счёт  аналогичного же состояния своей супруги, но и подчинённой – старшей лаборантки. Но позже, когда он пытался делиться с Натальей своими мыслями о предназначении и ходе экспериментов… вот тогда до Андрея, наконец-то дошло, что причина в другом – в нехватке квалификации (ну, это бы ещё – полбеды!) и (что несравненно хуже) в отсутствии увлечённости работой, интереса к ней… К тому же, через каких-то полгода выяснилось, что эти заводимые Андреем дома беседы на рабочие темы стали не только не сближать супругов, но всё более отдалять их.

Впрочем, Наталья была достаточно умна, чтобы  довольно умело скрывать и причину, и сам факт своего раздражения мужем, его увлечённостью работой. Но Андрей – выпускник-отличник Сеченовского мединститута, к тому же, уже давно ставший заметным психологом-теоретиком, всё это прекрасно видел. Видел, но ничего не мог с этим поделать… В общем, когда жена – рядовая выпускница биофака МГУ, сказала мужу о том, что ей предложили работу в другом институте и, к тому же, в должности МНС-БУС3,  Андрей, видя откровенную радость Натальи, лишь вслух порадовался за неё, когда она сказала, что теперь-то у неё – реальная перспектива сделать и защитить кандидатскую. Андрей не стал говорить жене, что под его руководством и в их лаборатории это можно было бы сделать быстрее. Мир между супругами и одобрение со стороны Андрея только укрепились, когда Наталья своей женской хитростью поняла: если хочет хотя бы на какое-то время не только нейтрализовать мужа, но и получать от него поддержку, то надо признать и свою нехватку квалификации („троечный диплом“), и тот факт, что не лежала у неё душа к той теме, над которой работал муж… „Ну, а дальше… – увидим, сообразим что-нибудь!“ – думала в тот момент Наталья Сергеевна, вовсе не желая терять поддержки и расположения такого находчивого и авторитетного мужа (слово „любовь“ не было доступным её пониманию).

________________

Потом, вскоре после „повышения квалификации“, появились „неотложные эксперименты“. Тут, правда, Андрей начал понемногу роптать: что это за семья – детей заводить жена категорически отказывается, считает преждевременным и несовместимым с его – да, да – его, Андрея, – нынешней загруженностью на работе. А теперь к этому прибавилось ещё и то, что никак не меньшая, но гораздо бòльшая загруженность работой возникла и у супруги! Андрей, знавший досконально все изъяны характера и недостатки жены, но любивший её безмерно, и помыслить не мог о таком, что у Наташи может возникнуть интерес не столько к работе на новом месте, сколько к кое-кому из её теперешних, новых сослуживцев…

Но ни до грозы, ни до серьёзной размолвки тогда не дошло: вскоре Наталья стала приносить домой такие материалы, которые явно свидетельствовали о том, что она и вправду пытается сотворить квалификационную работу, необходимую для получения учёной степени кандидата биологии. Наталья, вначале как бы нехотя, стала показывать мужу материалы, потом – обсуждать их с ним, и, наконец, якобы „вместе с ним“ планировать дальнейший ход этой квалификационной работы, диссертации. Андрею – кандидату медицинских наук, доктору психологии, а теперь ещё и кандидату искусствоведения, – и в голову не пришло, что им попросту манипулируют, что это уже не помощь старшего и гораздо более опытного исследователя начинающей исследовательнице, но такой любимой супруге – в обретении ею степени кандидата наук! Нет, это из советов и, поначалу – действительно сотрудничества, вскоре переросло в полную подмену труда соискательницы учёной степени трудом  опытного учёного – её мужа. Сначала Андрей Васильевич не только не задумывался над этим, но даже и не замечал этой подмены, да, чего уж там! – уже более ничем не прикрываемого прямого паразитирования соискательницы на опыте, знаниях, исследовательской квалификации её мужа.

Всякий раз после такой „помощи“ Андрея Наталья, по-видимому совершенно искренне, радовалась и благодарила мужа „за помощь и поддержку“. А беседа по теме очередного, выполненного им фрагмента диссертации, та беседа, в которой он давал своей жене и читательнице необходимые пояснения и советы… всё это воспринималось Андреем как обсуждение и вполне допустимые со стороны более опытного и старшего советы. В общем, чем более Андрей делал для своей любимой жены, чем явственнее подменял труд соискательницы своим трудом, тем прочнее укоренялось в его душе, тем ярче расцветало совершенно нерациональное и неадаптивное чувство любви к супруге. Как психолог, профессор Черкасов должен бы был все это видеть и правильно расценивать, но… он не видел, не замечал ничего. Так что, анализировать и оценивать по существу дела ему было нечего…

 Однако вскоре время такого „сотрудничества“ и „помощи в работе над диссертацией“ окончилось, что, впрочем, при опыте и исследовательской квалификации Черкасова было вполне естественным и предсказуемым. Недели пролетели как миг, те недели, в течение которых супруги голова к голове склонялись над приносимыми Натальей экспериментальными материалами, ксерокопиями журнальных статей „по теме“ и выполненными Андреем рукописными фрагментами диссертации Натальи. Наталья опять – всё чаще и всё дольше – стала вечерами задерживаться то „в лаборатории“, то „на консультациях у научного руководителя“.

Однажды, во время одной из таких задержек, когда время близилось к двадцати двум часам, Андрей Васильевич не выдержал и позвонил этому её научному руководителю. Лишь после седьмого гудка на той стороне подняли трубку и Черкасов, наконец, услышал чуть хрипловатый голос Виктора Борисовича Трифонова – научного руководителя Наташи по теме диссертации и одновременно её начальника по работе. Андрею почудилось, что Трифонов удивлён и смущён этим звонком, что он, вроде бы, не ожидал того, что профессор Черкасов – муж соискательницы позвонит ему – её руководителю, позвонит домой, позвонит в такое время. К тому же, пускай – „теоретик“, но опытный психолог Черкасов кое-что успел уловить за время короткой этой беседы или, скорее, монолога, („Да, Наталья… Сергеевна уже где-то на пути  домой. Никак не доходят до неё некоторые элементарные вещи – она вам расскажет… Вы уж ей помогите! Ну, до свидания“ ). Андрей Васильевич уловил и то, что Трифонов, очевидно, не вполне трезв, что говорит он несколько смущённым тоном и, как бы, запыхавшись после какой-то нелёгкой физической работы. А ещё, в самом начале соединения с Трифоновым, Андрей понял, что аппарат у того снабжён определителем номера. Так что Виктор Борисович знал, с кем ему предстояло говорить. И не потому ли успело пройти семь сигналов, что Трифонов не успел сообразить, как ему поступить – ответить или же не отвечать, воспользовавшись поздним временем.