Еврейская сага - Пётр Азарэль

бабы у него какие! Интеллект в основном зависит от генов.

На следующий день вечером в квартиру стали стекаться гости. Стол в гостиной был заставлен салатами и закусками, а в центре его возвышалась бутылка армянского коньяка. В то время некоторые острословы сформулировали парадокс советской действительности: в гастрономах ничего нет, а холодильники ломятся от деликатесов, в магазинах одежды нечего купить, а люди хорошо и модно одеты.

Пришли Леонид Семёнович и Елизавета Осиповна, родители Ильи, потом

Лев Самойлович с Верой и коллега и друг Наума главный инженер проекта Семён Гликман с женой. Сели за стол, хозяин открыл бутылку шампанского и разлил его по хрустальным бокалам.

— Дорогие друзья, — поднялся словоохотливый Гликман. — Науму исполнилось пятьдесят. Я где-то читал, что Господь заповедовал евреям жить до ста двадцати. Значит, он не прожил и половину. Расскажу анекдот. Жена обращается к мужу: «Сёма, шо ты делаешь? — Я тянусь к звёздам! — Но ты тянешься к полке с коньяком. — Розочка, я так и сказал!» Я хорошо знаю юбиляра. Он тянется к настоящим звёздам. За тебя, дорогой!

Тост вызвал оживление и смех женщин и руки с бокалами потянулись к середине стола. Раздался мелодичный звон. Выпили и принялись наполнять тарелки едой и закусывать.

— А у меня есть весьма актуальный анекдот, — произнёс Леонид Семёнович. — «Рабинович подал на выезд. В ОВИРе ему говорят: — Яков Самуилович, ну теперь-то зачем уезжать? У нас, слава богу, демократия, можете спать спокойно. — Спасибо, я уже выспался. Теперь я хочу кушать!»

— Да, круто, — усмехнулся Наум. — Вчера с отчаяния что-нибудь достать к столу я познакомился с директором Первого гастронома. Своей шкурой почувствовал, что непорядок в нашем королевстве. К власти в партии пришли новые люди, которые поняли, что если не они осуществят переворот, то это сделает народ.

— О чём ты, Наум, говоришь, — прервал его Леонид. — Народа-то уже нет. Три миллиона, мозг и совесть страны, эмигрировали после революции, семь миллионов уничтожила Гражданская война, потом голодомор, индустриализация и коллективизация, террор тридцать седьмого года. Великая Отечественная унесла миллионов тридцать, архипелаг Гулаг. После войны борьба с космополитами, так изощрённо называли евреев, Еврейский антифашистский комитет, подготовка к депортации всех нас, во времена Брежнева принудительное лечение в психушке тех, кто ещё был в состоянии бороться.

— Как говорил царь Соломон, все вы правы, — подключился к разговору Лев Самойлович. — Но нам деваться-то некуда. Холодная война продолжается. Границы закрыты. Приходится выживать. Страна обнищала из-за гонки вооружений и неэффективного руководства. Горбачёв провозгласил политику ускорения. Но, как в старом еврейском анекдоте, «когда денег нет, коммунизм не строят». Да ему просто не везёт. Чернобыльская авария, как чёрная дыра, всасывает все ресурсы и деньги страны. У нас сейчас спасается семья моего двоюродного брата из Киева. От того, что Юля, его жена, рассказывает, волосы дыбом.

— Я обратил внимание на место, где всё произошло, — перехватил инициативу Леонид. — Чернобыль находится на границе между Украиной, Белоруссией и Россией. Это центр огромной территории, где раньше жили евреи, черты оседлости. Они и сейчас там проживают. Теперь представьте, что они осознают опасность и рванут оттуда. А угроза распространяется не только по воздуху, но и по реке. Днепр заражён радиацией и воду из него все пьют.

— А куда нам бежать, когда никакой эмиграции нет, — возразил Наум.

— Пока нет, — подтвердил Леонид. — Но Горбачёв уже встречается с Рейганом, предлагает сокращение стратегических наступательных вооружений. Ему это крайне необходимо. В стране нет денег на реформы. Не хочу быть пророком, но это приведёт к улучшению отношений с Соединёнными Штатами и открытию границ, как условию снятия всяких экономических санкций.

— Глубоко копнул, — заметил Лев Самойлович.

— Друзья, ну что мы о грустном, — прервал его рассуждения Семён. — Тут у нас такой роскошный напиток. — Он поднялся и разлил коньяк по рюмкам. — Тянуться-то нам нужно к прекрасному. Давайте выпьем за наших прекрасных дам.

Напряжение, вызванное невесёлой темой разговора, разрядилось. Женщины заулыбались и охотно выпили вместе с мужчинами.

3

Рома с отличием защитил проект, посвящённый повышению рентабельности строительной компании, и, попрощавшись с Марком Семёновичем и его милой женой Марой Евсеевной, вернулся в Москву. Профессор предлагал ему остаться в Воронеже и делать карьеру вдали от столиц. Старики очень привязались к Ромке, относились к нему, как к сыну, и даже строили планы женить его на дочери профессора Винера. Но девушка была настолько же умна, насколько некрасива. Она бесконечно проигрывала в сравнении с Катей, которая, не дождавшись Рому, ответила согласием на предложение молодого и неженатого кандидата физико-математических наук Симкина и вышла замуж. На свадьбу он не был приглашён и узнал о ней через месяц от Саньки, с которым иногда созванивался. Как ни пытался он выбросить из головы Катю, пустившись с Милой во все тяжкие, забыть её он не смог. Несколько раз он даже переспал с девушкой, но она чувствовала, что думает Рома не о ней и однажды поставила его в тупик очень знакомым всем вопросом:

— Рома, ты меня любишь?

Он был парнем порядочным, и обманывать её не стал. Они расстались, и Мила, крепко влюбившись в него, от разрыва отношений в первое время очень страдала. Этот облом в значительной степени подтолкнул Ромку принять решение и покинуть Воронеж, где он провёл очень приятные и плодотворные четыре года своей жизни. Но, как говорится, дело молодое, и пришлось старикам с этим смириться и с нескрываемым сожалением отпустить внучатого племянника в Москву. Они проводили его на вокзал, он искренне благодарил их за отеческую опеку и материнскую заботу, а, когда вагон тронулся, долго понуро стояли на перроне, пока поезд не скрылся за пакгаузом.

Никто его на Павелецком вокзале не встречал, да он и не просил. Перед отъездом он, конечно, позвонил маме. Отцу звонить не стал, чтобы избежать наставлений, советов и утверждений, что на периферии ему будет легче стать на ноги.

Когда Ромка открыл дверь, Елена Моисеевна была уже дома и ждала его, накрыв в кухне стол на троих — должен был прийти с работы её второй муж. Ромка уважал Духина за дружеское участие и доброту, за то, что он никогда не навязывал ему своего мнения.

Есть в еврейском народе особая черта, выражающаяся в отношении к детям. Благословение и предназначение человека — дать жизнь детям, «вырастить, воспитать и умудрить» их, и жертвенно покровительствовать им, пока те не станут на ноги, и не создадут свои семьи и не приведут в этот мир «сыновей и дочерей праведных…во все дни их». Любовь к детям способствовала выживанию народа, прошедшего