Юрий Данилович: След - Андрей Косёнкин

А в жарко натопленном просторном шатре московского князя лаялись меж собой воеводы. Большие бояре с сокрушением, но как о личном достоинстве докладывали об убытках в своих дружинах. Однако сильнее всех претерпел от рязанцев (да и от Юрьевых конников) Большой полк[53]. Из трёх тысяч пешцев менее половины откликнулось. Для одного дня потери были безмерны.

Тысяцкий Вельяминов почернел лицом, лишь борода бела. Акинф Великий к ночи хмелен и шумен. На правах так ли, иначе спасшего битву честит всех подряд. Особенно Юрия. Юрий огрызается.

- А ты пошто со мной не пошёл слобожан выручать? - кричит он.

- Дак ить коли пошёл, мы бы теперя, княжич, с тобой навряд здесь сидели! Потому и не пошёл! И тебе говорил: худо будет! Или не говорил?

Досадно Юрию слушать боярина. Но не та вина его грызёт, за которую виноватят, а та, что в сердце занозой застряла. Оттого и скалит Юрий зубы на Ботрю и на прочих глядит с вызовом: ну, кто ещё в чём упрекнуть его хочет? Отводят бояре глаза. Знать, и о той вине ведают, только сказать не смеют.

Да и как не ведать - чай, не все пешцы сгинули из тех, что видели, как Юрий с поля-то рвался.

«Вот что нехорошо-то!»

Но более речь о Юрии не идёт.

Льстиво потчуют славой Аль-Бугу, который и на коня не садился. Хвалят татар за хитрость, хана за мудрость. А про переяславского выскочку Акинфа Великого забывают, и он, отшумев, засыпает за столом от хмеля, усталости и обиды. И долго ещё по обычаю машут после драки руками. Причём шибче всех машут те, кто на драку со стороны глядел.

Потом начинают мыслить, как завтра рязанцев встретят. Сильны они, черти! Унылы становятся речи и тревожны взгляды.

Один Даниил Александрович странно спокоен и даже светел - худшего ожидал. Ан обошлось!

Знать, на его стороне Господь!

И татары ушли!

Знать, по-прежнему милостив к нему хан!

Так чего же теперь страшиться?

«Надо к завтрему молитвами приуготовиться. Бог к Москве милостив…» - не слушая воевод, думает князь.

А наутро коломенские бояре, учинив измену, перекинулись, как о том и было с ними договорено Фёдором Бяконтом, на Московскую сторону. Да как удачно перекинулись-то! Ночью, перебив окольных, врасплох взяли в плен рязанского князя Константина Романовича.

Что ж с пустыми руками-то итить, - гордо ухмылялись коломенцы. - Чать, мы не нищие!

Ништо - ещё обнищаете!

О таком счастливом исходе и хитрый Бяконт не загадывал.

А вот Даниил Александрович и этого свинства не исключал. И в худший миг не терял он надежды на Божью помощь, однако же просто на диво, как все складно-то обернулось!

Стали ладить переговоры. За свободу отца сыновья Константина Ярослав и Василий готовы были уплатить и Коломной. Но сам Константин Романович такой позорный торг отверг напрочь:

- Убей меня, Данила Лександрыч, а все одно не будет твоя Коломна!

- Да разве же я, Константин, убивец? Я стану Бога молить о твоём вразумлении. Покуда сам верного слова не скажешь, кто ж тебя тронет? - усмехнулся Даниил Александрович и вздохнул: - А пока ты слова не дашь, что честью отступаешься от Коломны, придётся тебе у меня на Москве погостить. Чтобы сыны твои лучше помнили: чей отныне сей город. На том и закончили кровопролитие.

Глава седьмая

Как сказал Даниил, так и сделал: женил Юрия. Причём не на девке женил, а на городе.

На Переяславле!

Ещё при Данииловом деде, Ярославе Всеволодовиче, жил в том Переяславле затейный монашек, речистый женоругатель, тоже по имени Данила. Так вот он в своих писаниях ко князю оставил такие слова:

«Блуд из блуда для того, кто поимеет жену ради прибытка или же ради тестя богатого! Лучше уж вола видеть в дому своём. Лучше уж мне трясцою болеть. Трясца потрясёт, да отпустит, а зла жена и до смерти сушит…» - писал причетник[54].

Но кто же откажется прирастить своё имущество даже и блудом? Только глупый. Да ведь ещё как прирастить-то!

Москва Переяславлю и в подмётки не годилась. Ещё со времени Ярослава Всеволодовича Переяславль считался главной великокняжеской вотчиной. Потому и передавался он сыновьям строго по старшинству. Однако не только лестно было владеть этим городом, но, владея им, можно было быть уверенным - при любой каверзе и беде в самом центре Руси ждёт тебя почти неприступная крепость о двенадцати башнях, к тому же с одной стороны ограждённая непролазными болотами, с другой - большим Клещиным озером, а со всех остальных глубоким рвом и высоким валом, что тянется чуть ли не в три версты! Да и это, поди, не главное. Главное - переяславские воины, отменные кмети, опора победоносных дружин Александра Невского. Коли уж верны переяславцы своему князю, так верны до смерти. А прибыток каков! Меха, меды, воск, рыба…

Словом, зажитный город Переяславль!

Отнюдь не случайно по смерти князя Дмитрия Александровича этот лакомейший кусок стал средоточием алчных устремлений. Причём намного задолго до кончины его законного владетеля!

А правил Переяславлем в ту пору слабый волей и здоровьем сын Дмитрия Александровича князь Иван. Не о том речь, что не в батюшку уродился, а о том, что самому ему Господь детей не дал. Не на кого ему было оставить Переяславль!

Всем кругом было ясно: век Ивана не долог. Он страдал грудной немочью, кашлял и харкал кровью. А потому как ко всему прочему был неумён, переменчив, вздорен, капризен, то прежде, чем помереть, умудрился такую кашу заварить, что не сразу и разберёшь, чего в котёл натолкал!

Так как Иван был бездетен, после его смерти по древнему обычаю город должен был отойти к великому князю Андрею, а уж тот мог распорядиться им по-своему усмотрению. Однако, переяславцы сколь благоговейно по сю пору чтили память покойного князя Дмитрия, с которым не в один поход хаживали, столь же глубоко ненавидели теперешнего великого князя. Да и князь Иван мечтал напоследок если уж не поквитаться с дядькой, так досадить ему до зубовного скрежета.

Сначала, посоветовавшись с ближайшими боярами, решил Иван поступить по справедливости: согласно духовному завещанию отдать город во владение достойному. А кто достоин? И так рядили, и этак, а самым достойным оказался тверской князь Михаил. Ведь никто иной, а Михаил дал последний приют князю Дмитрию, ведь именно благодаря его заступничеству Андрей после Дюденева похода вынужден был вернуть из костромской ссылки Ивана и вновь вокняжить его в Переяславле, согнав оттуда своего вечного складника Федьку Чёрного. А кто как не Михаил в первую очередь встал со своими полками у Юрьева на пути Андреева войска?

Эта последняя стычка случилась три года назад, после того как на княжеском съезде во Владимире робкий Иван, доселе живший за стенами Переяславля тише, чем мышь в зимней норке, вдруг ни с того ни с сего возвысил свой голос до того, что прилюдно обозвал великого князя Каином, то бишь братоубийцей.

Слова, конечно же, справедливые, однако больно уж неожиданные в устах Ивана. Да даже и неуместные, потому как и съезд-то собрали ради русского мира, а не для новых обид. Куда там! Разлаялись до того, что там же, на съезде, на потеху ханскому послу-«миротворцу» беку Умуду за мечи схватились. Поди уже тогда потерял бы свою слабую головёнку переяславский Иван, кабы опять все тот же Михайло Тверской не встал на его защиту.

Кому был нужен тот разлад? Как ни верти, а одному лишь во всей Руси - загадливому московскому князю Даниле. Он, знать, и подбил Ивана против дяди выступить. Исподволь, тихонько готовил он Андрею врагов, себе союзников на будущую войну за великое княжение.

Андрей обиды от племянника не стерпел. Когда уже разъезжались, всегласно пообещал выбить Ваньку из переяславской отчины.

И выбил бы как нечего делать! Тем более что, видать, по уговору с Андреем ханский посол Умуд позвал Ивана с собой в Орду: мол, хан Тохта его хочет видеть. Пришлось Ивану прямо из Владимира отправляться в Сарай. Но перед тем упросил он Михаила Тверского и Данилу Московского взять Переяславль под их щит. Так сложился недолгий и непрочный союз Твери, Москвы и Переяславля. Да и послужил он лишь для того, чтобы под Юрьевым отвратить Андрея выполнить свою угрозу.

Как ни прельщал великого князя Переяславль, как ни жгла обида на ополоумевшего племянника, биться с мощной тверской дружиной, подкреплённой московскими полками, Андрей не рискнул. Постояли войска друг против друга да и разошлись по своим углам.

Ну чья как ни Михайлова заслуга, что не взял Андрей Переяславль на копьё?

К тому же и родня - не седьмая вода на киселе, и переяславцы всей душой на стороне тверича. Но…

Но ведь у московского-то дядьки Ивана Переяславского тоже, чай, на плечах голова, а не репа. Давно уж Даниил Александрович для себя наметил если уж не прибрать к рукам знатный Переяславль, потому как покуда руки коротки, так все сделать для того, чтобы обильная вотчина не досталась ни Михаилу, ни великому князю.