Боевой выход - Анатолий Гончар

Жаль, думал Ильяс, что сейчас не весна и не поздняя осень и у нас на руках нет заранее приготовленных сумок, мешков с черемшой или орехами. Подумаешь, ходили отец с сыном в лес. Ну и что, что война? Жить-то как-то надо. «Жить-то как-то надо», – хорошая фраза, оправдывающая решительно все. Главарь банды незаметно улыбнулся собственным мыслям. Конечно, можно было бы прикинуться охотниками, но мало ли на кого наткнешься, а то, бывает, вначале стреляют, а уж потом разбираются, что у тебя в руках – «калаш» или охотничья «Сайга». Уж лучше так, с пустыми руками, лишь топор за спиной да пила в пакете. Всегда можно сослаться, что коровью изгородь в лесу чинили, он и новые слеги на изгороди показать мог. Специально вчера вечером подновили. Только коров в этих местах давно не пускают. А сколько их раньше с оторванными копытами по лесу гнило, и не сосчитать. Но русские-то этого не знают! Стационарных постов в селении нет, федералы бывают лишь наездами, а свои односельчане не продадут. А если надо, то и подтвердят, кто он и что. Хорошие односельчане, дружные, а тех, кто дружить не хотел, тех уже давно под нож пустили; вот и супругу его тоже… При мыслях о жене Ильяс вздохнул, а на глаза снова, как обычно при воспоминании о ней, начали наворачиваться слезы. Хорошо, хоть дед не дожил, хороший мужик был, даром что казак…

– Готовы? – Главарь банды окинул взглядом свое воинство. Удовлетворенно хмыкнул и, ничего больше не говоря, пошел к выходу с базы. Остальные моджахеды потянулись следом. Замыкал строй значительно за последний месяц повзрослевший сын главаря, Рамзан.

Если знать, где и как идти, дорога по горному лесу окажется не такой уж трудной и длинной. Солнце стояло еще высоко, когда, раздвинув густые ветви орешника, Ильяс вышел на узкую просеку, ведущую к небольшой круглой площадке с тремя одиноко растущими буками. Справа и слева ее, словно айсберг, омывали струи двух ручейков, уже вымывших в породе многометровые овраги. Над тем, что был справа, полого поднимался вверх скат широкого в своей вершине хребта. А над тем, что слева, козырьком нависал пятиметровый обрыв – начало довольно обширного равнинного участка, поросшего все теми же буками и грабами. Прямо впереди (строго на север) площадка «айсберга», словно корабельной рубкой, венчалась глиняным гребнем, у основания которого в размытой до глубины трех метров щели стекались воды обоих ручьев. Образуя здесь небольшое озеро, они вырывались из него в широкое многометровое каменистое русло, постепенно забирающее влево и убегающее к ближайшему селению. Там же, за местом слияния ручьев, находилась старая, поросшая травой воронка от русского снаряда, угодившего сюда еще в девяносто пятом. И вот почти сразу за ней в кустарнике и лежали продукты, приготовленные для банды трактористом и его одноглазым братом. Привозил он их не первый раз, место было неприметное и надежное.

Наконец моджахеды вышли на полянку и остановились. Теперь у главаря банды и его воинов были разные дороги, но, прежде чем разделиться (Трехпалый с сыном собирался идти по руслу ручья, а остальные – прямиком направлялись за припасенными продуктами), следовало немного отдышаться, а ему с Рамзаном еще и переодеться в гражданскую одежду.

– Отдыхайте, – махнув рукой, милостиво разрешил Ильяс своим воинам и, даже не озаботившись выставить охрану, приставил автомат к дереву. Он знал этот лес с детства. Лес был ему всем. Он был ему матерью, кормившей и поившей его в трудную годину. Он был ему отцом, укрывающим от врагов и дающим тепло очага. Он был ему любящей женой, заботливо баюкающей уставшего мужа. Он был ему сыном, охотно принимая и укрывая его тайны. Ильяс был уверен, что лес не подведет, что даст знать о присутствии врагов их уносимыми эхом голосами, треском хрустнувшей под вражеской ногой ветки, запахом сигаретного дыма, немытых тел и испражнений. Покажет следы, откроет белое среди лесных теней лицо, черный, далеко выдвинутый ствол, край грубо скомканной плащ-палатки, блеск линз в поднятом русским командиром бинокле. Но в этот раз все было тихо и спокойно. Ильяс подмигнул сыну. Тот посмотрел на отца и улыбнулся.

Высокий, красивый, широкоплечий, с густой бородой, он всегда вызывал у Рамзана законную гордость. Каждый чеченец хотел бы иметь такого отца. И даже два оторванных пальца скорее украшали, чем портили его мужественность.

Отставив оружие в сторону, отец и сын стали переодеваться. Остальные моджахеды расселись под деревьями и начали неспешную беседу. Они не боялись, они у себя дома. Командир сказал «отдыхайте», значит, никого нет, значит, можно все.

Кудинов уже давно держал на мушке высокого бородача, вышедшего первым, и теперь вместе с еще одним, тощим, низкорослым боевиком начавшим переодеваться в гражданскую одежду. От последнего шага снайпера удерживала лишь противоречивость бушующих в голове мыслей. По-хорошему надо бы подождать, когда эти двое переоденутся, и боевичье пойдет дальше. Ведь стоит только бандитам спуститься в русло реки, и живыми им уже не вырваться. Шадрин шарахнет сперва «МОНкой», затем из «РПГ». И боевикам кранты, просто так оттуда не отойти, придется принять бой. Но шансов у них нет. Он все заранее просмотрел. Русло ровное, крупная белая галька, обрывистые берега, спрятаться там негде. Не уйдут. Вот только… До тройки Шадрина считаные метры, если сообразят, если все вместе нахрапом. Могут смять… Нет, им и тогда не уйти, но Шадрин, Юдин, Довыденко… А если открыть огонь сейчас, одного-двух он положить успеет, еще одного-двух положит пулеметчик, может, кого цепанет и Батура… Остальные уйдут. Четверо против нуля. Пятнадцать против трех. Будь он большим начальником, не знай этих ребят, выбрал бы второе, но он с ними уже не первый месяц. Палец плавно лег на спуск, напрягся, выбирая слабину…

Виталик слышал доносившиеся из-за гребня голоса, но, ничего не видя, буквально бесился от невозможности что-либо сделать, что-либо предпринять. «РПГ» давно покоился на плече, а рядом (Шадрин привык обходиться без второго номера), сняв оружие с предохранителей, находились готовые к бою Юдин и Довыденко. По два магазина вынуто из разгрузок и положено под левой рукой, гранаты с отогнутыми усиками на ровных площадках справа. Время шло, напряжение нарастало.

Бах – сухой звук выстрела «СВД», тра-та-та-та-та – пулеметное громыхание слилось с автоматной трелью – бам, бам, бам.

Ответное громыхание, ба-ба-ба-ба-ба, беспорядочно, во все стороны, пока не поняли, не определили, не увидели, чтобы постараться подмять, задавить залповым огнем и, прикрывшись огневым щитом, отойти и унести раненых.

Убитый Кудиновым Трехпалый еще падал, мотая из стороны в сторону окровавленной, раскроенной почти надвое головой, когда очередь из пулемета, срезав стоявшего рядом с ним широкоплечего Ибрагима, попутно размозжила Ильясу еще и сердце (первый десяток патронов был заряжен разрывными, позаимствованными Чавриным у запасливых омоновцев). Рядом с пулеметчиком разряжал свой автомат Батура, еще раз сумел удержать цель и спустить курок Кудинов. Бандиты, стреляя в ответ, начали спешно оттаскивать убитых и раненых за, казалось бы, надежно укрывающий от русских глиняный гребень.

«Похоже, удалось, похоже, повезло», – кто-то из моджахедов, положив на землю мертвое тело, опустился на колени.

И в тот же момент согнутые фигуры убегающих «чехов» появились в поле зрения Виталика. Сразу же тяжело ухнул гранатомет. Граната еще летела в сторону противника, а старший сержант Шадрин уже готовился к новому выстрелу.

Разрыв гранаты ошеломил уже было начавших приходить в себя бандитов. Запаниковавшие моджахеды, бросив убитых и раненых, кинулись в обратную сторону. Со склона по ним снова хлестнули пулеметно-автоматные очереди. Но «чехов» было еще много, и они были опытными воинами.

Там, там, там, там – застучал автомат оставшегося за главаря Майрбека Дадаева. Трассера взвились вверх, показывая замеченную Дадаевым позицию спецназовцев.

Бам, тра, бах, тра-та-та-та – застучали автоматы, завякали подствольные гранатометы наконец-то сумевших организовать оборону «чехов». Позиции русских были определены; теперь, чтобы отойти, спецов надо было хотя бы на короткое время прижать огнем. Патронов бандиты не жалели, ибо долгий бой вести не собирались.

– Надо убить тех, – оставшийся за главного Майрбек кивнул в сторону снарядной воронки, безошибочно определяя наиболее уязвимую позицию противника.

Залегшие рядом моджахеды поняли его замысел и, резким броском сместившись влево, открыли плотный огонь по позиции тройки старшего сержанта Шадрина.

Виталик потянулся к очередному «карандашу» и вдруг понял, что «РПК» Довыденко хранит подозрительно долгое молчание. Он повернул голову и с матом бросился в сторону пулеметчика. «Перегревшийся» Эдик стоял на одном колене и шомполом пытался выковырнуть застопорившую затвор гильзу.