Путь мистика - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Мой директор в высшей школе был очень строгим человеком, проповедовавшим суровую дисциплину. Как только я перешел из школы в высшую школу, с самого первого дня между нами началась борьба. Обычно в начале дня, перед началом занятий, проводилась коллективная молитва. Я оставался в молчании. Я не участвовал в молитве, которая возносилась в честь индуистского бога Ганешвара, бога-слона с телом человека и головой слона. Он вызвал меня и сказал:

– Мы этого не потерпим.

Я сказал:

– Не нужно ничего терпеть. Делайте, что можете, но помните, что я буду делать то, что считаю правильным. Для меня молитва – это вздор, и особенно молитва такому богу, который просто смехотворен. Я не могу молиться. Я могу молчать.

– Я очень суровый человек, – сказал он.

– Мне все равно, – сказал я. – Вы можете меня убить – вот и все, что вы можете сделать; но я не буду участвовать в этой молитве, живой или мертвый. Я не верю ни в какого бога и особенно в эти вздорные идеи о богах и образах. Я не индуист. Вам придется отвечать перед судом.

– За что? – спросил он.

– За принуждение меня к религии, к которой я не принадлежу. Это против закона. Вы ответите мне перед судом.

И у меня был хороший адвокат, который был отцом одного из моих друзей. Я сказал:

– У меня есть адвокат, и я всегда ему говорил, что когда мне будет необходимо… помните, я приду прямо в суд.

– Ты странный человек, – сказал директор. – Ты подашь на меня в суд?

– Несомненно, потому что вы совершаете преступление. Я не индуист: почему я должен участвовать в индуистской молитве? Это не индуистская школа, это правительственная школа. Правительство не принадлежит ни к какой религии. Приходите со мной в суд, чтобы я мог представить дело своему адвокату, а вы – предстать перед судьей.

– Боже мой, – сказал он, – я никогда не думал, что ты можешь довести это до таких крайностей.

– Я ничего не довожу, – сказал я. – Вы принуждаете меня его доводить; иначе забудьте все о своей суровости. Сегодня первый день, и это хорошее вступление. Я узнал вас, вы узнали меня – теперь каждый раз, когда что-то происходит, помните, что имеете дело не с каким-то Томом, Диком или Гарри.

Я сказал ему:

– Сегодня я могу вас простить, потому что это ваша первая ошибка, но в следующий раз мы будем разговаривать в суде. – И я вышел из его кабинета. Он промолчал.

Тем же вечером он пришел к моему отцу и сказал:

– Что это за мальчик?

Мой отец сказал:

– У нас ничего не получается. Вы всем известный сторонник дисциплины, а он – только маленький мальчик, может быть, у вас получится.

– Он не маленький мальчик, – сказал тот. – Он угрожал мне судом, и он может это сделать! У него уже есть адвокат. Я знаю этого адвоката, и я много раз видел, как он беседует с этим адвокатом, потому что они просто… – Этот адвокат жил в соседнем доме с директором. – Они друзья, хотя между ними и большая разница в возрасте. Они очень близкие друзья; они разговаривают как равные. Так что же я должен делать?

– Никто не знает, – сказал мой отец. – Вы найдете свой способ; мы нашли свой. Никто не становится у него на пути. Все, что он хочет делать, пусть он это делает – это простейший путь. Он никогда никому не вредит. Просто не становитесь у него на пути; иначе все станет слишком большим и выйдет из-под контроля.

На второй день я снова стоял молча. Он был очень зол. Я видел, что он кипел внутри, потому что чувствовал себя очень униженным. Он не вызвал меня в кабинет, но я пришел к нему в кабинет сам. Он сказал:

– Я не вызывал тебя.

– Вам не хватило храбрости меня вызвать, – сказал я, – хотя вы хотели. Я видел это у вас на лице, в ваших глазах: вы кипели от гнева, и я подумал, что мне лучше прийти. Зачем мне ждать, пока вы меня вызовете?

– Кажется, тебе нравится бороться! – сказал он.

– Мне нравится все – в том числе и бороться.

Он стоял, поэтому я просто пододвинул его стул и сел на него. Он сказал:

– Что ты делаешь?

– Просто сижу на стуле.

– Это мой стул.

– На этом стуле не написано ничье имя. Стул – это то, на чем сидят, а вы в любом случае стоите. А я маленький мальчик. Я устал. Вы можете постоять. Вы достаточно сильный, – он был крупным человеком, очень высоким и мускулистым, – вы можете постоять. Это кажется более вежливым и правильным, что вы стоите, а я сижу.

– Послушай, – сказал он, – мы должны прийти к какому-то компромиссу, потому что таким образом ты разрушишь всю мою репутацию и имидж школы.

– Но я не верю ни в какие компромиссы. Я не хочу разрушать ваш имидж. Вы можете сохранять свой имидж, – я не разрушителен, – но оставьте меня в покое. Если вы это пообещаете, у вас не будет со мной никаких проблем.

Ему пришлось пообещать:

– Я никогда не встану у тебя на пути, делай все, что хочешь.

Он также вел один из моих факультативов. Он был ученым и преподавал химию. Я выходил, когда мне хотелось, не спрашивая его, и входил, когда мне хотелось войти, не спрашивая его. Он сказал мне:

– Это неправильно.

– Я же говорил вам, оставьте меня в покое, – сказал я. – Мы пришли к взаимопониманию. Если я вас спрошу, и вы скажете нет, я не собираюсь слушаться вашего нет, я все равно выйду. Поэтому, чтобы не подвергать вас такому смущению, я просто выхожу, не спрашивая, – просто чтобы сохранить ваш имидж.

Он был в растерянности.

Три года я был под его началом. Даже фотография, которую делают при выпуске из школы… Он был очень озабочен, появлюсь я на этой фотографии или нет, приду я или нет. Я не только пришел, но и привел с собой фотографа.

Он спросил:

– Но зачем ты привел с собой фотографа?

– Это фотограф, бедный фотограф этого города. Вы всегда вызываете фотографов из больших городов; в этом нет необходимости. Этому бедному человеку нужно больше работы, потому что я видел, как он продавал зонтики в сезон дождей, а летом – лед, содовую и холодные напитки. Но когда возникает малейшая возможность, он делает фотографии – на свадьбах или тому подобных случаях. Он бедный человек, и я хочу, чтобы с сегодняшнего дня он был нашим уполномоченным фотографом. Эта школа должна его уважать.

– Ну раз уж ты привел его… – сказал директор.

Бедный фотограф очень боялся, потому что его еще никогда никуда не звали. Я все ему объяснил – как что сделать, как все устроить… и он пришел в лучшем костюме и при всем параде. Директор встал в центре, вокруг учителя и все остальные, и он все сделал, как положено. И тогда он сказал:

– Готовы?

Я его подготовил.

Он говорил:

– Я должен оказаться достойным этого поста, достойным быть уполномоченным фотографом высшей школы. – Это было самое большое учреждение в городе. И вот он спрашивает:

– Готовы?

Затем он щелкает фотоаппаратом и говорит:

– Спасибо! – И все расходятся. И вдруг он говорит:

– Обождите – я забыл вставить пластинку! И во всем виноват ты, – сказал он мне. – Ты никогда не говорил: «Ты должен вставить пластинку». Ты рассказал мне все остальное.

Я сказал:

– Я думал, что как фотограф ты должен знать, что нужно вставлять пластинку; иначе какой же ты фотограф?.. И все эти «Готовы?» и «Спасибо!» пошли насмарку. Но ничего страшного.

Я сказал ему:

– Приготовьтесь снова.

Директор очень разозлился, потому что при этом присутствовали школьный инспектор и школьный бухгалтер, и когда фотограф сказал: «Я забыл вставить пластинку! Что теперь делать?», это вышло так забавно.

Директор вызвал меня. Он сказал:

– Это последний день. Ты уходишь, но не без последнего выступления. Кто тебя просил звать этого фотографа? Что за идиот! Именно поэтому мы многие годы его избегали! И ты сам убедился…

– Но это была такая прекрасная и забавная сцена! – сказал я. – И каждый, кто участвовал в ней сегодня, запомнит ее на всю жизнь. Вы должны заплатить ему немного больше! И помните, что с сегодняшнего дня он уполномоченный фотограф этой школы.

– Ты уходишь из этой школы или нет? Это наше дело… кого мы уполномочиваем, а кого нет.

– Это не ваше дело, – сказал я. – Я сказал классу, который выпускается в следующем году, нужным людям, позаботиться о том, чтобы этого фотографа приглашали каждый год, и если в этом явится необходимость, они могут вызвать меня из колледжа. Он не так далеко отсюда, всего лишь в восьмидесяти милях. И каждый год, в день фотографирования, я буду приезжать и смотреть, на месте ли уполномоченный фотограф.

– Ладно, он будет уполномочен, – сказал он.

– Я хочу подтверждения в письменном виде, потому что совершенно вам не доверяю, – сказал я.

И ему пришлось дать мне заверенное письмо. Я отдал его фотографу.

Он сказал:

– Я очень волновался, но ты провел такую большую работу – сделал меня навсегда уполномоченным фотографом. Я могу показывать это и другим заказчикам, – что я не такой идиот, как думают люди. Я уполномоченный фотограф образовательного учреждения этого города.

Он спросил меня: