Родина – за нами! - Дмитрий Юрьевич Манасыпов

стрельбище, выбрал спуск.

Отдача от мощного девятимиллиметрового патрона сильно толкнула плечо. Граната фыркнула, отправившись в полёт по кривой дуге, ставшей к концу более пологой, стремящейся к цели стрелой. Оставила за собой быстро исчезающий, дымный след. Она воткнулась ровно туда, куда было необходимо попасть. Молниеносно юркнула в едва заметную щель-бойницу. Взрыв-не взрыв, не особо громко, больше похоже на хлопок, с густым белёсым дымком. Крик внутри укрепления был намного громче. Ствол МГ заметно дёрнулся, застыв чёрной корягой, торчащей прямиком в низкое, серое и снежное небо.

— Ур-р-р-р-а-а-а-а!!! — басовито рявкнул сбоку невесть как оказавшийся рядом с командиром «замок». Вскинулся одним прыжком, перебросил удобнее свой автомат и ринулся вперёд ртутным живым шариком.

Лейтенант привстал, шаря глазами вокруг. Дым развеялся, давая возможность оценить то, сколько полегло однополчан, только что двигавшихся вперёд вместе с ним. На какой-то момент ему показалось, что из батальона осталось чуть больше одного полноценного взвода. Но всего на какой-то момент. Зарокотало справа, слева, сзади. Высокие мощные фигуры, укутанные в зимний камуфляж, виднеющийся из-под носимой защиты, кажущиеся неповоротливыми и большими, вставали во весь рост. И шли вперёд, собственной огневой мощью пробиваясь к совсем уже близкой линии траншей.

Злость и ярость, кипящие внутри, просились, рвались наружу, подталкивали бурлящим адреналином и…

— Ур-р-р-р-а-а-а-а-а!!! — лейтенант вскочил, чувствуя, как совсем ушёл в никуда противный липкий страх, не так давно попытавшийся скрутить его изнутри.

Шаг, второй, следом за теми, кто уже нёсся вперёд, даже не прижимаясь к такой спасительной земле. Они шли в самоубийственную атаку, обычные парни, родившиеся на этой великой земле, шли не пригибаясь и уже не прячась, подавляя врага одним только видом и древним, пришедшим из глубины времени боевым кличем. И те дрогнули, понимая, что здесь и сейчас они уже ничего не смогут сделать этим вот мужчинам и женщинам, не боящимся смерти. И для них не надо было никакого специального вещества, про которые они и не слышали. Не было никакого боевого безумия, не было алого тумана перед глазами и жажды убийства. Была лишь ледяная ненависть к тем, кто пришёл в их дом, сжигающая изнутри не хуже пламени…

Лейтенант ударом приклада отшвырнул одного, бросившегося откуда-то сбоку, вынырнувшего из хода сообщения. Хлестнул очередью поперёк груди ещё одному, неожиданно вскочившему на ноги, и оказавшемуся весьма живым. Когда автомат сухо щёлкнул, а рука, привычно пошарив в подсумках, не нащупала ни одного полного магазина, он только вздохнул. Привычно перекинул автомат за спину и быстро выхватил тяжёлый трофейный клинок, понимая, что может не успеть к силуэту в офицерской шинели, шатающейся, показавшейся в дверях дымящего блиндажа. Но всё ещё сжимающей в руках угловатый МП.

Одинокая серая ворона, кружась, опустилась вниз. Каркнула, выглядывая товарок, суетливо оглянулась вокруг, топорща перья и подпрыгивая. Но нет, пока она была одна, первая, понявшая, что внизу всё прекратилось.

Чёрный дым продолжал подниматься клубами в небо, но треск стрельбы и басовитые разрывы гранат становились всё реже. Птица, давно наученная жизнью осторожности, продолжала осматриваться. Она не спешила приступать к тому, для чего прилетела. Этому она тоже научилась давно. Лучше было дождаться того времени, когда высокие фигуры перестанут сновать взад и вперёд, постоянно нагибаясь к земле. Изредка, то одна, то другая начинала кричать, махая руками. Или наоборот, молча выпрямлялась, направляя вниз остро пахнущее железо, что не выпускала из ладоней. Потом был короткий звук, вспышка огня и человек шёл дальше. Надо было лишь дождаться, когда они уйдут дальше и тогда можно приступать.

С неба вновь падал, лениво кружась в морозном воздухе, снег. Падал, не тая на широко раскрытых глазах тех, кто уже никогда не сможет встать с ледяной земли. Падал, накрывая пушистым мягким ковром, красные и чёрные пятна. Бой закончился.

Полковник Медведев молчал, крутя в пальцах сломанный карандаш. Хрустнул его остатками, подошёл к столу. Открутил колпачок на фляжке, которую достал из тумбочки. Посмотрел на тех, кто сидел рядом. Нашёл три относительно чистых стакана и налил по трети каждого прозрачной жидкости. В блиндаже резко запахло спиртом.

Поднялась вверх плащ-палатка, закрывающая вход в «кабинет» командира. Зашёл уставший, с красными щеками и носом Смирнов. Принюхался, взял один из стаканов, залпом отправил внутрь.

— Ну? — на лице Медведева чётко выступили желваки.

— Ушли, товарищ полковник, все три группы успешно ушли на ту линию фронта.

«Батя» сжал в руке стакан, поискал глазами лысого, всё также сидящего в тени. Выпил, медленно, пропустив ледяной спирт сквозь сжатые зубы. Стукнул стаканом по доскам стола. Сел, глядя в пустоту перед собой.

— Пусть вам земля будет пухом, ребята… — Смирнов, глядя на командира, сухо сглотнул. Группы ушли «туда», дело было сделано. Цена… цена вышла дорогой. И понять командира можно было без лишних слов. Война…

— Они погибли не зря. — лысый вышел на свет. — Не зря.

На войне, как… — 4

Новосибирск, статистический межведомственный отдел при Наркомате сельского хозяйства и Наркомате тяжелой промышленности, 196…

Дядя Ёся, ну помоги с сыном, пожалуйста, он у нас один. От вас не забирают, у вас брони, вы же нужны стране!

А сын их не нужен? Двадцать лет остолопу, от семейного, математики и ее тончайших расчетов, ничего нет. Зато бегает, зато с вышки прыгает, зато стреляет, зато… Все «зато» и никакого желания идти на фронт. Или, хотя бы, на оборонный завод, на обычный завод, отучиться и ехать агроном в колхозы. Колхозы, дураки вы такие, колхозы, Раечка! А твоему Лёве лишь бы жить тут, в новой столице, волокитить за девочками поглупее и получать значки на грудь. Комсорг он, понимаете ли, пошел получать высшее филологическое образование… фух, родственнички!

Льва Толстого он любит, Лёва ваш, Достоевского, грамматику с правописанием? Или грамматика и есть же правописание, верно?

Да не сдались ему ни уроки родной речи, ни правильное восприятие учениками, в будущем, гениальности Александра Сергеевича. Вот прямо совсем. Педагогические училища только-только начали первые наборы делать, девчонок море, вот он там и оказался. И вся его любимая математика сводится к размеру груди новой фемины, на кою Лёвушка открыл охоту. Вот, самые простые цифры, тройка, четверка и туз, отданный повышению этих чисел. Педагог, в растакую погибель его!

Почему не призван как бы племянничек? Ой, я вас умоляю, неужели не найдется даже в страхе с ужасом, столько лет нависающем над страной, любителя наживы? Найдется, обязательно найдется, особенно когда к тебе в кабинет, мило улыбаясь, заходит