Почти что сломанная жизнь - Маргарет Макхейзер

Немного отодвигаюсь назад и прижимаюсь к телу идеального мужчины, тихонько сопящего позади меня. В ту секунду, когда мое тело соприкасается с его, он усиливает хватку на моей талии и сильнее прижимает руку к моему животу.

- Доброе утро, милая, - бормочет он мне в ухо. Тепло его дыхания обжигает мою и без того чувствительную кожу и посылает по всему телу приятную дрожь.

- Доброе, - отвечаю я, закрывая глаза и наслаждаясь всеобъемлющим присутствием Доминика.

- Мне нравится просыпаться, обнимая тебя. Я запросто могу привыкнуть к этому, Эйлин. - Он легонько целует меня в шею. - Ммм, да. Это очень просто. - Он сдвигает в сторону лямку моей пижамы и нежными губами целует мое плечо.

- Думаю, мне это тоже понравится. - Наклонив голову в сторону, опускаю руку ему на бедро. Доминик самым очевидным образом возбужден; я могу чувствовать его прижимающуюся ко мне эрекцию. Он не придвигает ко мне свои бедра и не толкается в меня, чтобы дать знать, что хочет меня, но я могу чувствовать его желание.

И очень скоро, открыв в себе любящую часть меня, над которой они надругались, я надеюсь, смогу дать ему то, что ему нужно.

Но пока я уверена, что Доминик не будет принуждать меня к чему я еще не готова.

Его рука движется к верхней части моего бедра, затем он медленно проводит ею до моего колена.

Из его груди вырывается едва слышный стон, пока он оставляет поцелуи на местах своих прикосновений.

Этот звук проносится через меня, и с каждым разом я ощущаю себя все более возбужденной.

Вдруг то, что они сделали со мной, яркой вспышкой всплывает у меня в памяти, и все, что я только что чувствовала, тонет в ведре ледяной воды.

- Хватит, - говорю я Доминику.

Он убирает свои руки и отодвигается от меня так, что больше его тело не касается меня.

- Ты в порядке, Эйлин?

Я трясу головой и сворачиваюсь в комок.

- Детка, не делай этого, пожалуйста. Поговори со мной. Расскажи мне, что случилось. Я слишком надавил на тебя? - говорит он, беря меня за руку.

- Это не ты, Доминик. Я вспомнила о них. Я просто еще не готова к тому, чтобы мы делали следующий шаг. - Какая же я дура? Самый совершенный мужчина в мире кладет свое сердце к моим ногам, а я не могу ответить ему взаимностью в той мере, в которой он заслуживает.

- Все нормально. Я не спешу и никуда не собираюсь. - Он еще раз целует меня в щеку, и поднявшись, расправляет простыню и одеяло и выходит из моей спальни.

- Я приготовлю кофе, - говорит он на полпути вниз по лестнице. Эй, это мои слова. Я знаю, он не сможет включить мою кофеварку, а значит он приготовит нам чай.

Я улыбаюсь его тонкому намеку, вылезаю из кровати и спускаюсь вниз, в кухню.

- Я тут кое о чем подумал, Эйлин, - Доминик обнимает меня сзади, пока я включаю кофеварку и жду, когда вода нагреется.

- И о чем же ты подумал?

- Я хотел бы, чтобы мы купили зеркало.

Я застываю в его руках. Когда я смогу видеть себя, мне будет стыдно даже больше, чем, если бы я просто рассматривала свое отвратительное тело.

- Зачем? - спрашиваю, стараясь, чтобы мой голос прозвучал как можно более безразлично.

- Это еще один шаг в твоей реабилитации. Как насчет того, чтобы после завтрака мы сняли ту простыню, которая закрывает твой телевизор? И я имею в виду, снять насовсем? - Он обнимает меня и целует в щеку. - Начнем с этого.

- Ммм, думаю, с этим я справлюсь. - Сосредотачиваюсь на кофе и стараюсь не позволить страху увидеть себя в отражении телевизора полностью захватить меня.

- Я очень горжусь тобой, - шепчет он и оставляет еще один поцелуй на моей щеке. - Я подумываю о гренках или бутерброде с тобой в кровати, если вдруг ты готова побезобразничать, или о тосте на завтрак. Чего бы тебе хотелось? - Он отпускает меня и облокачивается на столешницу рядом, наши бедра касаются друг друга. Дразнящая улыбка озаряет его лицо.

- Мммм, дай-ка подумать, - Я стучу пальчиком по губам и хмурю брови, делая вид, что это ооочень трудное решение. - Думаю, я выберу первый вариант. Люблю гренки.

Пока Доминик накрывает на стол, его игривая улыбка теперь достает почти до ушей.

Мы стоим перед телевизором, и я гляжу на кусок красной материи на экране, скрывающую отвратительные шрамы от моих глаз.

- Готова? - спрашивает Доминик, переплетая вместе наши пальцы.

Я качаю головой. Мне нужно еще пару минут.

Смотрю на вуаль и пытаюсь приказать себе убрать ее.

- А в твою спальню, Эйлин, я хочу зеркало в полный рост.

Что он сказал?

- А? - озадаченно поворачиваюсь к нему я.

- Зеркало. Мне хотелось бы поставить в твою спальню зеркало в полный рост. Может быть, нам стоит поискать старое антикварное зеркало на блошином рынке, или мы могли бы купить зеркало, сделанное на заказ, специально для твоей спальни. Возможно, в красивой толстой дубовой раме.

Я снова поворачиваюсь к скрывающей отражения ткани.

Делаю шаг вперед.

- Или ты предпочитаешь металлическую раму? Я лично не очень люблю металлические рамы. Для меня это слишком современно. Сам бы я предпочел деревянную. Но речь о твоей спальне, поэтому думаю выбирать тебе.

Знаю, что он делает. Снова пытается отвлечь меня, чтобы мне было легче справиться с этим. Я крепко сжимаю в кулаке край ткани.

- Или может, ты захочешь зеркало вообще без рамы. Я мог бы повесить его на стену, может быть, рядом с окном, выходящим на то огромное дерево. Знаешь, я видел, как синяя сойка сидела на подоконнике и заглядывала в твою комнату.

Синяя сойка расправляет свои крылья и беззаботно летает, ничего в мире не боясь. Она не смотрит на свое тело, задумываясь, насколько отвратительно и отталкивающе оно. Она просто летает.

Наперекор стихиям, ветру, дождю, граду, или зною, синяя сойка грациозно парит.

Я срываю полотно с телевизора и комкаю его в руках. Поворачиваюсь к Доминику, чьи улыбающиеся глаза полны тепла и гордости и отдаю занавеску ему.

- Не мог бы ты выбросить это в помойку, пожалуйста? Мне это больше не нужно. - И я оборачиваюсь к черной отражающей поверхности.

Отступаю на шаг назад и вглядываюсь в очертания моего лица.

Мое зрение размыто, частично из-за травмы левого глаза, частично потому, что экран очень темный, поэтому тяжело составить правильное представление о себе.

- С удовольствием, - говорит Доминик с чистым удовлетворением, выбрасывая ткань в мусорную корзину в кухне.

Я смотрю на себя.

Дотрагиваюсь до лица и вижу, что женщина в экране телевизора, делает то же самое.

Мой левый глаз провисает сильнее, чем я помню, и моя кожа невероятно одутловатая, отсвечивает белизной. Я помню, как я смотрела на себя до того, как меня похитили, думая, что я хорошенькая. Но теперь, даже в черном цвете, я не могу видеть ничего хотя бы отдаленно напоминающее красоту.