Находка Шторма (ЛП) - Тоул Саманта

– О, я, наверное, знаю почему, – бабушка поднимает руку, как будто она в классе.

– Я тоже! – Пен подпрыгивает на носках, – это был бы повод для сплетен!

Бабушка возвращает мне телефон. Я беру его. На экране теперь отображается новостной сайт.

«ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ!

Случился адский Шторм».

«Шторма Слейтера застали во время скандала с журналистом Джаспером Маршем. Марш якобы рассказал Шторму во время интервью, что отец Шторма, покойный Джонни Крид, направлялся в аэропорт в ночь своей смерти, чтобы встретиться с сыном, о котором ему рассказали.

Как известно, Крид не знал, что у него есть сын. Но стало достоверно известно, что Крид получил звонок от анонимного источника за несколько часов до своей смерти. Во время звонка было раскрыто отцовство Джонни. Говорят, что Крид выехал на своей машине в аэропорт, чтобы сесть на самолет.

На встречу с сыном он так и не попал. Как вы все помните, произошла трагедия, Джонни Крид разбился поздно ночью, когда его машина упала в овраг. Позже выяснилось, что уровень наркотиков в его крови зашкаливал. Это заставило многих думать, что Крид покончил с собой. Лейбл «TMS» и друзья Джонни яростно отрицали его самоубийство. Теперь мы знаем, что им была известна причина, по которой Крид ехал в аэропорт. Но они скрывали правду не только от фанатов Джонни.

Шторм тоже узнал об этом сегодня, во время интервью.

Как им не стыдно!

Шторм в последний раз был замечен покидающим «TMS Records» в центре Лос-Анджелеса Произошел конфликт по поводу смерти его отца с Джейком Уэзерсом, Томом Картером и Дэнни Дейли.

Мы связались сих официальными представителями. На момент публикации комментариев мы не получили».

Я смотрю на экран, и мое сердце болит за него.

Иисусе. Бедный Ник – я имею в виду Шторм. Его отец умер еще до того, как они смогли познакомились. И все эти годы он думал, что отец никогда не знал о его существовании.

А потом узнать это от продажного журналиста и увидеть глубоко личные подробности своей жизни, разбросанные по всем новостям? Я даже представить себе не могу, каково это. Неудивительно, что он не назвал мне своего настоящего имени. Наверное, хотел немного побыть не публичной фигурой. Притвориться кем-то другим. Не могу сказать, что виню его.

– Сумасшедший, да? – говорит мне Пен.

Я возвращаю ей телефон.

– Нет. Это печально, – отвечаю ей, и моя грудь сжимается от волнения за него.

– Я помню, как умер тот молодой человек, – говорит нам бабушка, – это было во всех новостях. Тебе тогда было около четырех или пяти лет, Стиви. А этот мальчик – его сын. – Она переводит взгляд на дверь столовой. – Так грустно.

– Но это потрясающе! – Пен говорит слишком громко.

Я снова заставляю ее замолчать и смотрю на дверь.

– Да ладно тебе, в твоей гостинице остановился Шторм Слейтер, – раздраженно говорит Пен.

– Ждет своего завтрака, – я бросаю взгляд на бабушку, которая тут же начинает действовать.

–Уже делаю! – она хватает тесто и выливает его в разогретую вафельницу.

– Неужели ты ни капельки не взволнована? – спрашивает Пен, когда я беру из автомата чашку, наполненную кофе.

Ну, мне неспокойно, потому что Ник там, в соседней комнате. И он мне нравится. Больше, чем кто-либо после всего лишь одного дня знакомства. Но сейчас... не знаю. Мне тревожно за него.

Я имею в виду, он все еще Ник, мой красавчик. Даже если его зовут не так, как я думала.

Шторм Слейтер.

Это действительно классное имя.

– В восторге ли я от того, что Ник – я имею в виду, Шторм – рок-звезда? Нет. – Я качаю головой. – Но ты явно взбудоражена этим фактом.

Пен упирает руки в бедра.

– То есть ты хочешь сказать, что если бы Джим Керр из «Simple Minds» сидел бы сейчас в твоей столовой, ты бы не взбесилась? Или тот, из «А-Ha»55, который еще горячей?

– Мортен Харкет56.

– Тот самый, – она щелкает пальцами. – «Total DILF» 57.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Истинная правда. И да, я могу немного взбеситься. Но это совсем другое.

– Каким образом?

– Даже не знаю, – я пожимаю плечами, – это просто так.

Ее взгляд сужается.

– Это не так, и ты это знаешь.

Она совершенно права. Это две одинаковые истории. И теперь я чувствую себя полной идиоткой и огромной лицемеркой, потому что точно бы сошла с ума, если бы там сидел Джим Керр или Мортен Харкет.

И поэтому я ничем не отличаюсь от Пенни, и от того, как она сейчас реагирует. Но он просто... Ник. Ну, то есть, Шторм. Черт возьми!

– Ладно, ты права. Это одно и тоже. Но, в конце концов, он просто парень, Пен. Очень хороший парень, судя по тому, что я о нем знаю, – действительно, чертовски приятный, горячий и великолепный, и все в этом роде. – У которого были ужасные часы. И да, он знаменит, но это не значит, что я буду относиться к нему по-другому. И ты тоже, – я показываю на нее пальцем. – Или ты. – Мой палец перемещается к бабушке, которая смеется.

– Стиви, у меня есть дела поважнее, чем сходить с ума по рок-звезде. Тебе стоит беспокоиться о Пенни.

– Эй! – возмущенно отвечает она. – Я могу себя контролировать. Ну, хорошо, нет, – говорит она, глядя на выражение моего лица, – но я могу попробовать успокоиться. И в любом случае, я думаю, что Рейз Роулинс более горячий, – добавляет она, откидывая волосы.

– А кто такой Рейз Роулинс? – спрашиваю я.

– Боже всемогущий, Стиви, – вздыхает Пен.

– Это вокалист группы Шторма, – говорит мне бабушка, доставая из вафельницы только что приготовленные вафли.

Откуда бабушка вообще все это знает?

– Видишь, даже бабушка в курсе! – восклицает Пен. – Детка, я люблю тебя. Но тебе действительно нужно проводить больше времени в сегодняшнем мире.

Я прислоняюсь бедром к стойке.

– И зачем мне это делать, когда вся лучшая музыка пришла из восьмидесятых?

– Я бы не стала говорить этого парню в соседней комнате.

– Заткнись! Он не мой парень, – мне пять лет, и я снова на школьной площадке.

Пен смеется.

– Ты по уши влюблена в него. Я могла сказать тебе это еще вчера.

– Как угодно. Он симпатичный. И с тех пор, как я в последний раз проверяла, это не преступление – влюбиться в красивого парня.

– Нет. И это определенно очень вовремя.

Я бросаю взгляд на Пен.

– Я же сказала, что мне неловко. Так что, ничего делать со всем этим я не собираюсь.

– Я сказала ей, что она должна делать, – делится бабуля, доставая клубнику из холодильника к вафлям для Ника. Шторма, черт побери!

Я закатываю глаза.

– Спасибо за ваш вклад, но я могу справиться со своей личной жизнью или ее отсутствием сама. А что касается Ника – Шторма, или как там его, черт возьми, зовут, то мы будем молчать. Мы не покажем, что знаем его настоящее имя. Он хочет, чтобы мы звали его Ник, поэтому мы будем звать его именно так.

– А если он захочет, чтобы ты называла его папочкой? – говорит Пен, и я чуть не давлюсь.

– Господи, Пен! – заикаюсь от представившегося мне зрелища.

– Просто говорю, что я бы называла его папочкой, если бы он попросил, – она пожимает плечами, усмехаясь.

– Я тоже, – говорит бабуля.

И я просто умираю на месте.

Пен разражается смехом. За ней начинаю хохотать я.

Мне не хочется, чтобы Ник услышал нас. К черту все. Я ничего не могу с собой поделать, услышав это.

– Боже всемогущий, бабушка! – ахаю я, держась рукой за живот.

– Просто говорю, – усмехается бабуля, прежде чем начать нарезать клубнику, и снова вызывая приступ хохота у нас с Пен. Когда мой смех стихает, я делаю еще одну попытку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Ладно, мы договорились ничего не говорить. Мы не называем его Шторм – или папочка, – фыркаю я, – мы зовем его Ник. Парню пришлось несладко. Его личная жизнь во всех новостях, он явно хочет уединения. Так что уединение – это то, что мы ему дадим.