Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник) - Илиодор

Будучи в Саратове и живя в квартире эконома, она вместе с Лохтиной догола раздевала «старца», а потом надевала на него чистое белье.

При этом, по свидетельству 3. В., в той комнате, где растленная девушка и покоренная генеральша облачали «старца», слышались закатистые смешки и раздавались шлепанья ладонью по голому телу.

Это «старец» забавлялся со своими поклонницами.

Буря разразилась. Бедная девица не вытерпела, пошла на исповедь к ректору петербургской духовной академии – епископу Феофану – и рассказала ему все, все…

Об этом писал мне письмо иеромонах Вениамин.

За покаяние «старец» хотел подослать убийц к своей несчастной жертве; и одно время, по свидетельству дьякона С., Лена принуждена была скрываться от «старца».

В 1910 году она, обиженная, жила в г. Козельске, у непримиримого врага Григория, мещанина Мити блаженненького, узнавшего все его художества еще в бытность свою придворным пророком до Распутина; но об этом речь ниже.

В это время по России пошли вести, что Распутин собирается строить в Царицыне женский монастырь.

Е. М. Т. прислала мне из Козельска открытое письмо. Письмо это было получено бывшим у меня в гостях братом – студентом Аполлоном; и так как содержание его было очень для меня незаслуженно оскорбительно, то брат утаил это письмо у себя, чтобы меня не расстраивать.

Теперь, спрошенный мною, он передал, что письмо было приблизительно такое: «Подлец! Ты затеваешь с Распутиным там (в Царицыне) строить женский монастырь. Это зачем? Затем, чтобы там насиловать невинных девушек, как Григорий растлил и погубил меня?! Лена».

В настоящее время бедная Лена живет в каком-то женском монастыре, кажется, Петербургской губернии.

Хиония Б. Дочь видного и очень богатого генерала, вдова военного инженера или строевого офицера, молоденькая, на одну ногу хроменькая, но, по рассказам, в высшей степени красивенькая и нежная дамочка. Со «старцем» она познакомилась давно, чуть ли не с того времени, когда Григорий был привезен в Петербург со своими «специальными медикаментами».

Сначала «лечение» шло хорошо. Б. неотступно следовала за Григорием. Ездила к нему в Покровское. Ходила со «старцем» в баню и даже, с его слов, написала «Житие опытного странника».

Потом… вышло что-то неладное в дружбе с Григорием. Она от него ушла… Исповедовалась у еп. Феофана… Написала целую тетрадь о «подвигах» Распутина и подала ее государю… О судьбе этой тетради читатель уже знает.

Хиония, «старцем» весьма обиженная, вот как объясняет: ехала она однажды со «старцем» в Покровское в вагоне I класса, в отдельном купе… Долго ее «старец» ласкал, целовал, мял и спрашивал:

– Поди, блудный-то бес тебя во как мучает; ведь муженька-то нет. Ну я его того…

После того она, унылая, сидела на диване и размышляла о той пакости, какую с ней проделал «блаженный старец».

А «старец» не падал духом, подошел к ней да так ласково-ласково говорит:

– Ну что, миленькая, пригорюнилась? А? Чай думаешь, что я с тобой плохо поступил? Не думай так: это – грешно; как не грешно есть и пить, так не грешно с тобою мне валяться; да и легче тебе будет. Блудный-то бес отскочил от тебя, в окошко выскочил. Я это видел. Ей-богу! А вот за то, голубка, что ты подумала, что я с тобою грех сделал, становись-ка да клади вот здесь двести земных поклонов, да и я с тобою помолюсь о прощении твоего греха…

Убитая Хиония встала и начала отбивать поклоны; сзади нее «старец» тоже усердно ударял лбом об пол купе.

Моление кончилось. Но это было последнее моление с Григорием. Скоро Хиония рассказала все кому надо и бросила «старца».

А «старец», конечно, без страха и уныния направился искать для себя новых «пациенток».

О. В. Лохтина. Жена действительного статского советника, 52 лет. Женщина гордая, умная и всесторонне образованная. Первая пациентка Григория, пациентка усердная, отчаянная, безумная. До знакомства со «старцем» она была чуть ли не первою дамою в «свете», своею красотою, богатейшими, изысканными нарядами и горделивым сознанием своих достоинств покорявшая сердца кавалеров.

Но как только сошлась самым форменным образом с Распутиным, то бросила свет и исключительно занималась тем, что ходила во дворец к императрице и государю, пила там чай, обедала и толковала царям «мудрые изречения» и пророчества «отца» Григория.

Так продолжалось до тех пор, пока «старец» не нашел для этой цели более подходящую особу – А. А. Вырубову. Царям пришлось расстаться с Лохтиной. Хотя это и трудно было сделать, так как царица не иначе называла Лохтину, как «милая Олечка, подруга моя драгоценная», но старческие «веления» были гораздо сильнее личных привязанностей и симпатий.

О. В. Лохтина «смирилась» с таким поворотом в своей судьбе. Но по-прежнему ходила за «старцем» и вела самые подробные записи о его деятельности, а, главным образом, она в своих дневниках выражала свои чувства к «старцу» и глубокое преклонение пред его личностью.

О. В. Лохтина отказалась от семьи.

Начала юродствовать: говорила, что видела о. Григория в белом сиянии, стала ходить босиком, одеваться в высшей степени в странные костюмы с бесчисленными ленточками, позвонками и с шапочкой на голове, на которой было вышито: «Во мне вся сила. Аллилуйя».

Основываясь на каком-то, мне неведомом, пророчестве Ф. М. Достоевского о том, что в наше именно время придет спасать Россию в образе смиренного мужичка Сам Бог, она считала Григория – Богом Саваофом, меня – Сыном Божием, а себя – Богородицею.

Все мои и Гермогена усилия убедить ее в кощунственности выдуманного ею учения ни к чему не привели. Она твердо стояла на своем.

Распутин тоже старался внушить ей, что он – не Бог. В этих видах он писал ей: «Умалаю нефотазируй», и еще: «Боле дома сиди мене говри неиши вдватцатом веке бога на земле».

И это не помогло. Лохтина громко проповедывала, что отец Григорий есть Господь, во плоти пришедший.

При дворе Лохтину очень любили и очень боялись. Она командовала царем и царицей. Григорий мне рассказывал, что однажды она из Одессы прислала государю такую телеграмму: «Николай! Немедленно переведи мне по телеграфу двести рублей для нищих. Ольга». Николай, прочитав телеграмму, говорит «старцу»: «Григорий! Ведь я – царь. Разве так можно писать императору? – Что же другие скажут? А?» Старец, улыбаясь, отвечал: «Дуре, дружок, все можно простить». Лицо государя от волнения разрумянилось; все-таки он приказал послать ей двести рублей.

Жена «старца» Прасковья очень ревновала Лохтину к своему мужу. Устраивала драки и сцены. Сам Григорий и Прасковья это категорически отрицают, но Лохтина, описывая в дневниках свое пребывание в селе Покровском, утверждает, что Параскева Федоровна била ее и выгоняла за ворота с криком: «Не дам тебе больше целовать голову о. Григория».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});