Кельтские мифы - Коллектив авторов

Прилетят птицы, сядут на ветки и запоют так сладко, как тебе еще не приходилось слышать. Когда же ты обо всем забудешь, кроме их пения, ты вдруг услышишь стоны и плач и увидишь на черном как уголь коне одетого в черный бархат рыцаря с копьем, увенчанным черным полотняным флажком. Он будет мчаться прямо на тебя. Если ты побежишь от него, он тебя догонит. Если же ты его одолеешь, тогда оставь свои поиски – ты самый сильный рыцарь на земле».

Я поскакал на гору, и все было, как мне сказали. Я подошел к дереву. Под ним был источник. Рядом лежала мраморная плита. На ней стояла чаша из серебра с серебряной цепью. Я набрал в чашу воды и вылил ее на плиту. Тотчас прогрохотал гром, и он был еще оглушительнее, чем сказал черный человек. Потом пошел град. Клянусь тебе, Кай, ни один человек не в силах пережить такой град. Он пробивал мне кожу и мясо и бил прямо по костям. Я развернул коня, закрыл ему голову и шею щитом, а сам спрятался под ним. Только так мне удалось спастись. Когда град закончился, я посмотрел на дерево, а на нем – ни одного листочка. Но небо было ясное, и вскоре прилетели птицы, расселись на ветках и запели. Клянусь тебе, Кай, никогда, ни раньше, ни позже, я не слышал такого пения. Когда же, очарованный, я забыл обо всем на свете, то услыхал голос из долины:

«О рыцарь, зачем ты здесь? За какое зло ты отплатил мне злом? Да будет тебе известно, что после сегодняшнего града ни человека, ни зверя не осталось на моей земле».

Появился рыцарь на черном коне и с черным флажком на копье. Мы сошлись с ним лицом к лицу, и вскоре он, не очень утруждаясь, одолел меня.

Тогда он подцепил на древко уздечку и увел с собой моего коня, не обращая на меня внимания и даже не пытаясь меня пленить или отнять у меня оружие и доспехи.

Возвращался я той же дорогой. Клянусь тебе, Кай, я сам не понимаю, как при виде черного человека не упал от стыда в первую же лужу. Ночь я провел в том же замке, в котором побывал накануне. Встретили меня еще лучше, кормили еще вкуснее, развлекали еще усерднее, и никто не спросил о том, что случилось возле источника, поэтому и я никому ничего не сказал.

Наутро, одевшись, я увидал оседланного темно-гнедого коня с алыми, как кровь, ноздрями, взял оружие и, благословив хозяев замка, вернулся домой. Конь все еще стоит у меня в конюшне, и я клянусь, что не расстанусь с ним, даже если мне предложат вместо него лучшего боевого коня на всем острове.

– Сказать по правде, Кай, – закончил свою историю Канон, – не слышал я еще, чтобы кто-нибудь признавался в столь нелестном для себя приключении, и воистину удивляет меня, что во владениях короля Артура ни один человек ни разу не обмолвился об источнике и рыцаре на черном коне.

– Что ж, – молвил Овайн, – почему бы нам не отправиться в путь и не отыскать этого рыцаря?

– Клянусь рукой моего друга, – возразил ему Кай, – твой язык часто болтает лишнее.

– Воистину, – вмешалась Гвенхвивар, – тебя бы надо повесить за непочтительные речи! Как ты смеешь дерзить столь достойному рыцарю, как Овайн?

– Клянусь рукой моего друга, всемилостивейшая госпожа, – ответил ей Кай, – не меньше твоего я восхищаюсь подвигами Овайна.

Тут проснулся Артур и спросил, долго ли он спал.

– Нет, мой господин, – ответил ему Овайн, – ты не долго спал.

– Не пора ли нам обедать?

– Пора, господин, – ответил Овайн.

Рог протрубил обед, и король, омыв руки, вместе с остальными сел за стол, а потом Овайн отправился в свои покои и осмотрел свое оружие и своего коня.

Утром, едва показалось солнце, он облачился в доспехи, сел на коня и отправился в путь по долам и горам. Рано ли, поздно ли, он оказался в долине, о которой говорил Канон, и сразу понял, что это именно она. Тогда Овайн поскакал вдоль реки и к концу дня увидал вдали замок. Те же золотоволосые юноши метали там ножи, и тот же рыжеволосый хозяин замка стоял неподалеку. Овайн почтительно приветствовал его, и хозяин приветствовал Овайна в свой черед.

Когда Овайн вошел в замок, то сразу оказался в покоях, где девицы, сидя в золотых креслах, вышивали по атласу, и они показались ему еще красивее и приветливее, чем со слов Канона. Они сразу же встали и начали угощать Овайна, и еда понравилась ему даже больше, чем Канону.

Когда он утолил первый голод, хозяин замка спросил его, куда он держит путь.

– Я ищу рыцаря, который стережет источник, – ответил Овайн.

Рыжеволосый хозяин улыбнулся и сказал, что не хочет отговаривать Овайна, как прежде не отговаривал Канона. Он объяснил Овайну, куда ему ехать, и потом все отошли ко сну.

На другое утро девицы оседлали для гостя коня, и он отправился искать прогалину с холмом и черным человеком на нем. Увидав черного человека, Овайн изумился больше, чем прежде изумился Канон, но все-таки спросил дорогу, а потом поскакал, куда ему было сказано, нашел зеленое дерево, источник, мраморную плиту возле него и серебряную чашу.

Он взял чашу в руки, наполнил ее водой и вылил воду на плиту. Тотчас прогремел гром и пошел град, еще сильнее, чем тот, о котором рассказывал Канон. Потом небо прояснилось и на дерево, на котором не осталось ни одного листочка, прилетели птицы. Они запели, и Овайну показалось, что он никогда не слышал ничего прекраснее. Он едва не позабыл обо всем на свете, но услыхал топот копыт и увидел скачущего к нему рыцаря. Овайн приготовился к битве. Когда они сошлись в первый раз, то сломали копья и им пришлось вытащить из ножен мечи. Овайн размахнулся и ударил изо всей мочи, да так, что разрубил рыцарю шлем, а потом и голову до самого мозга. Черный рыцарь понял, что смертельно ранен, развернул коня и поскакал прочь. Овайн погнался за ним, но никак не мог подъехать к нему поближе, чтобы нанести хотя бы еще один удар. Тем временем впереди показался замок. Черный рыцарь направился к воротам. Овайн за ним. Черный рыцарь въехал во двор. Овайн следом. Но входная решетка опустилась прямо позади седла и разрубила коня Овайна пополам. Овайн с передней частью коня оказался между двумя закрытыми воротами, и ему не было пути ни вперед, ни назад. В щель он разглядел улицу и ряды домов по обеим ее сторонам. А еще он увидел девицу с золотым обручем на вьющихся золотых волосах, в платье из желтого атласа и в башмаках из цветной кожи. Девица подошла к воротам и посетовала, что не может открыть их.

– Господь свидетель, госпожа, – сказал Овайн, – не легче мне выпустить тебя оттуда, чем тебе – меня отсюда.

– Воистину, – ответила девица, – печально, что я не могу тебя выпустить, ведь любая девица или жена на моем месте пожелала бы помочь тебе, ибо никогда я не встречала более верного рыцаря. Нет искреннее тебя друга, и нет преданнее тебя возлюбленного, поэтому я сделаю все, что смогу. Возьми мое кольцо, – продолжала она, – и надень его камнем вниз, а пальцы сожми в кулак. Пока ты его прячешь, оно тоже будет тебя прятать. Когда рыцари, посовещавшись, придут, чтобы тебя убить, они очень огорчатся, не найдя тебя. Я же буду ждать у коновязи. Ты увидишь меня, хотя я тебя не увижу, поэтому, когда подойдешь, положи руку мне на плечо, чтобы я знала – ты рядом. А потом следуй за мной.

Девица ушла, и Овайн сделал все, как она сказала. Когда за ним пришли, чтобы предать его смерти, то его не оказалось рядом с разрубленным пополам конем.

Овайн прошел между рыцарями, приблизился к девице и положил ей на плечо руку, после чего она привела его в просторные и красиво убранные покои и заперла дверь. Когда Овайн огляделся, то не увидел ни кусочка дерева, который не был бы расписан яркими красками, ни единой деревянной панели, не украшенной золотыми картинками.

Девица разожгла огонь, налила воды в серебряную чашу, повесила себе на плечо полотняное полотенце и предложила Овайну умыться с дороги. Потом она поставила перед рыцарем серебряный стол с золотым узором, застелила его скатертью из желтого полотна и уставила разными блюдами. Все, что Овайн когда-либо ел в своих путешествиях, стояло теперь на столе, только было несравненно лучше приготовлено. Да и никогда ему не приходилось видеть сразу такого разнообразия блюд и вин и такого множества золотой и серебряной посуды.

Овайн ел и пил до позднего вечера, пока не услышал шум в замке. Он спросил девицу, отчего такой переполох.

И она ответила:

– Причащают хозяина замка.

Овайн лег спать.

Ложем, которое приготовила девица, не побрезговал бы и сам Артур, и Овайну сладко спалось на полотняной простыне под меховым одеялом на атласной подкладке.

Однако посреди ночи его разбудил горестный вопль.

– Что это? – спросил Овайн.

– Умер хозяин замка, – ответила девица.

Едва рассвело, они услыхали громкий плач.

– Кто это плачет? – спросил Овайн.

– Хозяина замка несут в церковь, – ответила девица.

Овайн встал, оделся, открыл окно и увидел на улицах великое множество воинов в доспехах. С ними были женщины, которые на лошадях, которые пешком, и священники, все до единого распевавшие молитвы. Овайну показалось, что и плач, и молитвы, и звуки труб поднимались до самого неба и эхом возвращались обратно на улицы. Посреди толпы он разглядел покрытый белым полотном гроб с горящими свечами, который несли могущественные бароны.