Повседневная жизнь греческих богов - Джулия Сисс

«Ты добилась своего, волоокая богиня!» — бросает Зевс. В ответ Гера говорит, что, безусловно, она упорно добивается осуществления своего замысла. Что может более соответствовать ее титулу «первой леди», «первой среди богинь», буквально ariste theaon, титулу, который она носит по двум причинам: в силу своего рождения и по причине замужества с властелином всех бессмертных? А позже богиня отбросит на самого Аполлона тень своего собственного достоинства. В тот момент, когда все олимпийцы готовы приостановить жестокое надругательство, учиненное Ахиллесом-победителем над трупом Гектора, раздается голос Геры: «Так бы оно и сбылось, как ты слово сказал, Среброрукий, если б Ахиллу и Гектору равная честь подобала. Гектор был смертнорожденный и матерью смертною вскормлен — царь Ахиллес от богини рожден. Я сама же взрастила и воспитала ее и за смертного выдала замуж, за полководца Пелея, кто милость обрел у бессмертных» (Илиада, XXIV, 56—62).

Вступив в спор с Аполлоном, который подчеркивает доброе поведение Гектора, хвалит его заслуги как великодушного и достойного похвалы жреца, совершающего жертвоприношения, Гера выдвигает другой критерий оценки: рождение, божественное происхождение, который ставит Ахиллеса выше его жертвы. Конечно, она не забывает сказать о яствах, которыми боги обязаны Ахиллесу. Затем говорится о свадебном банкете, устроенном по случаю бракосочетания Пелея и Фетиды, пиршестве, в котором приняли участие все олимпийцы. Следовательно, речь идет о пище, вкушаемой за столом привилегированного смертного в тот самый момент, когда он соединялся браком с богиней, а не как в случае с Гектором — о приятном запахе, регулярно посылаемом благочестивым святошей.

Гера умело и логично манипулирует аргументами своего кастового сознания: рождение, происхождение. Посейдон же спорит с Зевсом во имя других ценностей: равенство в правах, разделение, жребий. Но каждый раз побеждает Зевс, ибо обладает верховной властью. То властный, то сговорчивый, зачастую лукавый, Зевс играет желаниями и правами других, как богов, так и смертных. Например, в споре о погребении тела Гектора он навязывает свое мнение Гере, обещая ей сначала, что Ахиллес получит такие же почести, какие никогда не получает простой смертный, но затем напоминает ей, что Гектор был очень дорог самому Зевсу — во имя блага всех богов — так как густой дым от огузка теленка, не правда ли, приятен всем на Олимпе... Зевс ловко смешивает собственный интерес с интересами других, начиная с интереса своей собеседницы, которой суждено вскоре в этом убедиться. Что касается Посейдона, то Зевс возьмет над ним верх, приведя юридический довод: Посейдон говорит о равенстве братьев? Хорошо, пусть тогда он вспомнит о законе, который утверждает право первородства, приоритета старшего над младшим. И мудрый Посейдон склоняется перед этим доводом.

Хитрость, к которой прибегнул отец богов и людей во время послеобеденного отдыха, позволяет ему быстро установить контроль над делами. Эротические проделки жены, великодушные порывы брата, все это быстро разгадано. И бесхитростный Посейдон, может быть, вспомнит о своей блажи, когда Зевс заставит его испытать подобное злоключение. Однажды Посейдон решит предаться развлечению — он отправится в путешествие, уедет на пиршество к эфиопам; воспользовавшись его отсутствием, Зевс отправит Одиссея к богине Калипсо. Но ведь именно Посейдон держит в плену Одиссея вдали от его родного острова, в доме любовницы, которую тот больше не любит. Мука ужасная! Чересчур хитроумный смертный расплачивается за страшную рану, которую он нанес Циклопу, сыну Посейдона. Итак, бог морей развлекается, бросая Одиссея на милость олимпийцев, и Зевс пользуется этим: к Калипсо отправляется посланец, пленник садится на корабль и возвращается к себе домой. Посейдон может отомстить за себя, беспрерывно посылая бури и тем самым затрудняя возвращение домой Одиссея, которого так жаждет надоедливый старший брат бога морей. Но это уже «Одиссея».

Власть в череде событий

В то время как Посейдон терпит поражение, а Гера вынуждена подчиниться, Зевс одерживает победу. Единственная неудача, которую он действительно признает, — несвоевременное появление на свет Геракла. Супруга Громовержца оказалась более неискренней, чем он сам. Но после того как Зевс, поняв, что его провели, низвергнул коварную Ату на землю, он больше не поддавался обману. Тем не менее было бы глупо делать отсюда выводы о всемогуществе отца олимпийцев, поскольку эффективное исполнение своих властных полномочий хозяином Олимпа, напротив, зависит от постоянного вступления в игру новых противоречивых и опасных сил.

Зевс, безусловно, является суверенным стратегом истории. Он моделирует ее продолжительность. Именно он решает, как будут проводить свое время люди и боги. Его план ведения Троянской войны представляет собой наглядный пример этой «провидческой» власти. Тем не менее начавшееся осуществление его замысла не опирается на неизбежную необходимость, которая была бы обязательным следствием воли бога, а значит, и его абсолютной, действенной власти. Череда событий, установленная Зевсом, оказывается не столь уж незыблемой: ее постоянно нарушают случайности и незначительные обстоятельства. Планы Зевса все время приходят в столкновение с другими планами и желаниями богов и людей. При таких условиях партию нельзя выиграть заранее. Замыслы Зевса не воплощаются автоматически в жизнь. Как раз наоборот, всякий исход чреват опасностью. Порой воля Зевса свершается как бы случайно, благодаря стечению обстоятельств.

Мы видели, что повествование «Илиады» начинается с решения мобилизовать войско, направить его на штурм Трои для того, чтобы оно потерпело поражение. Однако сон, посланный Зевсом, приводит к противоположному и совершенно непредвиденному результату: человек, увидевший сон, отводит войско назад! Ведь бог не обрисовал претворение плана во всех деталях и предоставил Агамемнону право отреагировать на сон по собственному усмотрению. Агамемнон проявил инициативу и тем самым чуть было не сорвал замыслы бога. Однако сам Зевс не спешил исправлять оплошность. План Зевса, причем против воли Громовержца, спасла Афина, посланная Герой, поскольку она тоже хотела, чтобы греки напали на Трою, но только во имя победы! Ведя собственную игру, противоположную стратегии Зевса, Гера начала осуществлять план, разработанный Громовержцем, в открытом конфликте со своим супругом. Речь идет вовсе не о манипуляциях, а о недвусмысленном проявлении воли Геры.

Зевс решил, что после гибели Патрокла Ахиллес должен убить Гектора. Громовержец торжественно объявил об этом Гере. Однако для того, чтобы процесс, виртуально начатый Зевсом, успешно завершился, пришлось вмешаться Гере. Это она послала Ириду к Ахиллесу, чтобы убедить его вновь принять участие в сражении, иначе Гектор никогда бы не был убит... как это планировал Зевс. Она поступила так не только по собственной инициативе, претворяя в жизнь собственную стратегию, но и наперекор Зевсу. После всего случившегося Громовержец примется упрекать супругу за то, что она осуществила, без его ведома, план, который Зевс уже более был не в состоянии рассматривать как свой. Возвращение Ахиллеса на поле брани стало делом рук Геры.

Забывчивость, леность, небрежность бога при решении мирских дел? Очень быстро читатель «Илиады» приходит в изумление от того, что в поэтическом произведении поднимаются вопросы, мучившие древних философов. Спонтанный рационализм — по меньшей мере, если мы воспринимаем рассказ таким, каков он есть. Давайте немного поразмышляем: если бы Зевс был действительно всемогущим, если бы его планы становились самой судьбой, если бы его желания не встречали никаких препятствий, то во что превратились бы другие боги? Не стал бы Зевс богом-одиночкой? Что можно на это ответить? В мгновение ока все было бы сделано, выполнено, завершено. Все было бы известно заранее, и все это превратилось бы в сущие пустяки. Ведь разве повествование не является эпопеей желаний, которые противостоят друг другу, следуют одно за другим, оказывают взаимную поддержку? Разве повествование и, в частности, роман не черпают силы в осознании случайного, возможного? Эпопея служит показателем несовершенства Бога: кое-что оказывает ему сопротивление, а все это поддается пересказу. Мы вправе сказать, что Бог «Книги Бытия» проявил слабость, создав мир за шесть дней, вместо того чтобы сделать это в мгновение ока, на едином дыхании.

Одним словом, как только возникло повествование, так тут же появились «слабые» боги, наделенные ограниченной, разнообразной и относительной властью. Тиранический абсолют принадлежит давно минувшей эпохе, когда отец, обеспокоенный перспективой лишиться скипетра, пожирал своих детей. Отец этот, Кронос, хотел вечной, единоличной, безграничной, несменяемой власти. Один из детей Кроноса, спасенный своей матерью Реей, выжил и сверг деспота. Это был Зевс. Вместе с Зевсом началась эпоха менее тоталитарной и более реальной и показной власти. Терзаемый единственной заботой сохранить свою власть, Кронос непрестанно делал свою жену беременной, а затем проглатывал детей, рожденных ею. Зевс же, напротив, столкнувшись с необходимостью заставить других считаться со своей далеко не абсолютной властью, которую ему порой приходилось навязывать хитростью, вопреки воле других, с кем он считался и кого он вовлекал в свою игру, был живым, активным богом, ведущим существование, наполненное энергией и планами.