Том 2. Роковые яйца - Михаил Булгаков

— Этого мастера в цистерне утопить!!

— Не допускается убийство! — надрываясь, крикнул председатель.

— Халатный!

— Бузотер!

— Керосин получен, а мы его в глаза не видели!

— А на перегоне сидели без воды 3 месяца!

— А где профуполномоченный?

— А мастер говорит — его во взятке уличил, пять пудов картофелю!

— Кто кого уличил?!

— Ти-ше! — кричал председатель, утирая пот. — Вася, пиши!

Бледный Вася начал строчить:

Слушали: «Получен материал керосин и другие предметы ПД-9 околодка не отказались».

Постановили: «Керосина не получали недопустимо предъявлено ПД-9 ОП Федоренко».

— Его из союза надо вышибить!

— Кого?!

— Камыш 8 дней на водокачке косили, а он на месте остался!

— Исплоатация труда!..

— Горячие у вас парни, — растерявшись, сказал член председателю, — беда!

— Что ж таперича делать? — спросил председатель.

— Ты голосуй, — посоветовал член, — они, может, заткнутся.

— Голосую, товарищи, — заныл председатель.

— За кого? — гремело в зале.

— Ясное дело. Духу чтоб не было!

— Кого?!

— Кто за — тот руку!

— Наоборот: вон его к свиньям!

— Которого?

— Федоренкова мастера!

— Ага!

— Кто за то, чтобы его исключить? Раз-два, три… Вася, пиши…

«Исключить за 15 голосов», — написал Вася.

— Ура! Выкинули, — ликовал зал.

— Потрудились, зато очистили союз!

— А теперь что? — спросил председатель у члена.

— Закрывай ты заседание, — ответил тот. — Ну их к Богу.

— Объявляю закрытым! — облегченно крикнул председатель.

— Правильно, — ответил бахмутовский народ, — ко щам пора.

И с грохотом зал разошелся.

Вася подумал и написал: «Заседание закрыто 7 часов».

— Молодец, Вася, — сказал председатель и спрятал протокол.

ПРИМЕЧАНИЕ «ГУДКА»:

В основе фельетона — копия протокола заседания членов профсоюза на ст. Н.-Бахмутовка от 19 нюня. Протокол этот — верх бестолковщины.

Совершенно непонятно, как могло идти таким образом заседание, на котором присутствовал член Андреевского учкпрофсожа?

«Гудок», 17 июля 1924 г.

Главполитбогослужение

Конотопский уисполком по договору 23 июля 1922 г. с общиной верующих при ст. Бахмач передал последней в бессрочное пользование богослужебное здание, выстроенное на полосе железнодорожного отчуждения и пристроенное к принадлежащему Зап. ж. д зданию, в коем помещается жел-дорожная школа.

…Окна церкви выходят в школу.

Из судебной переписки

Отец дьякон бахмачской церкви, выходящей окнами в школу, в конце концов не вытерпел и надрызгался с самого утра в день Параскевы Пятницы и, пьяный, как зонтик, прибыл к исполнению служебных обязанностей в алтарь.

— Отец дьякон! — ахнул настоятель, — ведь это же что такое?.. Да вы гляньте на себя в зеркало: вы сами на себя не похожи!

— Не могу больше, отец настоятель! — взвыл отец дьякон, — замучили, окаянные. Ведь это никаких нервов не х-хва… хва… хватит. Какое тут богослужение, когда рядом в голову зудят эту грамоту.

Дьякон зарыдал, и крупные, как горох, слезы поползли по его носу.

Верите ли, вчера за всенощной разворачиваю требник, а перед глазами огненными буквами выскакивает: «Религия есть опиум для народа». Тьфу! Дьявольское наваждение. Ведь это ж… их… до чего доходит? И сам не заметишь, как в ком… ком… мун… нистическую партию уверуешь. Был дьякон, и ау, нету дьякона! Где, спросят добрые люди, наш милый дьякон? А он, дьякон… он в аду… в гигиене огненной.

— В геенне, — поправил отец-настоятель.

— Один черт, — отчаянно молвил отец дьякон, криво влезая в стихарь, — одолел меня бес!

— Много вы пьете, — осторожно намекнул отец-настоятель, — оттого вам и мерещится.

— А это мерещится? — злобно вопросил отец-дьякон.

— Владыкой мира будет труд!! — донеслось через открытые окна соседнего помещения.

— Эх, — вздохнул дьякон, завесу раздвинул и пророкотал: — Благослови, владыка!

— Пролетарию нечего терять, кроме его оков!

— Всегда, ныне и присно и во веки веков, — подтвердил отец настоятель, осеняя себя крестным знамением.

— Аминь! — согласился хор.

Урок политграмоты кончился мощным пением Интернационала и ектении:

Весь мир насилья мы разрушимдо основанья, а затем…

— Мир всем! — благодушно пропел настоятель.

— Замучили, долгогривые, — захныкал учитель политграмоты, уступая место учителю родного языка, — я — слово, а они — десять!

— Я их перешибу, — похвастался учитель языка и приказал:

— Читай, Клюкин, басню.

Клюкин вышел, одернул пояс и прочитал:

Попрыгунья стрекозаЛето красное пропела,Оглянуться не успела…

— Яко спаса родила!! — грянул хор в церкви. В ответ грохнул весь класс и прыснули прихожане.

Первый ученик Клюкин заплакал в классе, а в алтаре заплакал отец настоятель.

— Ну их в болото, — ошеломленно хихикая, молвил учитель, — довольно, Клюкин, садись, пять с плюсом.

Отец настоятель вышел на амвон и опечалил прихожан сообщением:

— Отец дьякон заболел внезапно и… того… богослужить не может.

Скоропостижно заболевший отец дьякон лежал в приделе алтаря и бормотал в бреду:

— Благочестив… самодержавнейшему государю наше… Замучили, проклятые!

— Тиш-ша вы, — шипел отец настоятель, — услышит кто-нибудь, беда будет.

— Плевать… — бормотал дьякон, — мне нечего терять… ик… кроме оков.

— Аминь! — спел хор.

Примечание «Гудка»: В редакции получен материал, показывающий, что дело о совместном пребывании школы и церкви в одном здании тянется уже два года. Просьба всем соответствующим учреждениям сообщить, когда же кончится это невозможное сожительство?

М.Б.

«Гудок», 24 июля 1924 г.

Как школа провалилась в преисподнюю

Транспортный рассказ Макара Девушкина

Это что! — воскликнул известный московско-белорусско-балтийский железнодорожник Девушкин, сидя в пивной в кругу своих друзей, — а вот у нас на Немчиновском посту было происшествие, так это, действительно, номер!

Девушкин постучал серебряным двугривенным по мраморному столику, и на стук прикатил член профессионального союза работников народного питания в белом фартуке.

Добродушная профессиональная улыбка играла на его лице.

— Дай нам, милый человек, еще две парочки, — попросил его Макар Девушкин.

— Больше, чем по парочке, не полагается, — ответил нарпитовец с сожалением.

— Друг! — прочувствованно воскликнул Макар: — Мало ли что не полагается, а ты как-нибудь сооруди! — И при этом Макар еще раз постучал двугривенным.

Нарпитовец вздохнул, искоса глянул на подпись на стене: «Берущий на чай не достоин быть членом профессионального союза».

Еще раз вздохнул, порхнул куда-то и представил две парочки.

— Молодец! — воскликнул Макар, приложился к кружке и начал:

— Дачу бывшего гражданина Сенет знаете?

— Не слыхали, — ответили друзья.

— Замечательная дачка. Со всеми неудобствами. Ну-с, забрали, стало быть, эту дачку под школу первой ступени. Главное — местоположение приятное: лесочек, то да се… нужник, понятное дело, имеется. Одним словом, совершенно пригодная дача, на 90 персон школьников. Но вот водопровода нету! Вот оказия…

— Колодец можно устроить…

— Именно — пустое дело. Вот из-за колодца-то и произошло, и пропала дачка, к свиньям собачьим. Был этот колодец под самым крыльцом, и вот о прошлом годе произошло печальное событие — обвалился сруб.

Нуте-с, заведующий школой бьет тревогу по всем инстанциям нашего аппарата. Туда-сюда… Пишет ПЧ-первому: так, мол, и так, — чинить надо.

ПЧ посылает материал, рабочих. Специальных колодезников пригнали. Ну, те, разумеется, в два момента срубили новый сруб, положили его на венец, и оставалось им, братцы, доделать чистые пустяки — раз плюнуть.

Ан, не тут-то было: вместо того, чтобы тут же взять и работу закончить, а ее взяли да и оставили до весны. Отлично-с.

Весной, как начала земля таять, поползло все в колодец, а колодец 18 саж. глубины! Поехала в колодец и земля, и весь новый деревянный сруб. И в общем и целом провалилось все это. Получилась, друзья мои, глубокая яма, более чем в 3 сажени шириной, и под самой стеной школы.

Школьный фундамент подумал, подумал, треснул в полу вслед за срубом и полез в колодец. Дальше — больше, р-раз! — треснула стена. Из школы все, понятное дело, куда глаза глядят. Прошло еще два дня — и до свидания: въехала вся школа в колодец. Приходят добрые люди и видят: стоит в стороне нужник на 90 персон и на воротах вывеска: «Школа первой ступени», и больше ничего — лысое место!