Кровавые сны - Кей Хупер

— Мы полагаем, что узнаем ответ только, когда узнаем про его окружение, про его прошлое. Вот тогда и найдем то, что находим почти во всех историях о серийных убийцах. Возможно, это было оскорбление в детстве, психологическое расстройство, какая-то травма головы в прошлом, или что-то вроде этого.

— Если ты хочешь чтобы я жалел этого подонка…

— Нет, нет, — отмахнулась Холлис. — Почти все мы полагаем, что серийные убийцы рождаются с чем-то отсутствующим. Можешь называть это душой или совестью. Что позволяет им быть ужасными чудовищами. Мы не знаем конкретно, действительно ли эта отсутствующая часть — вот и все, что требуется или человек все же может прожить нормальную жизнь, по крайней мере, внешне, не причинив вреда никому. Если ее или его окружение в детстве было заботливым и добрым, и не случилось травмы, существует ли хотя бы возможность того, что человек никогда не совершит злое деяние.

— Но? — Марк продолжал внимательно смотреть на нее.

— Но. Мы абсолютно уверены, что этот отсутствующий элемент в совокупности с детской травмой и оскорблением, раной в голову или какого-либо рода эмоциональным и психологическим шоком фактически всегда рождает что-то злое. Серийный убийца, насильник, педофил, поджигатель и даже террорист. Наклонности, инстинкты, потребности были и раньше. Но что-то случилось, и со временем или в результате одного травматического события, они выплыли на поверхность.

— Я все еще жду, что ты скажешь дальше, — проговорил Марк.

— Прости, что тяну так долго. Вот в чем дело. Касаясь этой темы, мы заходим на неизведанную территорию. У нас есть теории. Есть несколько исследований ООП касательно ситуаций с личностными характеристиками, которые, как мы думаем, были спорны, и не предоставили нам достаточно времени для какой-то настоящей проверки и понимания. Но у нас нет доказательства. Черт, у нас даже нет ничего близкого к доказательству.

— Холлис…

Она подняла руку.

— Марк, травма в детстве или во взрослой жизни, может так же послужить спусковым механизмом для экстрасенсорных способностей. Фактически, некоторые исследования отлично продемонстрировали, что секторы мозга необъяснимо активные у большинства экстрасенсов, так же активны и у действующих серийных убийц.

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Ты говоришь, что у нас серийный убийца, находящийся в Вентуре, и он — экстрасенс?

Будто он сам не рассматривал эту идею, думала Дани с легким удивлением.

— Ситуация ухудшается, — сказала Холлис. — В особом отделе есть экстрасенсы, которые сверхчувствительны к колебаниям электромагнитных полей. Они могут определить необычную экстрасенсорную активность даже на расстоянии. Мы зовем это — отличное понимание вселенной.

— Хорошо. И поэтому?

— И поэтому, в соответствии с отчетами, которые Бишоп получил от этих экстрасенсов, он подозревает, что наш неизвестный объект — один из самых беспокойных экстрасенсов, каких мы, когда-либо встречали, и у него больше одной основной способности. Они — не второстепенны и не вспомогательны. У него они очень сильны и полностью развиты. Мы даже не знаем, сколько способностей у него, и в чем они конкретно заключаются. Может быть он — телепат и ясновидящий одновременно или же обладает способностью телекинеза и исцеления. Может меньше. Может больше. Он может быть живущим, дышащим чудом, созданным тем же неизвестным ужасом, которое и спровоцировало его побуждение к убийствам. Неразбавленное зло — помноженное на десять. И никто из нас, даже Бишоп, никогда не встречался с чем-то подобным.

Глава 11

Ему потребовалось несколько часов, чтобы правильно подрезать ей волосы, но он не возражал. В этом месте сложно было определить, какое время суток снаружи, поэтому он редко смотрел на часы и просто отдыхал, когда чувствовал усталость. Собственно говоря, он был немного помешан, когда дело касалось ее волос. И сам это понимал. Все должно быть идеальным: длина, прическа, цвет. Все было важно.

Он злился, когда какая-либо мелочь была неправильна. Уродливые желтые волосы он срезал и аккуратно сложил в мешок, который был отодвинут в сторону. Он сожжет их позже, так же как и одежду, которую она носила.

В то время как окрашивались её волосы, он аккуратно срезал с нее джинсы и блузку, частенько останавливаясь, чтобы послушать ее стоны и понаблюдать, как ее маленькие холмики груди подрагивают и колышутся. Он оставил ее нижнее белье напоследок. Не спешил. Наслаждался.

Он медленно скользил очень острым нижним лезвием ножниц по ее коже, подхватывая тонкую лямку лифчика, а затем отрезал ее одним точным движение. Затем другая лямка.

Улыбаясь, он немного понаблюдал, как ее маленькие груди поднимаются и опадают. Послушал, как она жалобно стонет. Он положил кончики пальцев на ее живот, закрывая глаза на мгновение, чтобы лучше почувствовать мягкую, теплую кожу и дрожащие мышцы.

Он мог чувствовать свое возбуждение и наслаждался этими ощущениями, но вовремя напомнил себе — это просто прелюдия.

Он хотел продлить ее.

Ее лифчик был обычной хрупкой вещью, и потребовалось лишь одно легкое движение ножницами, чтобы отделить шелковый материал между ее грудями. Он вновь понаблюдал несколько мгновений, практически сдерживая дыхание, потому что каждый судорожный вдох, который она делала, заставлял чашечки скользить дальше друг от друга. Очень медленно, освобождая ее плененную плоть.

Он ждал пока не начал появляться розовый сосок, а затем нетерпеливо убрал лифчик сам, бросая его в стоящий рядом мусорный мешок, где лежала остальная часть ее одежды.

Его рука потянулась, чтобы с жадностью коснуться ее. И ему пришлось заставить себя использовать только кончики пальцев, чтобы медленно обвести формы ее маленьких грудей, по кругу ее вставших сосков.

— Тебе ведь нравится это, милая, правда?

Она издала дикий, приглушенный звук, натягивая ремни на запястьях и лодыжках, и он неодобрительно посмотрел на полоску клейкой ленты на ее губах.

— Я не хотел заклеивать тебе рот. Эта лента просто безобразна. Но ты говорила глупости, а я не хотел это слушать. — Он использовал свой указательный палец, чтобы обводить ее сосок по кругу снова и снова, потер взад и вперед его верхушку. — Я хочу, чтобы ты сказала насколько это хорошо. Я хочу услышать это. Ты будешь непослушной, если я уберу ленту? Или ты выучила урок?

Она издала еще один неразборчивый звук, на этот раз менее дикий.

— Ты будешь вести себя хорошо? Ты скажешь мне, как сильно любишь мои прикосновения?