Клетка для мятежника - Кейт Якоби

— А разве не всем нам есть что скрывать? — ответила Дженн.

— Только не мне. У меня нет времени на секреты, по крайней мере свои собственные. Что ты читаешь?

— «Рассуждение о происхождении арканы».

— Ах, — вздохнул Финлей, складывая пальцы домиком. — Попытка Форфау создать философию колдовства. Мне казалось, что подобные вещи не представляют для тебя интереса.

— Мне приходится многое наверстывать, знаешь ли. Мое образование по милости Нэша задержалось на четырнадцать лет.

— И все-таки эта не из тех книг, которые ты обычно читаешь, верно ведь? — Финлей следил за Дженн, словно ожидая, что та вот-вот сорвется с места. — Как я понимаю, ты занималась изучением истории колдунов и Каббалы. Откуда вдруг неожиданный интерес к философии?

Дженн опустила книгу на колени и переплела пальцы.

— Позволь задать тебе несколько вопросов. Почему Роберт и Нэш не могут видеть друг друга колдовским зрением, несмотря на то, что встречались, сражались друг с другом и должны прекрасно знать ауру противника?

— Откуда тебе известно, что они этого не могут?

— Оставались бы они оба в живых, будь иначе? — Финлей ничего не ответил и жестом попросил Дженн продолжать. — И как именно Ключ защищает Анклав? Чтобы при этом никто не видел колдовским зрением тех, кто внутри? И какое отношение к такой защите имеет Печать? Когда Печать не позволяет нам говорить об Анклаве с теми, на ком Печать не лежит, не Ключ ли проявляет свою силу на расстоянии? Или тут действует нечто, заключенное в нас самих?

Долгое молчание Финлея побудило Дженн задать последний вопрос:

— Не стали ли мы благодушны потому, что полагаемся на силу Ключа, защищающего нас?

Угол рта Финлея дрогнул в иронической улыбке.

— Знаешь, несколько лет назад я и не подумал бы ломать голову над подобными вещами.

— А теперь?

Финлей снова стал смотреть в огонь.

— А теперь я обнаружил, что мечтаю о том, чтобы Деста и Симус оказались правы. Мне хотелось бы иметь возможность не обращать внимания на Нэша и Кенрика, показать моим дочерям Данлорн, рассказать им о том, какую роль я играл в делах нашей семьи.

— Но ведь, живя здесь, ты и раньше никогда не был счастлив, Финлей.

— Не был. — Отблески пламени танцевали в его глазах, придавая Финлею вид загнанного в угол беглеца. — Но до вчерашнего дня до меня по-настоящему не доходило, что я, возможно, обречен остаться здесь навеки. Что мне... придется умереть здесь.

Его слова заставили Дженн поежиться, но закончить разговор на такой ноте она не пожелала. Дженн пошевелилась в кресле, находя удобную позу, отпила из кружки остывшего чая и ровным голосом произнесла:

— Тогда позволь мне предложить тебе еще один вопрос: что станется с нами, с нашими обычаями, с нашей школой и тем, чему мы в ней учим, с нашей историей и традициями, когда в один прекрасный день действительно окажется, что мы можем жить на свободе, не подвергаясь опасности? Кем мы все тогда станем?

Финлей фыркнул, но в его глазах уже не было прежней печали.

— Свободными людьми, Дженн. Вот кем мы станем: свободными людьми.

В пещере, служившей ему спальней, было так темно, что Эндрю ничего не мог разглядеть, как ни таращил глаза. Его мать не оставила гореть свечу в соседней комнате, так что ни один лучик света не пробивался под дверью, вызывая к жизни предметы в спальне. В раннем детстве ему снились кошмары: по камню пробегали трещины, стены Анклава рушились на него, погребая его заживо. Он тогда все спрашивал и спрашивал и всегда получал успокоительный ответ: пещеры Анклава надежны, бояться нечего... и все равно кошмары снились ему еще не один год.

Иногда, оказавшись в Анклаве, Эндрю настолько чувствовал себя дома, что не хотел уезжать. А случалось и иначе, как, например, в этот раз — почти каждое слово, обращенное к нему, напоминало о том, что на самом деле он здесь чужак, как бы ни старался сделаться своим.

Отсутствие колдовской силы только ухудшало ситуацию. Будь она у Эндрю, на него по крайней мере не смотрели бы то как на предателя за то, что он живет на воле, то как на шпиона, обо всем доносящего матери.

Не наступит ли время, когда ему никто в Анклаве не будет рад? Разве не так случилось с герцогом Робертом? Тот никогда не приносил клятву верности Анклаву, но двадцать лет был здесь желанным гостем, а потом Ключ неожиданно изгнал его. Не поэтому ли Роберт стал мятежником?

Ох, сколько бы вопросов задал Эндрю, если бы появилась возможность! Что чувствует человек, произнося Слово Уничтожения? Как еще ребенком Роберт обнаружил, что обладает силой? Как он научился мысленной речи? Каково было оказаться в пятнадцать лет на поле битвы с Селаром? И не страшно ли было сражаться с Нэшем в Шан Моссе?

Неужели Роберт никогда ничего не боялся?

Возможность оказаться трусом тревожила Эндрю. Очень тревожила.

Он перевернулся на другой бок и стал глубоко дышать, как учила его госпожа Маргарет, приказывая телу расслабиться и погрузиться в сон. Но стены по-прежнему стонали под тяжестью горы, как это случалось в его снах, только теперь заснуть Эндрю мешал не кошмар, а осознанное чувство беды. Происходило что-то ужасное. Что-то ползло по пыльным коридорам Анклава, просачиваясь под двери, как это мог бы делать свет свечи...

Старый Генри очень болен, Эндрю это знал, но тут было что-то еще, что-то опасное... о чем Эндрю должен предупредить, должен...

Эндрю выругался про себя и закрыл глаза. Сосредоточившись на темноте и тишине, Эндрю надеялся, что спящая в нем колдовская сила проснется и поможет понять, что вызвало тревожное чувство.

Тьма охватила его, а воздух неожиданно стал таким тяжелым, что легкие не могли его вдохнуть. Эндрю сел, хватая ртом воздух, сердце его тяжело колотилось.

Определенно что-то не так.

Происходит нечто опасное.

Эндрю вскочил с постели, нащупывая в темноте одежду. Быстро одевшись, он распахнул дверь спальни. Несколько подернутых пеплом углей еще тлели в камине, но разжечь ими лампу не удалось бы. Эндрю устремился к двери, ведущей в коридор, не имея отчетливого представления о том, куда нужно бежать. И все-таки что-то властно гнало его вперед.

Коридор был пуст. Эндрю на мгновение заколебался, потом свернул налево, двигаясь осторожно и не отрывая руки от камня стены. То теплые, то холодные дуновения воздуха касались его лица. Эндрю отчаянно мечтал о том, чтобы у него вдруг появилась хоть сотая часть дара искателя, которым обладал Финлей.

Может быть, следовало бы позвать на помощь — но как объяснить не поддающееся объяснению чувство? Колдовской силы у него не было, а значит, не было и возможности доказать, что все это не игра его воображения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});