Невинная штучка Итана 2 - Елена Николаева

Иван увеличивает скорость. Словно ему невтерпёж получить желаемое.

Мы несёмся по городу. Впереди в нескольких десятках метров маячит железобетонная конструкция. Памятник современному искусству. Высокий столб с острыми пиками. Напоминает какую-то космическую звезду. Если не сейчас, тогда придётся сосать ему член под дулом пистолета. А это выше моих сил. Я просто не доживу до того времени, когда Итан хоть как-то повлияет на ситуацию.

Всё случается молниеносно. На адреналине. Первой тянусь рукой к подкуривателю. Пальцы дрожат. По спине летит холодный пот. Хватаю за ручку. Стискиваю что есть силы. Улыбаюсь, облизывая губы. Скорее нервно, мне совсем не до флирта. Иван на какую-то секунду зависает, пялясь на мой рот, затем резко переводит взгляд на дорогу, зажимая сигарету зубами. Судя по летящей картинке за стёклами, стрелка спидометра явно скачет в истерике.

— Дай огня, — командует.

Подношу прикуриватель к его лицу.

Вдох-выдох…

«Сосать… сосать ему… будешь через минуту сосать…»

В душе леденеет пустота. Всего одна короткая секунда, и ты осознаешь, что ничего уже не будет прежним. Миг лопается как струна. Раскалённое «тавро» с силой врезается подонку в глаз. Прижимаю. Оба орем, как сумасшедшие. Он от боли, я в истерике. Крутанув руль, направляю машину в бетон. Вся жизнь проносится перед глазами. Молниеносно. Как вспышка.

«Мамочка, прости!» — всё, что успеваю подумать перед тем, как неотвратимо меркнет свет.

Удар... Скрежет и деформация металла… Стекло вдребезги...

Мощным рывком отбрасывает от спинки сиденья и впечатывает обратно. Подушка безопасности ударяет в лицо. Грудь пронзает острой болью. В сознании возникает ступор….

Сплошной давящий писк…

Как на кардиомониторе при остановке сердца.

Тело не поддаётся управлению. Горит…

Господи, что со мной? Я мертва?

Только что была жива, а сейчас? Меня уже нет?

Так долго лечу в пропасть. Она чёрная-чёрная. Не видно дна. Мне холодно. Дрожу.

Мам… Мамочка, помоги, пожалуйста, помоги… Протяни мне руку. Я здесь…

Я чувствую её запах. Домашний. Так пахло моё детство. Хлебом. Полевыми цветами, солнцем, свежескошенной травой и тёплым ветерком. Он до сих пор треплет мне волосы… будто морской бриз.

Шепчет что-то, а я не могу разобрать. Пытаюсь, но слова доносятся слабо. Словно сквозь толщу воды.

Глухие обрывки слов…

***

— Энни… детка… очнись… Мать твою! Очнись!

Мама так меня не называла. Мама не ругается матом. Не шлепала бы меня по щекам… Нежно гладила бы…

— Господи… Господи, пожалуйста, Эн! Энни, открой глаза! Малышка, заклинаю тебя, очнись... Христом Богом прошу. Эн!!! Энн!!!!

Морщусь. Мне неприятно. В голове всё ещё стоит туман. И этот крик на чужом языке… Каждая пощёчина кажется увесистой и болезненной. Стону.

«Кто ты?» — сглатываю. Меня окутывает теплом.

Вцепившись за тонкую ниточку, ощущаю биение сердца. Мощное. Частит. Слишком сильно частит. Но точно не моё. Моё почти замерло, едва шевелится. Болит. Это, наверное, хорошо. Если чувствуешь боль, значит ты жив.

Наверное, я тоже жива.

— Мам… — шевелю губами. — Мамочка, прости меня… прости…

— Эн. Всё хорошо, малыш. Всё будет хорошо. Господи, прости… ты прости… прости что не уберёг…

Очередной противный скрежет металла и шуршание битого стекла приводят меня в чувство.

Медленно разлепляю веки. Они тяжёлые. Налитые свинцом. Картинка плывёт перед глазами, но мне удаётся сфокусировать взгляд на знакомом лице: голубые глаза, нахмуренный лоб, плотно сжатые челюсти как и губы, взъерошенная светлая чёлка…

— Итан… — сиплю.

В горле пересохло. Больно сглатывать. Разбитое вдребезги лобовое и вошедший в капот бетонный угол шокируют. По венам тут же проносится ток. Душа леденеет в который раз. Кажется, не чувствую ни рук, ни ног.

— Не шевелись, — хрипит Святой, — я вытащу тебя. Нужно выломать дверь. Скорую! Вызовите скорую! Набирай 112! — кричит кому-то вне поля зрения.

Я бы его послушалась, да только в машине я была не одна. Со мной Иван. Ему я выжгла глаз.

Ужаснувшись от собственного хладнокровия, поворачиваю лицо к водителю. Мерзавец весь в крови. Зажат между обломками. Основной удар пришёлся на него. Он не шевелится.

Господи, он мёртв?

Теперь меня посадят за убийство человека…

Что я наделала…

Боже мой, я его угробила…

Убила. Я убила Ивана…

***

Скрежет металла неприятно царапает слух. Наконец-таки Святой справляется с дверью. Хорошо, что замки сами разблокировались, иначе бы тащил через окно.

— Он мёртв? — устремляю на Итана затравленный взгляд. Сердце не прекращает сильно колотиться. Я в панике.

Понимала, что шла на крайние меры, чтобы спасти себя, но всё же убивать подонка не хотела. Как теперь принять этот факт? Как с этим жить дальше?

— Думай о себе. Руки-ноги целы? Шевелить конечностями можешь? Эн?!

Он осторожно ощупывает меня. Пробую задействовать мышцы ног. Радуюсь, что шевелятся даже пальчики. Значит, смогу ходить.

Синяки — незначительная ерунда. До свадьбы заживут. Думаю и тут же осекаю себя. Никакой свадьбы у нас с Итаном не будет. Сказка разбилась вдребезги на территории отеля. Как бы не было больно, нужно сцепить зубы и жить с этим дальше. Я сама придумала любовь. Сама её прожила вместе с ним. Пусть и короткую, но единственную. Буду помнить до конца своих дней. Если бы он согласился быть со мной, её бы хватило на двоих…

— Кажется… могу… шевелить, — отвечаю, горько улыбаясь самой себе.

— Отлично, — расстёгивает ремень безопасности. Стряхивает с меня осколки. — Ты в рубашке родилась, — пытается прибодрить.

— Это я сделала, — лепечу, ощущая исходящее от него тепло. Он наклоняется, чтобы взять меня на руки. Запах полюбившегося парфюма просачивается в лёгкие. Голова кругом. Итан снова рядом. Заботливый. Взволнованный и в то же время собранный. Действует чётко, как профессионал. — Я направила машину в памятник. Это сделала я.

— Эн, помолчи, а лучше забудь об этом. Ты заложница ситуации. Только это следует помнить и твердить, — протягивает ко мне руки. Он красивый. Статный. Крепкий. В белоснежной рубашке с расстёгнутым воротом. С закатанными по локоть рукавами.

Высекаю в памяти каждый миллиметр его прокачанного тела, любуюсь им. Хочу запомнить рельефные плечи. Обнаженные мускулистые предплечья. Крепкую шею с острым кадыком. Светлые, чуть рыжеватые волосы. Льну к его груди, как только он подхватывает меня на руки и вытаскивает наружу. Сделав глубокий вдох, утыкаюсь лицом в плечо. Мне снова уютно и спокойно.

— У него пистолет, — шепчу я, не замечая собравшуюся вокруг нас толпу. Где-то вдали воет звук приближающейся сирены. От этого сигнала меня всегда бросало в дрожь. Неважно скорая или