Дворец (СИ) - Бутырская Наталья

Жаль, что турнир проводился закрыто, и горожане не смогли поглазеть на редкое магическое состязание. С другой стороны, а что смог бы углядеть простой горожанин? Взмахи рук? Выкрики? Это ж не турнир по самой разрушительной магии.

Насколько Ши Хэй знал, победителей было несколько, их торжественно наградили, наняли на службу во дворец и предложили объединиться, чтобы доработать проект защиты дорог. И уже через пару месяцев выдвинулся первый строительный караван, и между Киньяном и небольшим городком Лянтян протянулась каменная ровная дорога с защитой от диких зверей, с широкими мостами над реками и удобными стоянками.

Но стоило только довести дорогу до какого-либо города, как многие его жители тут же отправлялись в столицу. Они считали, что в Киньяне мостовые вымощены золотом, а император лично кормит всех желающих. На улицах Киньяна стало просто не протолкнуться. Повсюду сидели угрюмые женщины, ходили тощие загорелые мужчины, некоторые даже притащили детей и стариков. Ши Хэю тогда казалось, что он снова вернулся в Киньян прямо перед нападением лисы, разве что скота на дорогах ходило больше.

Тогда император Ли Ху сделал очередной ход. Он организовал новую службу под названием «Дорожное ведомство», в ней работали только кун-саны, то есть выпускники Син Шидай. В каждом городе был хотя бы один человек из Дорожного ведомства, который строго спрашивал, по какой такой надобности крестьянин вдруг решил отправиться в Киньян. Порой он соглашался выдать табличку, где было написано, откуда этот человек вышел, куда собирался прийти, и что за причина. Например, поступление в Академию считалось хорошей причиной, но даже оно не всегда срабатывало, так как кун-сан мог поспрашивать претендента и отказать в табличке. Мол, знаний недостаточно, нечего и ноги бить. Торговым домам было проще, с них спрашивали одну табличку с количеством человек в караване.

Но даже с такой системой люди прибывали в Киньян, возвращались торговые и знатные кланы, выкупали снова земли и дома. И теперь мастер предшествующих знаний вынужден ютиться в старом крошечном доме, полном свитков. А ведь бумага — это тоже ценность!

Дни шли. И Ши Хэй забеспокоился. Вдруг император Ли Ху всё же рассердился? А ведь Ши легко мог описать подвиги и героизм Теданя. Ведь какую-никакую магию он, наверное, смог разрушить? Эх, если бы госпожа Ван согласилась рассказать то, что видела она! Наглый мальчишка Ю был не так уж не прав, и труд Ши был не полон.

Мастер даже попытался переписать один свиток с добавлением славословий, но почувствовал отвращение к самому себе и заполучил дикую головную боль. Устно он мог часами изливаться медом и молоком. Без этого далеко не уедешь. А письменно — рука не поднималась. Его мать, неграмотная женщина, с таким уважением относилась к написанному слову, что невольно привила это качество сыну. Соврать на бумаге для Ши Хэя было кощунством. Ошибиться он мог, но соврать или преувеличить? Нет, это было не для него. И император Ли Ху, несомненно, знал о характере Ши, а значит, хотел увидеть именно такой подход к работе.

Лишь на восьмой день после посещения Академии Ши Хэя вновь позвали во дворец.

За императорскими воротами нынче было весьма оживленно. Суетились евнухи, бегали перепуганные служанки, повсюду шныряли синшидайцы. На каждом мосту и за каждой дверью у Ши Хэя требовали табличку с разрешением на вход.

Наконец, комната умственного отдохновения. Столики. Ширма в дальнем углу. Бледная вымотанная Ван Мэй. Насупленная больше прежнего Цянь Джи. Император Ли Ху, уже закутанный в любимый халат, растянулся на ложе, обложенный мягкими подушками. Цянь Яна не было. Ши Хэй заметил его по дороге сюда: глава охраны дворца пронесся в окружении десятка солдат и магов.

Прихода Ши Хэя будто бы и не заметили.

— Говорю же, мне намного лучше. Все эти подушки, отвары — лишнее! — слова императора звучали бы убедительнее, если бы его голос был посильнее.

— Премудрый правитель, — сказала Ван Мэй с издевкой, — лекарь сказал две недели лежать в постели и не заниматься делами. А ты что?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Слушать-то я могу! Для этого даже напрягаться не нужно.

— Тедань, твою мать! — рявкнула Уко. Ши Хэй даже мысленно не мог ее в этот момент назвать Цянь Джи. — Сказано лежать и выздоравливать, так лежи и выздоравливай. Твой драгоценный мастер уже тут и сейчас начнет убаюкивать тебя историями о великих подвигах императора Ли Ху.

— Мастер Ши, — вежливо сказала госпожа Мэй. — Я прошу простить нашу невежливость. Сегодня угощений не будет. Садитесь, располагайтесь, готовьте свитки. Как видите, Сыну Неба нездоровится, потому визит будет коротким.

— Я обещал Мэйху… — протянул Тедань.

— Никаких Мэйху! Мы все еще не знаем, кто это был, — снова Уко.

— Но не Мэйху же! — повысил голос император и тут же закашлялся.

Ван Мэй тяжело встала, протянула ему чашку с черным отваром, подождала, пока Ли Ху отхлебнет, а потом сказала:

— Еще раз так сделаешь, я тебя обездвижу, заверну в одеяло и поставлю Уко следить, чтобы ты оттуда не выбрался.

Сын Неба засмеялся-закашлялся и прохрипел:

— Так не получится же. Магия…

— Обездвижить можно и без магии, — усмехнулась Ван Мэй. — Так что, проводим мастера Ши?

— Нет-нет, — поспешно выпалил император. — Я семь дней пялился в потолок. Еще немного, и мой мозг покроется плесенью. Пусть читает.

Ши Хэй нервно потер щеку. Сейчас он будет рассказывать императору, как тот готовился к приходу лисы. Да все, кто находился в комнате, знали о том времени гораздо больше, чем накопал мастер предшествующих знаний. Увы, в тот год записи во дворце велись крайне неаккуратно, и большая их часть не дошла до архива. Многое делалось по устному распоряжению, подкрепленному табличкой императора.

«После восшествия на престол император Ли Ху первым делом отменил траур по Чжи Гун-ди. Церемонию похорон провели быстро и тихо, одновременно с прощанием с Кун Веймином. По всему Киньяну тут и там стояли глашатаи и с утра до вечера читали один и тот же текст. В нем говорилось о предательстве императора Чжи Гун-ди, который своими действиями вызвал гнев Небес и навлек приход семихвостой лисы, говорилось о великом учителе Куне, который сумел отыскать единственно достойного правителя, истинного Сына Неба, но трагически погиб, сражаясь с Чжи Гун-ди. Говорилось, что император Ли Ху обладает невероятной силой и сумеет победить порождение Пропасти. Люди толпились вокруг глашатаев и прослушивали это выступление снова и снова, пока не запоминали его дословно.»

Император Ли Ху издал странный звук. Ван Мэй бросилась к нему с чашкой отвара, но Ли Ху закрыл глаза и покачал головой.

— Я уже и забыл, чего мы там понаписали. Такой бред, — прошептал он.

— А что было делать? — возразила Цянь Джи. — Нужно было какое-то объяснение для народа, чтобы люди не сочинили его сами. Да, написано топорно и грубо. Понятно, что никто из знати и чиновников не поверил.

— А кто вообще придумал вот это всё? Ну чтобы ходить по Киньяну и орать?

Ван Мэй улыбнулась.

— Не помнишь? Мы тогда пыхтели над обращением к министрам и прочим чиновникам, хотя сами не особо представляли, что и как делать дальше. Джиан тогда написал длиннющую речь часа на три. Ты взбунтовался, сказав, что эту заумь заучивать не будешь. И Уко спросила, а что мы скажем народу. И мы все замолкли, потому что никто не задумывался над тем, чтобы оповестить народ. Но это так перекликалось с мыслями учителя Куна, что мы решили этим заняться.

— А, да. Точно.

— А текст не помнишь, потому что мы тебе его и не читали. У тебя и без того было много работы. Впрочем, у меня тоже. Я лишь мельком посмотрела итог и махнула рукой. Уко, ты помнишь, кто его писал?

— Ну да, мне-то делать нечего было! — съязвила Цянь Джи. — Я носилась тогда за этим сумасшедшим по всему дворцу и вылавливала невесть откуда появляющихся девок всех сортов. Наложницы, служанки, няньки, мамки позабивались в углы во время переворота и что ни день выползали отовсюду. Одна даже померла с голоду, так боялась выйти наружу. Только по запаху и нашли. Знаю, что Гоушен переписал обращение словами попроще, чтобы любой крестьянин понял.