Смотрящая в бездну - Василий Гавриленко

– Вот и отлично, – пробормотал Жук, прислушиваясь. В доме царила тишина, лишь глухо тикали на стене ходики. – У вас всегда такой свинарник?

Парень кивнул на кучи книг и одежды на полу.

– Да, знаешь, – рассердилась Соня, – мы, по крайней мере, не шляемся по притонам, в отличие от некоторых!

Жук строго посмотрел на нее, и девочка прикусила язык.

– А кто зажигал свет на втором этаже? – подал голос Алекс.

Сердце Сони радостно подпрыгнуло: и, правда, ведь со двора они видели в доме мерцающий свет. Может, это Анжела?

– Пойдемте скорее, – она шагнула к лестнице.

– Стой, – прошипел Жук, перекрывая ей дорогу. – Опять ты торопишься в лапы зла.

– Мы что, до дня святого Нефы будем дрожать здесь?

– Если потребуется, то да, – отрезал сын Руфи.

Они снова замерли, напрягая слух, но ничто, кроме унылого тиканья, не нарушало тишины. Соне казалось, что это тикают не часы, а ее напряженные до предела нервы. Вот она стоит здесь, ничего не предпринимая, находясь в совершенном неведении, а в это время, возможно…

– Соня, не смей, – крикнул Жук, но было поздно, девочка сломя голову кинулась вверх по лестнице. В три больших шага она преодолела пролет и очутилась перед тяжелой дверью.

– Не открывай, – в один голос взмолились Алекс и Жук, спеша следом за ней, но Соня и здесь не послушалась и, ухватившись за бронзовую ручку, рванула на себя. Дверь заскрипела и медленно отворилась. Вслед за ней начиналась темнота.

Соня почувствовала за своей спиной горячее прерывающееся дыхание; оглянувшись, она увидела бледные лица своих спутников.

– Ну ты даешь, – восхищенно шепнул Алекс.

– Не поощряй ее, Тимпов, – нервно улыбнувшись, проговорил Жук. – Холодная голова – вот наше оружие.

– Мама, – тихо позвала Соня, ничего не замечая вокруг себя.

– Я здесь, моя крошка!

Девочка громко вскрикнула, сразу узнав этот хриплый мертвый голос. Раздался щелчок и загорелся свет. Алекс и Жук одновременно отпрянули: в глубине комнаты, слегка склонив зеленоволосую голову, стояла та, встречи с которой Соня боялась, как огненного вихря.

День Истины Руфи

С тех пор, как Орлас начал называть Руфь матерью, прошел ровно год, и она стала с боязнью следить за ходом времени. Ее тревога усилилась, когда на лощину опустилась осень, и домик, притулившийся на лесной опушке, начало заносить красными и желтыми листьями. Деревья вскоре затрещали от заморозков, а в еще чистом небе прощались с родными местами печальные птичьи стаи.

Что беспокоило Руфь? Она и сама твердо не знала этого, лишь некие ощущения, похожие на призрачные тени, витали в ее сознании. Однако и этого было довольно, чтобы Воительница не находила себе места и часто покидала дом, бродя по лощине в облике белой волчицы. Орлас умолял взять его с собой, но Руфь была непреклонна: ей нужно было разобраться со своими мыслями и ощущениями, и отвлекаться на мальчика она не могла. Тем более что первая и последняя их совместная «охота» едва не закончилась бедой.

Блуждая по засыпающему лесу, Руфь несколько раз сталкивалась с волколаками, но не вступала в битву, обходя их стороной, и удивлялась тому, что всякий раз, когда перед ее глазами появлялось заросшее шерстью чудовище, она испытывала страх, что совсем не пристало Воительнице.

Что со мной происходит? Неужели я уже проиграла? Руфь пыталась разозлить себя, воскрешала в памяти образы Керка, Лия и Тельмы, и это помогало. Она вновь загоралась яростью к Мисошу, и с нетерпением ждала Дня Своей Истины. Но время шло, небо было таким же чистым, воздух свежим, и в окружении природы не верилось, что где-то поблизости скрывается зло. Отчаяние начинало овладевать Руфью: быть может, День Истины – это сказка, самообман? Как можно одолеть Мисоша, если нет возможности даже увидеть его!

– Мама, что с тобой? – спросил Орлас, с удивлением наблюдая за мечущейся из угла в угол Руфью.

– А? – встрепенулась женщина и, обессилев, прилегла на кровать. – Ничего…

Я сойду с ума. Где ты, мерзкая, трусливая тварь? Сколько ты будешь прятаться от меня? О, почему это груз лежит на мне?

И тут она почувствовала, что что-то произошло, словно вспышка промелькнула у нее перед глазами, оставив стойкое убеждение – да, этослучится сегодня или никогда. Орлас сразу увидел, как просветлело ее лицо.

– Что случилось? – спросил он, улыбаясь.

Но Руфь вновь помрачнела, так как происходящее не сулило ничего хорошего, скорее, наоборот. Мальчик остается один, неизвестно что будет с ним в случае… Впрочем, нет смысла об этом думать – от судьбы не спрятаться за глухой стеной слов. Она – Воительница, у нее есть Предназначение, свой путь она выбрала сама… Но все-таки – как больно!

– Уходи отсюда, – тихо сказала Руфь, сердце ее обливалось кровью.

– Что? – удивленно спросил Орлас, глаза его расширились, заняв едва ли не пол-лица.

– Убирайся, я тебе говорю! – крикнула женщина, распахнув дверь. – Ты мне не нужен.

Бледный, как полотно, Орлас поднялся:

– Что ты такое говоришь, мама?

– Я тебе не мама, – сердце Руфи разрывалось на куски. – Уходи! Возьми вот эти вещи и уходи.

– Ты правда этого хочешь? – голос Орласа задрожал.

– Да! Да… хочу.

Мальчик, сгорбившись, пошел к двери, не обращая внимания на мешок с вещами, который Руфь протягивала ему. Она схватила его за руку, Орлас повернул голову, и женщину обожгла боль, бьющая из детских глаз.

– Возьми это, – Руфь повесила мешок на спину мальчика. – Иди по тропке, начинающейся от большого дуба, никуда не сворачивай. Там, за перелеском, поселок рыбаков, тебя приютят.

– Кому я нужен? – проговорил Орлас, как ножом, разрезая сердце женщины. Она знала – это правда, мальчишка нужен диким рыбакам меньше, чем собаке пятая нога, возможно, это они и оставили его умирать в лесу прошлой осенью. Но другого выхода у нее не было.

– Уходи и не возвращайся, – приказала Руфь, вынося окончательный приговор своему недолгому счастью. – Не вздумай вернуться!

Орлас вышел. Хлопнула дверь. Руфь осталась стоять посреди комнаты, безжизненно глядя в одну точку. Наконец, слегка шатаясь, она подошла к кровати и прилегла. Ее бил озноб. Никогда, за всю свою немалую жизнь, Руфь не чувствовала себя так плохо, даже в тот памятный день, когда, под покровом метели, в дверь ее дома постучалось зло.

«Кому я нужен?» Горькие слова Орласа буравчиками сверлили ее мозг. Больше всего на свете женщине хотелось выбежать из теплого дома и вернуть мальчика. Быть может, все обойдется, быть может, они снова смогут жить, как прежде. Она поднялась.

– Нет! – Руфь отпрянула от двери и схватилась за голову. – Ты не заставишь меня. Не заставишь!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});