Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт

рубашки. Я смотрю на экран монитора, где рисуется размеренное, надежное биение его сердца.

В ту ночь, когда я впервые вошла в вольер с волками, я проснулась и обнаружила, что на краю кровати сидит отец и смотрит на меня. Его лицо обрисовывал лунный свет.

– В лесах за мной погнался медведь. Я был уверен, что умру. Не думал, что мне доведется пережить что-то более страшное, – сказал он. – Как же я ошибался! – Он протянул руку и заправил мне волосы за ухо. – Самое страшное в жизни – это думать, что тот, кого ты любишь, умрет.

Теперь я чувствую, как подступающие слезы, словно перышко, щекочут заднюю стенку горла. Сделав глубокий вдох, я смаргиваю их с глаз.

«Они почуют запах твоего страха, – учил меня отец. – Не отступай ни на дюйм».

Люк

Две недели прошло без каких-либо признаков или звуков со стороны волка, который подходил ко мне так близко, пока я болел. И однажды утром, когда я пил из ручья, рядом с моим отражением внезапно возникло еще одно. Волк был большим и серым, с четкими черными полосами на макушке и ушах. Мое сердце заколотилось, но я не оборачивался. Я встретился взглядом с его желтыми глазами в зеркале воды и ждал, что он сделает дальше.

Волк ушел.

Все сомнения на тему «Куда я ввязался» испарились. Именно на это я и надеялся. Если большой зверь, подошедший ко мне у ручья, был действительно диким, значит я вызывал у него такое же любопытство, как и он у меня. И тогда, возможно, мне удастся подобраться достаточно близко, чтобы изучить поведение волков изнутри, вместо того чтобы наблюдать снаружи.

Больше всего на свете мне хотелось снова увидеть волка, но я не знал, как к этому подступиться. Если начать оставлять вокруг места обитания еду, она привлечет не только волка, но и медведей. Если позвать его, он может ответить – даже если он одиночка, иметь товарища всегда безопаснее, чем жить одному, – но зов также сообщит о моем местонахождении другим хищникам. И если честно, хотя мне пока и не встречались здесь следы других волков, я не мог с полной уверенностью сказать, что этот волк поблизости единственный.

Я понял, что, если намерен сделать следующий шаг, придется выйти из зоны комфорта. Вернее, вслепую спрыгнуть с обрыва зоны комфорта.

Я изменил распорядок так, чтобы спать днем и просыпаться на закате. Мне придется передвигаться в темноте, хотя человеческие глаза и тело к такому не приспособлены. Это было намного страшнее, чем любая ночь, проведенная в волчьем вольере в зоопарке. С одной стороны, я проходил почти по десять миль в полной темноте за ночь; с другой – в зоопарке мне не приходилось волноваться о нападении других животных. Здесь если я спотыкался об обнаженный корень, с плеском попадал в лужу или даже наступал на ветку, то посылал сигнал всем обитателям леса о том, где нахожусь. Даже когда я пытался вести себя тихо, все равно находился в невыгодном положении. Другие животные лучше видели и слышали в темноте и наблюдали за каждым моим движением. Стоит упасть, и можно считать меня мертвым.

Первая ночь запомнилась тем, что пот лил рекой, хотя температура приближалась к нулю. Я делал шаг, останавливался и прислушивался, чтобы убедиться, что никто ко мне не подкрадывается. Хотя в небе сияла всего лишь пригоршня звезд, а луна завесила лицо вуалью, глаза достаточно приспособились к темноте, чтобы различать тени. Четкого изображения мне не требовалось. Мне нужно было видеть движение или блеск глаз.

Поскольку я, считай, ослеп, пришлось на полную использовать другие чувства. Я глубоко вдыхал, чтобы с помощью ветра определить запах животных, наблюдающих за моим продвижением. Я прислушивался к шорохам, к шагам. Я шел против ветра. Когда длинные пальцы рассвета обхватили горизонт, мне казалось, что я пробежал марафон или выиграл битву у целой армии. Я пережил ночь в канадском лесу, в окружении хищников. Я выжил. И по большому счету только это имело значение.

Джорджи

На пятый день после аварии я знала, какой суп будут давать в кафетерии, когда сменяются медсестры и где в отделении ортопедии хранятся пакеты с сахаром для кофеварки. Я наизусть выучила состав диеты Кары, чтобы знать, когда можно попросить добавку пудинга. Я узнала, как зовут детей физиотерапевта. Я держу зубную щетку в сумочке.

Прошлой ночью, когда я попыталась уехать на ночь домой, у Кары поднялась температура – инфекция в месте разреза. Хотя сестры убеждали меня, что это обычное дело и мое отсутствие никак не связано с состоянием дочери, я чувствовала себя виноватой. Поэтому я сказала Джо, что останусь в больнице, пока Кару не выпишут. Сильная доза антибиотиков немного приглушила лихорадку, но Кара все еще чувствует себя плохо. Если бы не осложнение, мы бы уже выкатывали ее сегодня из больницы на кресле-каталке. И хотя я знаю, что это невозможно – нельзя заставить себя подхватить инфекцию, – в глубине души уверена, что организм Кары сделал это, желая оставаться поближе к Люку.

Я наливаю пятую чашку кофе за день в небольшой кладовке, где стоит кофеварка, о которой мне известно благодаря добросердечной медсестре. Просто поразительно, насколько быстро из ряда вон выходящие обстоятельства становятся обыденностью. Неделю назад я начинала утро с душа, шампуня, потом упаковывала ланч для близнецов и отводила их на остановку автобуса. Теперь мне кажется абсолютно нормальным носить одну и ту же одежду несколько дней подряд и ждать не автобуса, а обхода врача.

Несколько дней назад одна мысль о черепной травме Люка ощущалась как удар под дых. А теперь я онемела внутри. Несколько дней назад мне приходилось ругаться с Карой, чтобы она оставалась в кровати и не рвалась в палату отца. Сейчас, даже когда социальный работник спрашивает дочь, не хочет ли она навестить Люка, та качает головой.

Мне кажется, Кара боится. Не того, что увидит, а наоборот.

Я тянусь в маленький холодильник за пакетом молока, но он выскальзывает из рук и падает на пол. Белая лужа растекается под ногами и затекает под холодильник.

– Черт возьми! – бормочу я.

– Держите.

Мужчина кидает мне комок коричневых больничных салфеток. Я изо всех сил стараюсь навести порядок, но к глазам подступают слезы. Единственный раз в жизни мне хочется пойти простым путем.

– Вы же знаете, как говорят, – добавляет он, присаживаясь рядом на корточки, чтобы помочь. – Не стоит оно и слезинки.

Первое, что я вижу, – это черные ботинки и синие форменные брюки.