Шестнадцать надгробий. Воспоминания самых жестоких террористок «Японской Красной Армии» - Фусако Сигэнобу

училась в начальной школе.

Я никогда не видела, чтобы он сдавался, и даже когда он ругал меня, он проповедует дзен. Мое детство пришлось на время оккупационных войск США и войны в Корее. Мой отец без колебаний отвечал на вопросы оккупационным силам США по-английски. В отличие от тех, кто был напуган, он был человеком, с которым можно было поговорить и на которого можно было положиться. Он считал, что люди не должны подвергаться дискриминации, что ко всем расам, мужчинам и женщинам следует относиться одинаково как к людям.

Моя мать была яркой и строгой в дисциплине. С другой стороны, она оптимистичный человек, несмотря на то, что она фанатичка и сильно беспокоилась за меня. В то время люди беспокоились о похищении людей, и я помню, как моя мать говорила своим детям быть осторожными. Когда я думаю об этом сейчас, это было похоже на сосуществование дома «утонченного» отца и «простой» матери, и я любила их обоих.

Мы с мамой воссоединились после моего ареста в 2000 году. Во время допроса члены моей семьи сказали, что они одновременно были удивлены и испытали облегчение, узнав о моем аресте в Японии, а мама сказала, что была удивлена. Моя мать очень любила своих внуков, и когда я извинилась за многие трудности, через которые ей пришлось пройти, она улыбнулась и сказала: «Если конец будет хорошим, все в порядке». В марте 2005 года моя семья, в том числе моя дочь, отправили меня на другой конец света.

Моя мать, которая ничего обо мне не помнит, сказала мне, что я довольно счастливый ребенок. Говорят, что когда я хотела молока до того, как мне исполнился год, я ползала взад и вперед в поисках газеты, хватала ее, подходила к своей матери, взбиралась на глицинию и протягивала газету, чтобы попросить молока. При грудном вскармливании мама всегда читала газету.

Кажется, это было потому, что я как будто тоже читала с ней.

У нас осталось только две фотографии меня, когда я была ребенком, но одна из них — это фотография момента, когда я взяла игрушку моей сестры в середине семейного фото. На другом фото я стою на руках у матери с кукурузным полем позади меня и что-то кричу. Мне было так любопытно, что я умолял их купить мне сверкающий буддийский алтарь, а когда я попросил их купить мне чужие зубные протезы, взрослые высмеяли меня. А еще я была очень «упрямой» и не слушала того, что мне говорили, что не понимала, — сказала мне мать. Даже если меня ругали, я никогда не плакала, а когда заходила в ванную и выходила, то плакала и вытирала слезы грязными руками. Говорят, что я была ребенком. Помню, когда я была маленькой, мама часто говорила мне, что я упрямая.

Мои родители были заняты, потому что у них был продуктовый магазин в центре Бороити-дори, примерно в двух километрах от нашего дома рядом с конным парком Сэтагая. Когда я была младенцем, который не мог терпеть, мама брала меня на спину и работала. Иногда мои старшие братья и сестры забывали обо мне во время игры, поэтому, когда они возвращались около полудня, они обнаруживали, что я ставлю ноги на дверную перекладину ванной и играю с ней, открывая и закрывая ее.

По словам моего отца, когда мои старшие братья и сестры оставили меня, чтобы пойти поиграть, мне захотелось с кем-нибудь поиграть, поэтому я высунулся из окна и сказал старшим детям, проходившим мимо моего дома: «Эй, друг! Давай поиграем». Кажется, он действовал нахально, подражая губам своего брата. Однажды моя мама увидела громко плачущего ребенка и посмотрела на улицу из магазина. Кажется, он в спешке выскочил и подхватил его с Фу-тян. Кажется, он заблудился, преследуя свою мать в направлении поворота утром. Когда мама заберет меня, я подарю ей цветок.

Кажется, он перестал плакать от укуса. После этого случая я построил дом недалеко от станции Камимачи поезда Тамагава, чтобы днем жить с семьей.

Моя память отсюда. В большом саду нового дома росли персиковые, фиговые и грушевые деревья, покрытые снегом и докудами. Сад, в который я только что переехала, все еще был неровным, и я помню, как падала, когда бежала. Мне было около трех лет. Персиковые деревья в саду каждый год приносят большие белые персики, а фиги на больших деревьях приносят бесчисленные плоды.

Наша семья начиналась как «Универсальный продуктовый магазин Хинодея». Родился мой младший брат, и я помню, как я была взволнован, когда мы все собрались вместе и отпраздновали первую трапезу трапезы. Мой отец был человеком, которым я должен уважать и гордиться, но с появлением «самурайского метода ведения бизнеса» и появлением супермаркетов бизнес постепенно стал ухудшаться, в отличие от процветающих магазинов на улице Бороичи. Сад, который был веселой игровой площадкой, с каждым годом становился все меньше, и там были построены еще два магазина. В детстве я чувствовала, что отец никогда мне не льстил и не годился для бизнеса. В конце года, даже если мы получаем деньги от кредитных клиентов, которые приходят расплачиваться наличными, мы не идем собирать деньги в домах с накопленными кредитными продажами, говоря: «В этом доме нет денег». Он из тех отцов, которые видят, как ребенок роняет только что купленное яйцо и кладет в пакет новое. С другой стороны, он также отец, который отказывается продавать покупателям, которые говорят: «Я собираюсь отдать ее кошке, поэтому, пожалуйста, дайте мне эту рыбу», говоря: «Мы продаем только еду для людей». Когда я услышала, как мой старший брат сказал: «Если четверо детей будут есть много сладких булочек каждый день, они не заработают», — сказал он. Я подумала, что это тяжело, поэтому я перестал есть со своими старшими братьями и сёстрами.

Район моего дома связан с улицей Бороичи.

Рынок открыт в феврале и январе. В то время продавалась бывшая в употреблении одежда, глиняная посуда, растения в горшках, бытовая техника, новогодние товары и т. д. Японские национальные железные дороги (предшественник JR) были переполнены, а кошельки и зонтики продавались по цене от 10 до 500 иен. Когда я была ребенком, я с нетерпением ждала этого рынка тряпья и шла с намерением купить что-нибудь на сэкономленные 100 иен. Когда я выходила из дома на угол улицы Бороичи, я увидела двух солдат-инвалидов в белых кимоно, один из которых играл на аккордеоне из песен «Красивая природа» и «Экзотические холмы».

Когда я впервые спросила отца, что война