Север и Юг - Элизабет Гаскелл

– Я точно помню, что он говорил о Мальборо-стрит, – смущенно произнес отец.

– Наверное, они до сих пор экономят на чем только можно и живут в одном из этих маленьких домов. Но здесь много прохожих. Позвольте, я спрошу у них.

Она обратилась с вопросом к пожилому мужчине, и тот ответил ей, что мистер Торнтон живет на территории фабрики. Он указал на большие, похожие на вход в общественный парк ворота, видневшиеся в конце длинной глухой стены. Вероятно, они предназначались для проезда больших телег и фургонов. Рядом располагалась сторожка. Охранник провел их в огромный, вытянутой формы двор, на одной стороне которого находились конторы для деловых операций, а на другой – здание фабрики с множеством окон. Оттуда доносился непрерывный лязг машин и долгие протяжные стоны парового двигателя, способные оглушить любого, кто жил поблизости. Напротив стены, протянувшейся вдоль улицы, в узком конце фабричного двора, стоял симпатичный каменный дом, почерневший от копоти. Тем не менее его окна и ступени крыльца были тщательно вычищены. Судя по всему, этот дом построили полвека назад. Каменная облицовка, высокие узкие окна, перила с двух сторон лестницы и широкие пролеты ступеней, ведущие к передней двери, – все говорило о почтенном возрасте.

Маргарет не могла понять, почему люди, обитавшие в таком хорошем доме и содержавшие его в идеальном порядке, не нашли себе жилье в сельской местности или в каком-нибудь пригороде. Зачем они решили проводить дни и ночи в постоянной суматохе фабрики? Ее уши, не привыкшие к такому громкому шуму, с трудом улавливали слова отца, пока они стояли на верхней площадке лестницы и ожидали, когда им откроют дверь. Чуть позже их провели по старомодной лестнице в гостиную, три окна которой располагались как раз над входом в дом. Из окон открывался унылый вид на широкий мощеный двор и ворота в глухой стене. В комнате никого не было. Казалось, никто не заходил сюда с тех пор, как гостиную обставили мебелью. Можно было подумать, что дом накрыло лавой и только через тысячу лет его обнаружили археологи.

Стены украшали золотисто-розовые обои. Светлый ковер с узором из разноцветных букетов был аккуратно накрыт в центре блестящим льняным половиком. Кружевные занавески на окнах сочетались с вязаными и ткаными покрывалами на каждом кресле и каждой софе. На шкафах и тумбочках стояли гипсовые фигурки, предохраняемые от пыли стеклянными колпаками. Посреди комнаты, прямо под люстрой, стоял круглый стол, на котором через равные интервалы по окружности были разложены книги в красивых переплетах. Они выглядели, как спицы колеса. Все поверхности отражали свет, и ни одна не поглощала его. Пестрая, усеянная блестками комната так неприятно поразила Маргарет, что она не сразу заметила особую чистоту, для поддержания которой, учитывая дымную атмосферу фабрики, требовалось немало усилий. Сколько же сил и времени было необходимо для сохранения этого эффекта льда и снега! Куда бы она ни смотрела, везде были видны свидетельства заботы и труда. Но они не создавали уюта, не способствовали мирным домашним занятиям, а лишь сохраняли статуэтки и украшения от пыли и копоти.

Отец и дочь осматривали комнату и тихо говорили друг с другом, пока не появилась миссис Торнтон. В их разговоре не было ничего секретного, но какое-то свойство комнаты заставляло людей переходить на шепот, словно они боялись пробудить непривычное эхо.

Миссис Торнтон вошла в гостиную, шелестя рукодельным черным шелком, который, очевидно, являлся ее любимым материалом. Ее темное платье и кружева резко контрастировали с белыми занавесками и вязаными покрывалами на креслах и кушетках, но не превосходили их красоты. Маргарет быстро объяснила, почему ее мать не сопровождала их в ответном визите. Но, стараясь не возбуждать тревоги отца, она немного запуталась в словах, так что у миссис Торнтон сложилось впечатление, будто миссис Хейл, не желая отягощать себя усилиями, поступила чисто по-женски, придумав недомогание и решив не тратить на этот визит свое время. Вспомнив о лошадях, нанятых для экипажа, и о Фанни, которую ее сын заставил поехать к Хейлам, миссис Торнтон слегка обиделась и не выказала Маргарет никакого сочувствия – а на самом деле никакого доверия – по поводу ее заявления о недуге матери.

– Как поживает мистер Торнтон? – спросил мистер Хейл. – Из его вчерашней записки я понял, что он нездоров.

– Мой сын редко болеет, а когда болеет, никогда не говорит об этом и не делает недуг оправданием для праздности. Вчера у него было много встреч, поэтому Джон не стал тратить время на чтение книг, хотя весьма сожалел об этом, поскольку, как я понимаю, он ценит часы, проведенные с вами.

– Могу сказать, что они столь же приятны и для меня, – ответил мистер Хейл. – При виде его радости и понимании всего того, что так прекрасно в классической литературе, я чувствую себя вновь молодым!

– Не сомневаюсь, что классика нравится людям, располагающим большим запасом свободного времени. Хотя, признаюсь, это расходится с моими принципами. Я не хотела, чтобы мой сын возобновлял процесс образования. Профессия и статус требуют от него всех сил и внимания. Классика полезна только для тех лентяев, которые слоняются без дела в сельской местности или в университетах и колледжах, а мужчины Милтона должны работать на благо нынешнего дня. По крайней мере таково мое мнение.

Последнее предложение она произнесла с «гордостью, которая пародирует смирение».

– Говорят, что, если ум слишком долго занят одной целью, он становится негибким и закостеневшим, – сказала Маргарет. – И человек теряет интерес к другим делам.

– Я не вполне понимаю, как ум может стать негибким и закостеневшим. И я не восторгаюсь теми суматошными людьми, которые сегодня имеют одни интересы, а завтра уже забывают о них. Наличие многих увлечений не соответствует жизни милтонского промышленника. Для него является важным только одно великое желание, только одна поставленная цель.

– И что это за цель? – спросил мистер Хейл.

На желтоватом лице миссис Торнтон появился румянец. Ее глаза заблестели от возбуждения.

– Каждый хозяин фабрики мечтает получить и сохранить достойное место среди промышленников этого края. Среди настоящих мужчин нашего города! Мой сын такое место заслужил. Поезжайте куда хотите – я говорю не только об Англии, но и о Европе, – и вам скажут, что имя Джона Торнтона из Милтона уважаемо среди деловых людей многих стран.

Миссис Торнтон презрительно усмехнулась.

– Конечно, оно неизвестно в модных кругах. Праздные джентльмены и леди не желают знать о милтонских промышленниках, пока те не попадают в парламент или не женятся на дочерях каких-нибудь лордов.

Мистер Хейл и его дочь, едва сдерживая смех, переглянулись друг с другом. Ведь они никогда не слышали этой великой фамилии, пока мистер Белл не сообщил им в письме, что некий мистер Торнтон, его добрый друг, встретит их в Милтоне. Мир молодого фабриканта и его гордой матери был совершенно неведом знати, посещавшей особняк на Харли-стрит, и сельским священникам, и сквайрам Хэмпшира. Несмотря на все усилия Маргарет, миссис Торнтон читала ее мысли, как книгу.

– Вы прежде никогда не слышали о моем замечательном сыне, не так ли, мисс Хейл? И вы считаете меня старой женщиной, помешанной на Милтоне и утверждающей, что наши вороны белее всех остальных.

– Нет, – с некоторым воодушевлением ответила Маргарет. – Это правда, что я ничего не слышала о мистере Торнтоне, пока не приехала в Милтон. Но с тех пор как наша семья обосновалась здесь, я слышала о нем достаточно, чтобы начать уважать его и восхищаться им. Поэтому я знаю, что ваши слова о мистере Торнтоне верны и справедливы.

– А кто вам рассказывал о моем сыне? – поинтересовалась миссис Торнтон, заметно смягчившись.

Она почувствовала укол ревности. Кто мог расхваливать ее Джона? Кто претендовал на такие близкие отношения с ним?

Маргарет медлила с ответом. Ей не нравился властный тон, которым был задан вопрос. Мистер Хейл, решив, что его дочери требуется помощь, сказал:

– Ну, наверное, сам мистер Торнтон. Не так ли, Маргарет? Из его рассказов о себе мы поняли, какой он человек.

Миссис Торнтон встала и уперлась руками в стол.

– Мой сын не любит говорить о своих делах. Могу ли я снова спросить вас, мисс Хейл, с чьих слов у вас сложилось мнение о нем? Вы же знаете, как матери жадно интересуются похвалой их детей.

– На самом деле мистер Торнтон мало рассказывал нам о себе, – ответила Маргарет. – Основные сведения мы получили от мистера Белла, и именно благодаря ему мы поняли, почему ваша семья может гордиться таким сыном.

– Мистер Белл? Да что этот ленивый профессор из сонного колледжа может знать о Джоне? Но я благодарна вам, мисс Хейл. Многие юные леди уклонились бы от ответа и не порадовали бы старую женщину доброй молвой о ее замечательном сыне.