Прыжок в прошлое - Александр Сапаров

Но я уже дал указания по сбору ячменя с желтыми стебельками, я все надеялся, что смогу выделить из него, анестезирующее вещество.

Вечером я сидел и размышлял, где мне взять, линзы для микроскопа. Увы, мои скромные познания на это ответ не давали, я конечно знал, что стекло варится из соды и песка, но как это происходит и вообще, как потом сделать из него линзы оставалось загадкой.

Я помнил из какой-то статьи что в Новосибирском институте еще в семидесятых годах получили линзы оплавлением стеклянной нити и последующей шлифовкой и полировкой. Так, что дело за простым, где взять стеклянную нить, и чем шлифовать получившийся шарик. А вообще, для начала мне не повредило бы иметь увеличительное стекло для того, чтобы делать мелкие манипуляции на лице.

И я решил, что начну обход московских рынков с завтрашнего дня в поисках линз и стекла. Ведь варят венецианцы прозрачное стекло уже два века, может, какие-никакие осколки занесло и к нам. Спиртовка у меня есть вытяну стеклянную нить, и будем смотреть, что получиться.

Но обойти с утра рынки не очень получилось. Слава, которую я получил, после излечения лица Брянцева, расходилась волнами по Москве и каждая волна несла все более высоких и высоких гостей.

Сегодня с утра мне уже пришлось принять двоих немалых бояр, и это заняло большую часть моего дня. Но все-таки во второй половине дня я выкроил время для инспекции моего производства.

Все-таки, чтобы не говорили, о том, что человеку от сохи нельзя внушить правила асептики и антисептики, Антоху мне удалось выдрессировать быстро. Конечно, здесь играло большую роль, что в отличие от вшивой Европы, у нас, как-то не принято было даже в крестьянских семьях ходить со вшами. И баню посещали все регулярно, поэтому мытье рук перед едой и перед работой с медикаментами удалось привить очень быстро. Ну а сам Антон в мастерской не стеснялся в выражениях и тумаках, в том числе получали и девушки, так, что когда я зашел в длинный сарай, где у меня производились всяческие ингредиенты, то порядок там был. Конечно, до лабораторий нашего времени было еще работать и работать, но все-таки здесь был чисто выскобленный пол. Все работники в холщовых балахонах с рукавами, которые они носили только здесь. На двух столах стояли немногочисленные грубо сделанные глиняные колбы, реторты. Современный химик пришел бы в ужас от таких изделий, но мне и это казалось богатством. В начале сарая еще пахло самогоном, в его конце уже стоял резкий запах эфира и спиртовых настоек трав, которые уже по моему заданию, стали собирать женщины и дети. Я прошелся по лаборатории сделал пару замечаний и, поняв, что здесь все идет, как надо, отправился на рынок. Мне пришлось немало объехать рядов пока я не нашел лоток, какого-то старика татарина уныло смотрящего перед собой, у него на лотке кроме всего прочего на тряпке лежало мутное увеличительное стекло. На это стекло внимания никто не обращал, и когда я в сопровождении холопов подъехал к татарину, тот немало перепугался. Отдал он мне это слегка желтоватое поцарапанное стекло почти даром, сообщив, что никто не понимает, какую он драгоценность продает. Но это все равно было не то, даже после шлифовки, вряд ли этой линзой можно было удобно пользоваться. Но время было уже позднее и мне пришлось поиски прекратить. Я уже совсем было собрался уезжать с рынка, когда заметил, небольшую толпу около одного купца по обличию европейца. Действительно это был, по всей видимости, венецианец, не знаю уж, как попавший в Москву. И около него лежало несколько стеклянных ажурных изделий. Не знаю, что он тут делал с ними, но цена была такая, что наверно можно было скупить на эти деньги полрынка. Но меня привлекли, лежащие, в уголке, несколько разбитых украшений. И я пристал с просьбой продать, вначале венецианец сопротивлялся но потом все-таки за полтину денег отдал мне эти несколько кусочков прозрачного, как слеза стекла. Довольный проведенным днем я поехал домой. Завтра меня ждала работа по основной специальности, приведение в порядок женских лиц.

Вечером в своем кабинете я сидел и при свечах бесцельно чиркал свинцовым карандашом листик серовато-желтой бумаги. Вопрос стоял серьезный – что делать? Если все взять на себя, скорее всего, кончится это дело плохо. Иоанн Васильевич также пока меня не призывает, да и некогда ему обо мне думать, есть у него забот. Наверно все-таки придется идти на прием к митрополиту, и доказывать, что могу сделать аптеку не хуже царской и научить монахов новому в уходе за больными, Нужно найти и кузнеца, чтобы делал только для меня инструмент, вроде я слышал, что шведские руды получше, чем наши из болота и сталь в инструментах будет покачественней.

В общем, вопросов было много и надо было с чего-то начать, и я никак не мог решить с чего.

Так и не решив, с чего начать, я решил, что утро вечера мудренее и улегся спать. Спал я плохо, все время снились кошмары, и лишь под утро я крепко заснул.

Утро было мрачное и дождливое, из кровати вылезать не хотелось. Но сегодня у меня были две операции. И поэтому я решительно выбрался из своей спальни и спустился вниз.

Я едва успел позавтракать и пойти проверять готовность операционной, как в ворота застучали. Прибыла моя первая пациентка.

Боярыня Хованская была крепкая пожилая женщина, пока ее муж князь Андрей Петрович Хованский мотался по стране, выполняя приказы царя, она сильной рукой держала все хозяйство. Вчера в беседе, когда кроме нас двоих в кабинете никого не было, она, сняла кику, развязала платок и продемонстрировала огромную бородавку около левого уха. Хотя прямо она не говорила, но я понял, что именно этой бородавке ставит она в вину, что муж приезжая домой, скажем, так, уделяет ей внимание только формально, как своей законной жене, и она надеялась, что если этой болячки не будет, то муж будет более внимателен к ней. Сейчас, как раз Андрей Петрович был в войсках, выполняя очередной приказ царя и у княгини, было время на лечение. К ней переходила туча всяких бабок, которые заговаривали эту бородавку, окуривали ее всякими дымами, и она даже прикладывалась к мощам святым, но все бесполезно. Когда же она пригласила за большие деньги, одного из придворных врачей тот сразу сказал, что он удалит эту штуку, но надо будет потерпеть, потому, что будет очень больно и после останется большой шрам.

Но когда она сначала услышала, а потом увидела лицо Ивашки Брянцева, которого она сразу и не узнала, то поняла, что потратит любые деньги, но поедет к Щепотневу.

В ее бородавке, слава богу, ничего необычного не было, хотя у меня еще отсутствовал микроскоп, но я и без него видел, что это обычная фиброма, без признаков озлокачествления. Единственным неудобством была очень широкая ножка, на которой она сидела, и мне пришлось, обдумывать, как удалить бородавку, оставив максимум кожи щеки. В моем прошлом, еще в своем первом теле мне ни разу не доводилось делать такую сложную операцию, по одной простой причине, что женщины просто не доводили свое лицо до такого состояния и не давали вырастать на своем лице таким монстрам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});