Визионер: Бег за тенью - Женя Гравис

именно – вы наверняка не знаете.

– Отчего же, – Попышев возмущённо надул и без того пухлые щёки. – Представьте себе, знаю. Вы видели парадную залу? Каждый год в середине декабря мы устраиваем там большой приём. Вот на прошлом рауте и раздали. Список гостей, наверное, попросите? Так у меня есть.

– Это облегчает задачу. Когда следующее заседание вашего комитета?

– Двадцатого марта.

– Известите учредителей, что я тоже посещу собрание. Из уважения к их регалиям я не буду вызывать каждого на допрос, но сообщить о происшествии обязан.

Из здания общества Митя выходил со стопкой бумаг. Час от часу не легче. Ну, почему, скажите на милость, в деле фигурируют не пьяные извозчики, не проигравшиеся драчуны, не обычная московская шпана? Двенадцать членов комитета – сплошь именитые художники, щедрые меценаты, видные искусствоведы. Пятьсот гостей большого приёма – вторая головная боль. Чиновники, купцы, дворяне, живописцы, коллекционеры. Аристократы и богема, чёрт их раздери. Все – люди с образцовой репутацией и приличными манерами. И где-то среди них есть чёрная овца. Или, скорее, волк.

Пинкертону и не снилось такое. Холмсу, пожалуй, тоже. Хорошо быть героем детектива. Там либо всё очевидно сразу, либо чудесным образом находятся невероятные намёки. Тут Митя себя одёрнул. Соня с её книжками и знаниями – тоже удивительная подсказка. И внезапно обнаруженный календарь – необычайное везение. Не надо прибедняться, Самарин.

С другой стороны, ну и бог с этими титулами и званиями. Убийства и среди знати происходят. Аристократы – тоже люди. Со своими слабостями и недостатками. Не небожители. Просто этот преступник оказался чуть умнее. Но неужели умнее всей полиции Москвы? Ха, это мы ещё посмотрим.

С такими размышлениями Митя возвращался в здание Сыскной полиции. И всё же великодушно сгрузил список гостей на Вишневского, решив начать с «талантливого юноши» Самокрасова.

Подопечный художественного общества отыскался в натурном классе Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Митя не раз, проходя мимо, обращал внимание на это нетипичное здание на углу Мясницкой и Юшкова переулка. Особняк буквально выпирал на перекрёсток округлым «животом» огромного балкона с монументальной колоннадой. Изнутри дом выглядел не менее основательным и богатым, хоть и пустынным. Видимо, урочное время, все на занятиях.

Студент Самокрасов увлечённо рисовал и появлению сыщика явно не обрадовался. Выглядел он именно так, как, по мнению Мити, и должен смотреться начинающий художник. Высокий, худой до измождённости, бледное лицо, встрёпанные чёрные волосы, простая рубашка и фартук, заляпанные краской.

– Руки не подам, сами видите, – студент повернул к посетителю испачканную узкую ладонь с длинными пальцами. – Чем могу служить?

Глаза у Самокрасова были красноватые и воспалённые. Не выспался?

Митя объяснил цель визита.

– Заурядная рутина, – пожал плечами Анисим. – Собрал, отвёз, проследил, забрал готовые. Я и прошлый календарь тоже помогал делать. Всё, как обычно. В девятнадцатом году были натюрморты, в двадцатом – женские портреты. Издательство Сытина их печатало, как и раньше.

– Удивительно, что простому студенту доверяют такое ответственное дело.

– Я лучший, – Самокрасов сверкнул глазами. – Заслужил. Думаете, это легко? Седьмой год, изо дня в день, только и доказываю, что могу и достоин.

– Седьмой? Сколько же лет тут надо учиться?

– Художникам – восемь, архитекторам – десять. Конкурс огромный, а вылететь можно в два счёта. Тем более, таким, как я – без связей и протекции.

– Ну, тут вы лукавите, Анисим. Общество вон для вас стипендию выбило, поддерживает всячески.

– Да, на пятом курсе только. Но я всё равно благодарен. Они и место помощника преподавателя мне выхлопотали. Копеечка, как говорится, а рубль бережёт.

– Нуждаетесь в деньгах?

– А кто не нуждается? – Анисим удивлённо уставился на сыщика. – Вы разве студентом не были? Кручусь, как могу. Художник может быть голодным, но протягивать ноги от голода – увольте. Я ещё стану известным, вот увидите.

– А можно посмотреть, что вы сейчас рисуете? – Митя попытался заглянуть за холст с другой стороны.

– Нет! – резко выкрикнул Самокрасов и для верности даже отодвинул мольберт от сыщика. – Не люблю показывать неоконченные работы.

«До чего же нервные эти творческие натуры», – поморщился про себя Дмитрий.

– Простите великодушно, не хотел задеть ваш талант, – Мите показалось, что он вложил в слова достаточно сарказма, но студент, кажется, этого не заметил. – Где вы были в ночь с двадцать девятого февраля на первое марта?

– Что? – Анисим изменился в лице. – К чему этот вопрос?

– Мне повторить?

– Я… Дома, наверное. Не помню. Или на ночной смене.

– По ночам работаете?

– Иногда подменяю ночного сторожа. В театре Корша.

– Хм, а это любопытно, я проверю. Проживаете где?

– В «Ляпинке», это общежитие в Богословском переулке. Я не понимаю. В чём меня обвиняют?

– Пока ни в чём, Самокрасов. Но, может статься, вы нам ещё понадобитесь. Так что настоятельно рекомендую пределов города не покидать.

– Это возмутительно! Я буду жаловаться!

– А вы куда-то собирались?

Вопрос остался без ответа. Студент сжал челюсти, на щеках его проступил лихорадочный румянец. Интересно, почему он так негодует?

– Анисим, вот ты где! А я тебя ищу. Через десять минут занятие, а у нас ещё ничего не готово, – в помещение зашёл крупный шатен лет сорока пяти, с аккуратной эспаньолкой. В отличие от растрёпанного и заляпанного всеми цветами радуги Самокрасова этот выглядел очень опрятно – белая рубашка, бордовый галстук, синий жилет с большими карманами, из которых торчали наточенные карандаши. Наверняка, учитель.

– Не знал, что у тебя посетитель, Анисим, – озадачился вошедший.

– Фараон, – процедил студент сквозь зубы.

Митя назвался.

– Вот как, – мужчина улыбнулся и протянул руку Самарину. – Орест Максимович Ганеман, преподаватель натурного класса. Должен сказать, нечасто нас посещают представители закона. Анисим, неужели ты попал в переделку? Не ожидал, не ожидал…

– Ваш студент пока проходит свидетелем по делу об убийстве.

– Убийство, ну надо же. Какая неприятность. Уверен, он окажет всю необходимую помощь следствию. Он, знаете ли, на редкость прилежный и трудолюбивый юноша, хоть и вспыльчивый иногда. Ведь так, Анисим?

Самокрасов мрачно кивнул.

– Что ж, не буду вам мешать, ухожу, ухожу. А вы бы не хотели как-нибудь попозировать нашим ученикам? У вас очень фактурное лицо. Этот шрам…

– Благодарю покорно, – перебил Митя преподавателя. – Служба. Некогда.

– Жаль, жаль. Такая выразительная