Лень, алчность и понты - Игорь Галеев

- Вадим!

- Да иду! Ну, прощай, бригадир, больше уж точно не увидимся, если, конечно, на опознание не позовут.

- Спасибо тебе за все, - протянул руку Сергей Яковлевич.

И тут же получил резкий сильный удар в живот - задохнулся, скорчился.

- А это тебе - мое пожалуйста, - услышал.

А когда боль отпустила, и поднял голову - в вагоне уже не было ни Вадима, ни жены с дочкой. Только бомж смотрел прямо перед собой пустыми сонными глазами. Электричка подходила к Ярославскому вокзалу.

Глава девятая, повествующая о беседах

с дядей Осей, о знакомстве Афанасия

с модельером-моделистом-инспектором

Игорешей, о пьяном запое и об утомившей

всех российской болезни.

Жить в Переделкино не так уж скверно, а скорее даже - очень приятно. Особенно это известно тем, кто ещё при коммунистах отвоевал здесь кусочек престижной земли. Тысячи шустрых писателей поумерали, а их дачи каким-то чудом перешли к их праздным родственникам. Живого классика сегодня здесь редко встретишь, а завтра днем с огнем не найдешь.

- Недавно заходила в московский Союз писателей, так там стенд со списком писателей умерших за год - длиннющий, аж почему-то страшно стало, рассказывала Ольга.

Она и Афанасий сидели, пили чай и перебирали имена знаменитостей, что ещё существовали по соседству. А так как Афанасий имел дело со странными бумагами, то его стали интересовать писатели, а с некоторыми из них он даже познакомился у Сиплярского, к которому иногда захаживал. Вернее, даже не к нему, а к дяде Осе - всезнающему и всепомнящему старику.

С Ольгой они остались вдвоем и прожили вместе уже полтора месяца. Ирина с детьми обосновалась в Москве, в новой квартире, и была страшно довольна. Она беспрерывно что-то покупала, делала ремонты и строила планы. Дети ходили в частную школу. И Афанасий в общем и целом был спокоен и доволен создавшейся ситуацией, если бы...

Ему приходилось крутиться между тремя женщинами, и ни с одной из них он не мог порвать отношений. Сначала ему было гнусно, и он увиливал от свиданий, но потом он как-то не то, чтобы смирился, а просто перестал болезненно терзаться, решив, что тем самым приносит жертву ради своих бумажных опытов. Это звучит цинично, но в жизни всякое бывает, и в конце-концов - все люди разные.

И все-таки здорового спокойствия от создавшейся ситуации он не обрел. Нужно признать, что интимные отношения случались не часто - Ирина была поглощена новым образом жизни и хлопотами по дому, для Ольги главным было, что он рядом, вот разве Елена испытывала к нему какую-то непонятную страсть. Вначале он её боялся, и после той поездки к водоему избегал с ней встречаться, но потом у неё в бане купали детей, она как-то быстро сблизилась с Ольгой, которая, как казалось Афанасию, даже приветствовала их "дружеские отношения". Да и скоро страх отступил, ибо Афанасий понял, что Елена действительно стала другой, и если и зацикленной на смысле жизни, но вполне симпатичной и умной женщиной.

Она все добивалась, чтобы Афанасий посвятил её в свои исследования, и он постоянно пресекал её попытки подняться к нему в мансарду.

- Придет время, узнаешь.

- Ну как же так? Ты все обо мне знаешь, а сам скрытничаешь.

Но он-то знал, что и она ему не все рассказала.

А ещё Афанасий знал невероятно много. Он мог получить любую информацию о деятельности как отдельных личностей, так и любых организаций, какими бы тайными они не были. Вначале он с увлечением изучал всяческие сообщества и их сверхсекретные планы. И казалось, что весь мир только и занимается интригами, сговорами и заговорами: порой наивными, иногда злыми, а чаще всего просто сумасшедшими и утопичными. Ну и преступных планов хоть отбавляй. Словно адская паутина опутывала сознание людей. При желании он мог проникать в секретные правительственные архивы и программы. Что поначалу и делал, но вскоре это ему наскучило - конечно, факты иногда поражали, но оказывались банальными до идиотизма или же такими же глупыми по сути. Но зато он узнал, что против страны действительно работают мощные службы и организации, которые субсидируют как конкретных людей, так и партии и сообщества. И ему были смешны рассуждения всяческих телевизионных тусовщиков на темы заговоров - дескать, их нет и они выдуманы голодным обывателем. Эти умники сами входили в систему заговора, даже и не подозревая на чье колесо льют воду. Но они были сытыми обывателями и уже только поэтому являлись участниками и исполнителями заговора.

- Заговор есть всегда, - рассуждал он, беседуя с дядей Осей, - одни живут за счет других, сбиваются в стаю ради расширения пространства и добычи.

- Верно, верно! А вот Алька кричит, что Америка с Европой не делают никаких геополитических заговоров, что они просто боятся хаоса российского. Ну не дурак ли? Он даже говорит, что войн больше не будет. А я ему говорю будут, да ещё такие, что в страшном сне не приснятся.

- Если таких представлений, как ваше, будет большинство, то и воздасться.

- Что вы имеете ввиду? - старик насторожился, но глаза за стеклами очков были невозмутимыми. - Вы считаете, что Алька не дурак? - он рассмеялся, - я понимаю, вы говорите о силе и воле убеждений. Но, милый археолог, вы-то должны знать, что одна идея, одна вера, один образ жизни никогда не могут быть распространены повсеместно и войти во все головы разом. Человек рожден, чтобы действовать, двигаться, завоевывать - разве история вам не показала это?

- Конечно. Знание истории настраивает нас на фатальный лад. Но кто знает, чего ждать от человека?

- Я знаю. Нет, я верю в благородные порывы человека, я сидел в лагере пять лет, я видел, что в скотских условиях некоторые способны совершать благородные поступки. Но это всегда лишь порыв, один поступок в веренице социальной предопределенности. В целом же вполне четко можно представить чего от человека ждать: он будет есть, спать, делать детей, обогащаться, он будет действовать, как та же бабочка, как этот кот.

- А как же творчество?

- Искусство? Ну будут иногда новые формы на старом содержании.

Афанасий вздохнул:

- Мне кажется, вы просто сами себя убеждаете... перед смертью.

- Не понял?

- Ну, что все будет не интересно, предсказуемо, что вы все поняли и вам плевать на все, что будет после вас. Вы просто очень любите жизнь.

Дядя Ося встал и вышел из комнаты. Этот диалог происходил у него в доме, где Афанасий стал часто бывать. С Сиплярским он говорил мало, тот обычно приглашал составить компанию в покер, или когда были гости из Москвы.

Афанасий вначале не понимал, почему это Сиплярский зауважал его. Но дядя Ося как-то пояснил:

- Он считает, что ты его от тюрьмы спас - в той истории с попыткой изнасилования.

Так или иначе, но Афанасию понравилось бывать в этом доме. Вся мебель и все предметы были здесь пропитаны каким-то старинным запахом, непонятным и влекущим. Да и дядя Ося был ещё тот жук - старый-то старый, а с порывами похлеще, чем у иных юнцов. У него была тридцатитрехлетняя любовница, которая приходила к нему раз в неделю по четвергам. И в эти дни Сиплярский был вынужден где-то перекантоваться, обычно он шел к Афанасию.

... Дядя Ося вернулся, и глаза у него были красными.

- Идеалист вы, Афанасий. А я сентиментальный старик. Да, я люблю жизнь, люблю природу, книги, люблю думать, работать. Но в людях я не уверен. Вот даже вы, порядочный, умный, пытливый молодой человек, но ведь и вы против меня воюете, разве не так?

- Ну, это громко сказано.

- Я о своих еврейских корнях. Ведь вы с опаской, с оглядкой ко мне относитесь...

- Да что вы в самом деле!

Старик покачал головой и упрямо сказал:

- Нет, вам нужно определиться. Вы не закрывайте этой темы, ведь я и сам хочу о ней говорить, сколько можно прятать голову в песок, как страусы. Нельзя закапывать интерес, если он возникает. Я вас прошу, не закапывайте эту тему!

От такого напора Афанасию стало не по себе. Он действительно давно перестал задаваться еврейским вопросом, ему и русского хватало.

- Ну, если вы хотите. Хотя здесь, возможно, и не о чем особо говорить.

- Мне это важно, я всю жизнь был космополитом, и только в последние годы серьезно занялся историей евреев...

- Опять про евреев! - это вбежал Сиплярский. - Дядя Ося, я тебя сдам в психушку! А ты, Афоня, не устраивай здесь геноцид, пошли, нас ждут!

- Ну куда ты его тащишь, дай поговорить спокойно!

- Сейчас наговоришься, вон, к тебе родственнички пожаловали.

В дом ввалилось человек десять - тетки, дядьки, племяши и племянницы, Симочки, Лялечки, Фенечки и Гашечки. Гвалт поднялся вселенский. Дядя Ося только и успел подать Афанасию руку и попросил заходить.

- Врет он все тебе, ты ему не верь, - на ходу говорил Александр Антонович, - ты для него просто непонятный, он думает, что ты что-то скрываешь или от кого-то скрываешься. Совсем рехнулся, козел старый! Расист долбаный! Недавно мне говорит: ненавижу я вас, евреев! Ха-ха-ха, еврей еврею, представляешь? Анекдот!