Дети Бога - Мэри Расселл

— Не поймите меня превратно, дружище, скажу как метис метису, — обратился Дэнни к Сандосу. — Никогда раньше не видел, чтобы индеец вдруг так побелел.

Джон испугался, но, к его изумлению, Эмилио рассмеялся и сел ровнее, качая головой.

— Простите, Сандос. На самом деле, — тихо произнес Дэнни.

Прозвучало искренне, заметил Джон. Но Эмилио лишь кивнул, как видно, принимая извинение. Чувствуя облегчение от того, что кошмарная ситуация, похоже, разрешилась, Джон подошел к кухонному буфету и распахнул дверцы.

— Tы просто слишком мало ешь — вот и все, — сказал он Сандосу. — Гляди, что у тебя тут: только кофе, рис и красные бобы!

Тот гордо распрямился, словно набросив на плечи потрепанную горностаевую мантию своего достоинства:

— Я люблю бобы и рис.

— К тому же, — заметил Шон, — их не нужно резать, да?

— Черт возьми, приятель, — сказал Дэнни, — если б ты еще кого посадил на такую диету, это сочли бы нарушением человеческих прав.

— Морская свинка питается лучше тебя, — добавил Джозеба, скрестив руки на груди. — Ты не болен. Просто кормишься тем, что можешь состряпать.

— Врачи были уверены, что я не заразен, — пробормотал Сандос не столько им, сколько себе.

— Конечно, — мягко подтвердил Железный Конь. — Теперь тебе лучше? Хочешь еще воды?

Джозеба забрал у Сандоса стакан и молча наполнил.

— Нет. Мне лучше. — Эмилио вытер лицо рукавами, все еще дрожа, но уже не так сильно. — Господи, просто я…

— Просто ты завелся из-за своего ухода, — договорил за него Шон, глядя на Железного Коня жесткими голубыми глазами. — А старина Дэнни выскочил с этим дурацким предположением насчет болезни. Ты испугался за малышку, вот и все.

Железный Конь пожал плечами и с самоуничижительным юмором объявил себя «великим вождем по имени Дерьмо Вместо Мозгов». Джон, наблюдавший за этим представлением с нарастающим подозрением, скрестил руки на груди и уставился на него. «Дерьмо вместо мозгов, — подумал Джон. — Черта с два!»

— Кандотти, ты знаешь итальянскую кухню? — с обезоруживающей улыбкой спросил Железный Конь. Не поддаваясь его обаянию, Джон кивнул:

— Стряпать умею.

— Ну и отлично! Сандос, если ты способен варить бобы и рис, то сможешь приготовить и спагетти. Любишь макароны и сыр? Тогда быстро прибавишь в весе. Макароны и сыр были придуманы здесь, в Неаполе. И пицца тоже. Ты знал об этом?

Эмилио покачал головой. Железный Конь решительно поднялся и направился к лестнице.

— Ты вообще не ел по-настоящему, если никогда не пробовал неаполитанских макарон и сыра — верно, Кандотти? Вот что, парни. Ставьте кипятить воду, а я принесу из трапезной кое-какие продукты, и мы научим Сандоса, как готовить приличную еду.

Затем, с удивительным для такого гиганта проворством, он протиснулся мимо Джозеба и сбежал по ступеням.

* * *

— Разбит, точно бутылка виски, грохнувшаяся на Мэйн-стрит перед отелем «Белл», — сказал Дэниел Железный Конь вечером того же дня. — Говорю вам: он будет обузой. В самый неподходящий момент выпадет в осадок, и кто-нибудь из-за этого погибнет! Давайте используем его в качестве консультанта, а после отпустим беднягу пастись.

— Дэнни, мы уже говорили об этом. Мы не можем себе позволить лишиться Сандоса. Его знания стоили нам миллиардов, но, кроме того, жизней трех священников и четырех добрых мирян, не говоря об ущербе, нанесенном ордену неверной трактовкой событий.

— Черт возьми, да мы уже были по уши в дерьме, когда оно попало в вентилятор. Вопрос в том, чего это стоило Сандосу.

— Всего, — тотчас признал Винченцо Джулиани, но не отвел взгляда от окна своего кабинета. Уставясь в темноту позади двора или на свое отражение в стекле, он добавил: — Я не нуждаюсь в напоминаниях, отец Железный Конь.

Наконец отвернувшись от окна, он прошел за мерцающий письменный стол из орехового дерева, однако не сел.

— И уж не знаю, почему это важно, но святейший папа настаивает, чтобы Сандос вернулся на Ракхат, — произнес Джулиани тоном, который не терпит возражений. — Его святейшество указывает, что за последние сорок лет достигнуть Ракхата пытались шесть кораблей, а преуспели в этом лишь два, напрямую связанные с Сандосом. Геласиус III усматривает в этом божественное провидение.

Вытянув обутые в ботинки длинные ноги и зажав хрустальный бокал в огромной руке, Железный Конь смотрел, как отец Генерал кружит по комнате, неслышно ступая по бесценному старинному ковру.

— Ну и что предлагает его святейшество? — с ухмылкой спросил Дэнни. — Мы усадим Сандоса на приборную панель нашего корабля, точно пластикового Иисуса, и таким способом избежим столкновений с межзвездной пылью? Упакуем его косточки вместе с перьями какой-нибудь птахи в мешочек-амулет и будем уповать, что корпус не рассыпется?

— Вы закончили? — негромко спросил Джулиани.

Железный Конь кивнул, не смутившись и даже не думая раскаиваться.

— Папа полагает, что Сандос должен вернуться на Ракхат, дабы узнать, зачем его вообще туда направили. По его мнению, Эмилио Сандос — возлюбленный Господа.

Дэнни задумчиво поджал губы.

— Как сказала святая Тереза: «Если вот так Бог обращается со своими друзьями, то неудивительно, что у Него их мало».

Подняв бокал на уровень глаз, Железный Конь вгляделся в его содержимое, затем сделал последний глоток, оставив на дне, как всегда поступал, немножко виски, — после чего отставил стакан.

— Превосходный напиток! Восхищен вашим вкусом, — заметил он, но его следующие слова не допускали компромисса: — Сандос нездоров в медицинском смысле, эмоционально нестабилен и умственно ненадежен. Миссии он не нужен.

— Дэнни, он самый крепкий человек, которого я когда-либо знал. Если б ты видел, каким он был год или даже несколько месяцев назад. Если б ты знал, как он… — Удивленный тем, что спорит, Джулиани осекся. — Сандос полетит на этом корабле, отец Железный Конь. Causa finita. Вопрос закрыт.

Он направился к выходу, но Железный Конь не шелохнулся. Как Гранд-Титон.[15]

— Вы настолько его ненавидите? — с любопытством спросил Дэнни, когда Джулиани коснулся рукой двери. — Или он вас так пугает, что вы даже не хотите делить с ним планету?

Слишком изумленный, чтобы просто уйти, отец Генерал застыл с приоткрытым ртом.

— Нет. Дело не в этом.

Железный Конь помолчал, затем задумчивое выражение на его некрасивом лице сменилось спокойной уверенностью и он сказал:

— Отправка Сандоса на Ракхат — это цена отмены Поражения в правах, верно? Все, что мы должны сделать, — это ублажить папу! Посадить одного несчастного, старого, разбитого экс-иезуита на следующий отлетающий корабль, а выигрыш, проигрыш или ничья — не важно, транжир примут в лоно святого Петра, под звон ватиканских колоколов и сияние ангелов, поющих осанну. Прозвучал басистый смешок. — Доминиканцы будут в ярости. Это отличная сделка, отец Генерал, — сказал Дэнни Железный Конь, улыбаясь с сердечностью волка в конце голодной зимы. — Черт возьми, на сей раз это вы станете тем, кто делает историю.

Стоя в дверях, Джулиани вспомнил, что одно время было модным внутрь стилизованного под народный стиль интерьера, с мебелью из сосны и железными петлями, встраивать домашнюю электронику: снаружи все такое уютное, теплое, а в глубине — начинка, выполняющая молниеносные вычисления. — Ты первоклассный сукин сын, Дэнни, — приятным голосом произнес Джулиани, выходя из кабинета. — Я рассчитываю на это.

Пока стихали шаги старика, Дэниел Железный Конь сидел неподвижно. Затем встал и, снова взяв с тяжелого серебряного подноса свой стакан, впервые в жизни осушил его до дна, слыша двусмысленный смех Винченцо Джулиани, эхом отдававшийся в каменном коридоре.

12

Деревня Кашан

2046, земное время

— Супаари привез кое-кого домой! — радостно позвала Кинса, когда баржа ненадолго причалила к причалу Кашан.

Прилепившаяся к обрыву деревня находилась на расстоянии неполного дня пути от Кирабаи, и все это время Супаари провел, блаженно подремывая на согретых солнцами досках палубы вместе с пассажирами-руна, не строя планов, не думая ни о чем, держа на руках малышку Ха'аналу да болтая с Кинсой и попутчиками. Сгрузив свой багаж, он бросил взгляд вверх, на руна, высыпавших из высеченных в камне жилищ, и улыбнулся, когда они хлынули по скалистым тропкам к речному берегу, точно весенний поток.

— Сипадж, Кинса: они беспокоились о тебе, — сказал он девушке, прежде чем ответил на прощальный крик рулевого баржи, исчезающей в южном рукаве реки.

Но вакашани столпились вокруг самого Супаари — все они раскачивались, дети пищали. «Сипадж, Супаари, — был главный рефрен, — тебе здесь небезопасно».