Демид. Пенталогия (СИ) - Андрей Вячеславович Плеханов

лепешки, ловили рыбу, женились, рожали детей, болели и умирали. Вера в хорошего правителя, без которой не мог жить обитатель Поднебесной, была восстановлена. Войны кончились. Исчез, правда, и Император, но за последние десятилетия китайцы привыкли и к этому. Появилось нечто, называвшееся КПК* [КПК – Коммунистическая Партия Китая.], оно находилось далеко в Пекине и пока не вмешивалось в жизнь южан. Появился и новый местный правитель. Он носил новый титул – «ганьбу», звали его товарищ Чжан, и он регулярно заходил в лавку Ванов за снадобьями. А Ван Вэй изучал книги и готовился к поступлению в университет. Он был очень умен – этот молодой Ван. Он должен был продолжить дело Хранителей – превзойти науки, произвести на свет сына-наследника и, может быть, если к тому будут благосклонны Небеса, встретиться с самим Тай Ди Сянем и помочь ему в борьбе с извечным Врагом.

Но однажды товарищ Чжан пришел не один. Он привел с собой десять молодых людей, которых Ван знал не с самой лучшей стороны и которые теперь были активистами КПК. Чжан сказал, что Ваны являются вредными элементами. Что они несут в массы ядовитые семена религии Дао и тем препятствуют движению народа к светлому коммунистическому будущему согласно великому учению Ленина-Сталина, продолженному великим Мао с учетом китайской специфики. Ван Вэй никогда не читал таких философов. Он был образованным человеком, он наизусть знал книги великих китайских мыслителей. Он был достаточно хорошо знаком с трудами философов Запада – современными и даже античными. Но никто из них не говорил, что вера – это яд.

«Со времен императора У-ди конфуцианство, даосизм и буддизм существуют одновременно, и на протяжении веков народ чтит их, – сказал тогда Ван. – Еще в древности говорили, что нет ничего выше, чем эти три религии. Их нельзя ни уничтожить, ни забыть». Это были не его слова, и Ван думал, что Чжан склонится перед мудростью тысячелетий. Но Чжан только презрительно хмыкнул и арестовал Вана.

Его отпустили через неделю, и Ван счел этот инцидент проявлением неприязни Чжана к нему лично. А потому он не стал откладывать и уехал в Гуанчжоу. Он считал, что в главном городе провинции должны руководить умные люди.

Скоро он убедился, что это не так. Правда, если у власти встали люди, имевшие странные, непонятные Вану понятия о порядочности и добродетели (позже он узнал, что это называется «коммунистической моралью»), то в университете все же преобладали люди умные. Ван поступил в университет и стал заниматься китайской филологией, стараясь не обращать внимания на вызывающие изумление новшества, которые потрясали Китай до самого основания.

Когда Ван Вэй закончил университет, он был одним из лучших молодых ученых Китая в своей области. И к нему намертво приклеились ярлыки «буржуазного уклониста» и «религиозного реставратора», не дававшие ему ни возможности продолжать занятия наукой, ни даже получить работу. Седой профессор Ши Сяньян, который учил еще его отца, вызвал Вана к себе в кабинет.

«Товарищ Ван, – сказал он грустно. – Я высоко оцениваю ваши способности и стремление к познаниям. Я был бы рад помочь вам, но что я могу сделать? Вы знаете, что, по постановлению ЦК КПК, начата решительная борьба с «правыми уклонистами». И не далее как вчера я сам был подвергнут бескомпромиссной чистке и назван «мелкобуржуазным прихвостнем». Я не знаю, что это такое, – наверное, слишком стар, чтобы усвоить новые термины, тем более если они меняются с каждым днем. Но я хочу дать вам совет. Уезжайте. Уезжайте как можно дальше. Потому что здесь будет все хуже и хуже. Не надейтесь на разум. Его больше нет...»

И молодой ученый Ван, знавший историю Поднебесной в тысячу раз лучше, чем все ЦК КПК, вместе взятое, записался в бригаду лесорубов. Она уезжала в СССР. «Большому Брату» требовалась рабочая сила. Руки Вана могли делать любую работу. Он был невероятно вынослив – как и любой, прошедший Школу. Он слыхал, что в СССР произошли перемены. Умер великий Сталин, и говорили, что дышать там стало легче. И он поехал валить лес в Сибирь.

Пожалуй, это действительно было лучше, чем жить в Китае с красным цитатником Мао у сердца. В бригаде обнаружилось немало умных и достойных людей. Конечно, и здесь имелся свой «ганьбу» – следивший, как сторожевой пес, чтобы великое учение не выветрилось из мозгов работяг. Но что такое было выучить сотню цитат «Бородавочника»* [«Бородавочник» – цитатник Мао Цзэдуна (жарг.)] по сравнению с безбрежной мудростью канонов, что носил Ван в своей голове? Конечно, работа была нечеловечески тяжелой, кормили плохо, денег не платили вовсе. Но Небеса были открыты и здесь – не слишком отличаясь от Небес Китая. Даос Ван мог совершенствовать свой дух – по ночам, когда все спали. И он с радостью убеждался, что дух его крепнет с каждым месяцем. И Истины открывались ему в просветлении. Он мог назвать то голодное время счастливым – и так было на самом деле.

Вести с Родины приходили все более удручающие. Великий Кормчий решил воплотить в жизнь новую идею, перед гениальностью которой меркли и Луна, и Солнце. Она называлась «Большой Скачок» и была призвана позволить Китаю незамедлительно обогнать все остальные страны, не познавшие сути ослепительного учения Мао. Результаты «скачка» проявились довольно быстро. Товарищи Вана рассказывали ему на ухо, что люди в Поднебесной умирают от голода прямо на улицах, что лучшие умы отправлены на перевоспитание – копать канавы и выплавлять железо в печах, наспех построенных во дворах. Сердце Вана сжималось от таких слов. Он не узнавал свою Родину и боялся возвращения.

Но вернуться пришлось. Отношения КНР и СССР быстро портились. Даже видавший виды Советский Союз недовольно качал головой, наблюдая неописуемые эксперименты Мао Цзэдуна. И однажды ночью всю бригаду спешно погрузили в вагон и отправили домой.

Ван Вэй проехал через весь