Разные дни войны (Дневник писателя) - Константин Симонов

В другом подробная запись разговора на ту же тему с нашим военным комендантом другого румынского города - Серет.

Записи обоих разговоров свидетельствуют, что заявление нашего Народного комиссариата иностранных дел пунктуально соблюдалось в этих занятых нами уездах. Я интересовался этим вопросом во всех подробностях, спрашивал и переспрашивал, особенно румынского примара. Но все ответы подтверждали одно и то же - наши войска, вступив на территорию Румынии, никоим образом не вмешивались ни во внутренние румынские порядки, ни в тогдашнее румынское законодательство. Видимо, уже тогда предполагалось оставить все эти будущие перемены на долю и усмотрение самих румын.

А насколько щепетильные проблемы возникали в первые недели после перехода нашими войсками первой иностранной границы, мне все-таки хочется напомнить, приведя лишь один из многих ответов господина Василиу Лувинеску: "...В связи с жилищным вопросом возникает ряд осложнений, которые мне приходится решать на свою ответственность. Когда вы проходили по коридору, то, очевидно, видели там довольно много просителей, ожидающих приема. Все они по одному вопросу. Это бывшие владельцы домов, евреи, у которых по законам, изданным Антонеску после его прихода к власти, были отняты домовладения, ибо по основному, принятому тогда закону еврей не мог являться владельцем земельной собственности и домов. Согласно декларации господина Молотова все законы, действующие на румынской территории для румынских граждан, остаются неприкосновенными. И хотя я лично в последние годы пронемецкой политики был единственным адвокатом в городе, бравшим на себя защиту дел евреев, но в данном случае я не могу по своей инициативе отменять законы, даже если они, как этот, например, лично мне не нравятся. Ибо тогда на территории разных Уездов появятся самые разные законы: в Дорохов - одни, в Ботошани - другие, в Пашкани - третьи. И это приведет к такой путанице, в которой потом нелегко будет разобраться.

Я надеюсь, что Румыния после окончания войны вернется к более демократическим временам и введенные под давлением немцев расовые ограничения будут уничтожены. Однако сделать это сейчас не в моей власти..."

Так отвечал мне тогда, в апреле сорок четвертого года, "шестидесятилетний, седой, но энергичный" - так написано о ней у меня в блокноте - примар города Дорохой господин Лувинеску. И было это всего за четыре месяца до нашего прорыва от Ясс к Бухаресту, падения режима Антонеску и выхода Румынии из войны.

Я был в 1941 году в осажденной Одессе и весной 1944-го, вспоминая то тяжелое для нас время, заинтересовался вопросом: что собирался делать румынский фюрер и его сподвижники с так называемой Транснистрией, то есть изрядным куском нашей территории между Днестром и Бугом. Вся эта территория была заранее обещана Гитлером Антонеску как наградные за участие в войне.

В моем блокноте, посвященном этой проблеме, переписаны в выдержках многочисленные "ордонансы", изданные за два с половиной года в Транснистрии ее первым и последним губернатором Алексину. Выписок много. Губернатор любил "ордонансы" и выпускал их по одному в неделю.

Кроме цитат из "ордонансов", я выписал некоторые любопытные места из букваря, который был, как это засвидетельствовано на его последней странице, "напечатан заботами господина профессора Г. Алексяну, первого губернатора "Транснистрии" в дни славного царствования его величества короля Михая Первого при вожде Румынского государства господине маршале Ионе Антонеску".

По этому букварю, на каждом развороте которого был с одной стороны напечатан румынский текст, с другой - русский, было приказано учить детей во всех школах Транснистрии.

Все это, конечно, - и само слово "Транснистрия", и этот букварь, и мои выписки из него, - далекое прошлое. Но некоторые из этих выписок, признаюсь, не только смешивших, но и бесивших меня тогда, во время войны, все-таки приведу. Во-первых, история есть история, а это тоже частица ее. А во-вторых, хотя я принадлежу к числу людей, своими глазами видевших в Берлине, как Кейтель подписывал акт о безоговорочной капитуляции германской армии, мне вспоминается и многое другое, предшествовавшее этому. И мне хочется мысленно восстановить для себя те чувства, которые испытывали жители Транснистрии, ну, скажем, в конце лета 1942 года, когда немцы, а вместе с ними, добавлю, и румыны, были на Волге и на Кавказе. Что творилось тогда на душе у людей, чьи дети читали букварь, изданный "в дни славного царствования его величества короля Михая Первого"?

Так что все-таки несколько цитат из этого букваря: "Транснистрия румынская земля между Днестром и Бугом...

Красоты и богатства этой земли были заманчивы для русских. Их цари напали на нее и заняли ее не по праву.

Теперь Транснистрия свободна..."

Это все из вступления к букварю. А в конце его был помещен рассказ для детей, который я не поленился тогда выписать с сохранением орфографии составителей: "Любовь к родному народу.

Это случилось в то время, когда Румыны вели борьбу против большевиков.

Федя был пастушком. В школе он узнал, как надо любить свою родину и румынский народ.

Вражеские шпионы иногда спускались на парашутах на нашу землю. Они хотели собрать сведения о румынском войске и причинить вред стране.

Однажды три русских парашутиста снизились недалеко от леса и Феди. Они говорили с Федей по-румынски и назвали себя румынами. Притворились, что заблудились. Не знают, где находится оружейный склад, куда им надо попасть. Федя сразу догадался, что это шпионы.

Он согласился указать им, где находится оружейный склад. Но вместо этого достойный пастушок провел их прямо на жандармский пост.

За этот подвиг Федя был похвален и награжден орденом".

Да, странно сейчас представить себе задним числом, что нынешних сорокалетних уроженцев Одесской или Винницкой областей, а в далеком прошлом малолетних жителей Транснистрии пытались учить когда-то по этому букварю, "напечатанному заботами господина профессора Г. Алексяну, первого губернатора". Впрочем, как свидетельствуют другие записи в моих блокнотах, временные "транснистрианцы" даже и в те тяжелые для них времена не теряли своего украинского юмора и по поводу одного из "ордонансов", в котором требовалось сдать от каждой овцы столько шерсти, сколько она за весь год не могла дать законам природы, сочинили такую частушку:

Антонеска дал приказ:

Стриги вивцев в третий раз.

Вивцы блеют: холодно!

Антонеске все равно!

Есть в этих же блокнотах и другие записи, короткие, дорожные.

...В румынской деревне ощущение обычной нормальной жизни. Из городов какая-то часть румынского населения, напуганная пропагандой, ушла вместе с войсками. А здесь, в деревнях, эта пропаганда не имела никакого успеха. Подряд в нескольких деревнях спрашиваю, много ли жителей ушло вместе с румынской армией, и всякий раз получаю ответ - никто не ушел. Это похоже на правду. В деревнях нет пустующих домов, всюду живут люди. Едешь по проселочной дороге, а по обеим сторонам ее на узких полосках земли - люди, волы, лошади. Бородатые старики, повесив через плечо лукошко, широким ровным медленным шагом двигаясь по распаханному полю, сеют пшеницу.