Я возьму твою дочь - Сабина Тислер

Пока Аманда рассказывала истории времен своей молодости, Йонатан ел и размышлял, хватит ли трехсот пятидесяти тысяч евро, чтобы сделать здесь все по первому классу и превратить этот дом в настоящее солидное семейное предприятие, которое могло бы на длительное время обеспечить семью Валентини.

Не слишком ли поспешно и необдуманно он согласился на предложение Яны? Нет. Пятьсот тысяч она никогда бы не признала. Кроме того, он уже все равно не мог отменить сделку, а изменить ее задним числом было невозможно.

Должно хватить и так. Трехсот пятидесяти тысяч евро будет достаточно для Ла Пассереллы. Здесь, конечно, нужно много чего сделать и поменять. Но не все это связано с деньгами или с большими деньгами.

После еды София приготовила четыре чашки эспрессо, а Аманда открыла уже четвертую бутылку вина, из которых две определенно выпила сама. Потом она налила себе рюмку обязательного ликера «Самбука» и начала петь рождественскую песню:

Di notte a mezzanote è nato un bel Bambino,Di notte a mezzanote è nato Gèsu,Sul fieno e sulla paglia, e niente di più,Sul fieno e sulla paglia, è nato Gèsu.[48]

Йонатан раздумывал, как и когда ему лучше вручить свои маленькие подарки, пока Аманда окончательно не напилась и на этом для нее сочельник не закончился, как вдруг София, словно прочитав его мысли, сказала:

— Кстати, Йонатан, подарков и сюрпризов не будет, ведь в доме нет маленьких детей. И у нас не принято дарить друг другу что-то, разве только какие-нибудь мелочи. А на настоящий рождественский сюрприз у нас нет денег.

«Понятно, — подумал Йонатан. — Надо было узнать, как это принято у Валентини». Если он сейчас подарит им что-нибудь, то поставит всех в неудобное положение. И он сам себе показался дураком с этим пластиковым пакетом, который поставил у ножки стола.

Риккардо встал и включил телевизор. Две яркие блондинки в блестящих мини-юбках пронзительно прокричали что-то о каком-то фокуснике-кудеснике, который сейчас будет выступать, и что он якобы может сделать так, что исчезнут целых три слона. Йонатану это показалось довольно интересным, но Риккардо снова стал переключать каналы и делал это до тех пор, пока не наткнулся на какую-то спортивную передачу. Он отодвинул свой стул от стола и уселся перед телевизором.

Аманда все еще пела. Она повторяла одну и ту же песню, и каждый раз ее голос становился все более надрывным.

Йонатан встал и начал убирать со стола. Потом поставил посуду в мойку и принялся ее мыть.

София подошла сзади и положила руку ему на плечо.

— Тебе не обязательно это делать.

— Я знаю. Но мне хочется, София. Так я чувствую себя лучше.

Бутылка «Самбуки» была уже пуста. Аманда попыталась встать, однако у нее это не получалось, она снова и снова падала на стул. Йонатан как раз вытер руки, чтобы помочь ей подняться, когда увидел мокрое пятно под стулом.

«Боже мой, — подумал он, — что же делать? София не видит лужу, а Риккардо сидит спиной к Аманде и полностью сосредоточился на передаче».

Йонатану стало стыдно. За Аманду и за всех присутствующих, как будто это он так опозорился. Где-то должны быть ведро и половая тряпка. Может, в кладовке, в ванной за дверью или где-то под лестницей. В крайнем случае, ему придется принести ведро и тряпку из своей квартиры. Он все вытрет это и скажет Софии, что Аманда пролила вино.

Но тут он увидел, как задрожали ноздри Софии: очевидно, она по запаху определила, что произошло. Она подошла к Аманде.

— Мама, — сказала она, — идем в ванную. С тобой произошла неприятность.

— Отстань от меня, — огрызнулась Аманда и отмахнулась от нее, как от докучливой мухи, — buon natale, сокровище мое!

И она снова запела о маленьком Иисусе, который родился на сене.

Йонатан взял ее под руку.

— Аманда, — настойчиво сказал он, — пожалуйста, пойдем со мной.

Аманда посмотрела на него остекленевшими глазами и встала. Она тяжело повисла на его руке, спотыкаясь, выбралась из кухни и побрела в направлении ванной.

— Очень элегантно и очень приятно, — хихикала она.

В ванной ее стошнило.

Йонатан предоставил Аманду Софии, которая шла следом, и та отвела мать в постель. Он вытер блевотину с пола с помощью губки для мытья раковины, нашел за дверью в ванную ведро и тряпку, так что теперь мог спокойно вытереть лужу мочи на полу в кухне.

Потом он вылил грязную воду в сад, прополоскал половую тряпку под краном на террасе, к которому летом подсоединяли шланг для поливки сада, и пошел в свою квартиру, чтобы основательно вымыть руки.

Каждый вечер с участием Аманды заканчивался катастрофой. Ему нужно было не только придумать что-то в отношении дома и квартир, но и решить, что делать с ней.

У себя в комнате Йонатан разжег камин и, пока ожидал, что огонь разгорится, понял, что у него нет желания возвращаться в кухню. София его поймет. Наверное, у нее и без того много мороки с матерью. И ему совсем не хотелось наблюдать за тем, как Риккардо смотрит телевизор.

Он почувствовал, как тепло медленно поднимается по ногам, а дальше по телу к голове, и подумал, не почитать л и ему, но отказался от этой затеи, потому что был слишком взволнован. За последний день произошло очень многое: он впервые поцеловал Софию, предложил Яне развод, увидел, насколько низко пала Аманда, и принял решение помогать этой семье. В случае, если она будет готова к этому.

Примерно в шестидесяти метрах от дома, прижатая к скале и почти невидимая из главного дома, стояла старая овчарня. Это была развалина, которая не использовалась уже несколько десятилетий. В принципе, идеальное место, чтобы построить там небольшой домик для гостей.

Он достал лист бумаги и начал чертить.

Кто-то тихо прошептал ему на ухо:

— Тс-с-с…

Йонатан проснулся и подскочил от испуга.

Она тихонько засмеялась и теснее прижалась к нему. Нежная рука прошлась по его затылку, по спине, по бедрам, и его обдало жаром.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что происходит.

— Йонатан, — прошептала София, — это я.

И начала, исследуя, ощупывать его тело.

Она провела рукой по его голове, по волосам, погладила его по лбу, по бровям, по векам, по ноздрям, по губам, по шее, пощекотала углубление над ключицами, помассировала мышцы на груди, обвела пальцем вокруг сосков и задержалась на животе. Она ощупывала его руки, исследуя форму пальцев и ногтей.

— Я вижу тебя в первый раз, — прошептала она. — И сейчас я знаю, как ты выглядишь.

Он тоже хотел познакомиться с ней, хотел видеть ее обнаженной и включил свет. София не торопилась. Она спускалась по его телу все ниже, а потом уселась на него и принялась медленно раскачиваться.

Йонатан закрыл глаза, полностью отдаваясь ее ритму, ее силе, ее чувству. Она застонала. Он снова взглянул на нее, и у него помутилось в голове. Он сопротивляться, пытался бороться с захватывающей его страстью, но она затопила его полностью, он больше не владел собой. Лицо Софии утратило очертания и буквально слилось с лицом на картине. Оно как будто вросло в рамку и стало единым с изображенным на портрете. Йонатан вскрикнул, и это был словно крик рождения новой жизни, которую он уже считал потерянной.

14

Карабинер Донато Нери вышел из дому еще затемно. Воздух был холодным и влажным, и хотя до машины было всего лишь несколько шагов, он застегнул молнию своей куртки до самого подбородка. Через полчаса взойдет солнце. У него была назначена встреча с Риккардо на просеке между Вергайе и Дуддовой.

Охота была единственным занятием, приносившим настоящую радость в его новой жизни в Амбре. Он любил ходить ранним утром по лесу, ощущать, как медленно просыпается природа, и выжидать, когда появятся зайцы, косули, фазаны. Иногда проходило всего лишь несколько минут, иногда часов, а иногда бывало и так, что они понапрасну ждали целый день.

Риккардо был приятным спутником. Тому, что Донато не смог узнать на курсах, которые ему пришлось закончить, чтобы получить охотничий билет, его научил Риккардо. Он знал каждое убежище, каждую пещеру, каждую просеку, все повадки зверей и умел читать следы. Он был молчаливым человеком, и если они даже несколько часов шли рядом, не говоря ни слова, это не действовало на нервы.

Риккардо был одним из немногих людей, которые знали, как сильно Донато страдал оттого, что его понизили в звании, поломав ему карьеру. В конце концов он оказался в Амбре. Сначала его в качестве наказания перевели из Рима в Монтеварки, потому что он при расследовании убийства маленькой девочки совершил тяжелую ошибку. В Монтеварки у него появился второй шанс, когда в одиноко стоящем доме в лесу был найден труп женщины. Он тогда был комиссаром, руководящим расследованием этого дела, и арестовал не того человека, заподозрив в нем убийцу, а между тем убийства продолжались. После этого его спихнули в Амбру, в самое маленькое отделение полиции вообще. Здесь обычно бывали только мелкие конфликты, однако Донато пришлось столкнуться с женщиной-убийцей, которая закопала своего мужа в саду, после чего заявила о его пропаже. И снова он остался в дураках.