Конторщица 5 - А. Фонд

которые ходили в одинаковых серо-бордовых пальтишках, которые продавались у нас в «Универмаге», выглядеть как куколка.

– Лида, – ко мне подошла смущенная Римма Марковна.

– Выбрали?

– Да, – тихо сказала она.

– Показывайте, – велела я, – где?

Мы вернулись к шубам, и Римма Марковна несмело сняла с вешалки довольно-таки невзрачный полушубок, то ли из крашенного больного зайца, то ли вообще – из какой-то драной кошки, у которой при жизни, по-моему, явно был стригущий лишай.

– Что это? – удивилась я.

– Шубка, – сказала Римма Марковна и, видя мой скепсис, торопливо добавила, – Я хочу этот!

Но я её слишком хорошо изучила и на примитивную отмазку не повелась:

– Римма Марковна, – я добавила металла в голос, – речь шла о каракулевой шубе. Это – драная кошка! Не каракуль!

– Каракуль дорого! – огрызнулась Римма Марковна. – Это тоже шуба! Я хочу её.

Я смотрела на Римму Марковну и у меня аж комок в горле встал. Вот ведь поколение! Всю жизнь в трудностях, лишениях, нищете, потом война, потом восстановление, тяжкий непосильный труд. Они привыкли жертвовать всем: временем, здоровьем, силами, мечтами. Да, цель их была благородная, по сути они были (и есть) подвижниками. Была бы в это время действующая церковь, она бы могла канонизировать это поколение полностью, ещё при жизни.

Но сейчас уже другое время, время, когда люди живут нормально и государство решает 80 % их материальных проблем. И всё равно они не позволяют себе ничего лишнего! Привыкли во всем себе отказывать.

– Римма Марковна, – тихо, но твёрдо, сказала я, – где тут каракулевые шубы?

И, видя, что она собралась до последней капли крови доказывать мне целесообразность душегрейки из больного зайца, я быстро добавила:

– Надо покупать шубу из каракуля! На эти талоны срок годность же есть. И сегодня срок как раз заканчивается. Так что давайте быстрее. А то магазин скоро закроется. Пропадут же и будет жалко. Мы должны их полностью потратить.

Кажется, подействовало. Римма Марковна пристально посмотрела на меня, но, видя, что я не шучу, резво потрусила к каракулевым шубам.

И вот тут она, наконец-то, «отпустила тормоза». Мне пришлось почти час помогать ей выбирать. Она с огромным удовольствием, с почти детской какой-то радостью, перемеряла все шубы, которые там были. Даже мужскую дубленку. Кажется, она оттягивалась за все предыдущие годы лишений. Вошла во вкус, так сказать.

Наконец, мы остановились на элегантной шубе из лисы, в пол. Я молча посмеивалась. Еле-еле удалось убедить раздухарившуюся старушку не брать шубу из белого песца. В химчистке однозначно испортят, а чистить самостоятельно было стрёмно (в эти времена белый мех чистили смесью муки, крахмала и сухого молока. Мне кажется – жуть жуткая).

В общем, с горем пополам, наконец-то, выбрали!

На последние талоны, оставшиеся от покупки шубы Римме Марковне и пальтишка для Светки, она уговорила меня взять ещё два мотка королевского мохера нежно-персикового цвета.

– Свяжу тебе ажурную жилетку, – проворчала Римма Марковна, бережно прижимая огромный свёрток с шубой к груди, – а то нам набрали всего дорогущего, а о себе ты опять забыла.

И от этих слов стало у меня в груди прямо потеплело…

Дома Римма Марковна схватила шубу и убежала хвастаться Норе Георгиевне и всем, кто попадется. Светка ещё не вернулась из школы (они сейчас учились во вторую смену). И неожиданно я осталась предоставлена сама себе.

Побродив немного по пустой квартире, я включила телевизор. Но там шла какая-то ерунда и я выключила.

Эх, Интернет бы сейчас.

Вот много хорошего в это время. На пример, продукты. Да, с деликатесами здесь напряг, но вот простая пища намного вкуснее и качественнее, чем в моём мире. Или одежда. Конечно, модели не ахти, да и расцветки так себе, но зато вся одежда добротная, носится много лет. Это не «брендовые» вещи из моего времени, которые теряют товарный вид уже после двух-трёх стирок.

Но вот с досугом здесь прямо беда-беда. По телевизору большинство передач незамысловатые и скучные, хорошие остросюжетные книги в библиотеке чтобы взять – тебя записывают в специальную очередь. И книгу выдают строго на пару дней. И часто она в таком виде, что даже в руки ее брать противно. Хорошо, что у меня борьба за существование в этом мире и работа занимала почти всё свободное время, но, когда выпадали такие вот моменты, – я вообще не знала, куда себя девать и что делать.

К счастью, я слонялась по квартире недолго. Вернулась Римма Марковна с шубой и глаза её горели, как у боевого кота:

– Лидочка! – выпалила она с порога, – ты представляешь, эта старая кошелка, Нора Георгиевна, мне так позавидовала! Так прям позавидовала, что аж на душе приятно!

Она взахлёб принялась рассказывать, как отреагировала соседка на её шубу, как вдруг в дверь позвонили. Я пошла открывать.

Каково же было моё изумление, когда на пороге я узрела лидочкину мать и сестру.

– Что, не ждала? – вместо приветствия желчно выпалила Лариска и, оттеснив меня от двери, по-хозяйски вошла в квартиру.

За нею вошла лидочкина мать, молча поджав губы, даже не поздоровавшись.

От всего этого я на миг аж дар речи потеряла.

– А ты, я смотрю, кучеряво устроилась, – возмущенно завила Лариска, рассматривая коридор.

Не успела я ничего ответить, как послышался голос:

– Лида, смотри, а с этим шарфиком ведь правда лучше? Или тот синий всё-таки красивее? – и в коридор эдакой боярыней вошла Римма Марковна в новой шубе из чернобурки, на которой всё ещё болтался ценник.

Сцена в коридоре по уровню пассивной экспрессии легко могла бы конкурировать со знаменитой сценой, когда всем внезапно сообщили, что едет ревизор.

– Эт-т-о что т-такое? – внезапно осипшим голосом спросила Лариска, во все глаза уставившись на Римму Марковну.

– Не что, а кто, – поправила её я, – это Римма Марковна.

– А что она делает в нашей квартире? – взвизгнула Лариска и развернулась ко мне. – А?

– Живёт здесь, – ответила я спокойно (пока ещё спокойно).

– А на каком основании…

– Не твоё дело! – оборвала её я, – это – моя квартира. И здесь живут те, кого я считаю нужным здесь поселить. Перед тобой отчитываться не намерена.

– Да ты…

– А что вы здесь, у меня, делаете? – задала логичный вопрос я спокойным голосом (всё ещё спокойным).

– Да что ты себе позволяешь?! – заверещала Лариска, – К тебе мать родная приехала и сестра, старшая между прочим! А ты вместо гостеприимства дурацкие вопросы задаешь!

– А зачем вы ко мне приехали?

– Мать завтра в партком пойдёт! – выпалила Лариска с таким злорадством в голосе, что у меня аж мурашки по спине пошли, – будет разбираться,