Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл

Впрочем, весь его восторг, вероятно, тут же испарился, когда без всякого предупреждения из влажного мрака перед ним возникла гигантская тень японского эсминца «Амагири». Эсминец неумолимо врезался в судно военно-морского флота Соединенных Штатов, разрезав его точно пополам.

«Вот что ощущаешь, когда тебя убивают», — подумал Кеннеди; вероятно, та же мысль пронеслась и у членов его экипажа, которые погибли при столкновении.

Эсминец продолжил следовать своим курсом, а его штурман так и остался в неведении, что чуть было не изменил всю современную историю Америки; выжившие члены американского экипажа всю ночь продержались на обломках ПТ-109. На рассвете они увидели остров, вдоль которого мы теперь двигались. Дж. Ф. Кеннеди героически вытащил на сушу одного из раненых с помощью веревки, которую держал в зубах.

Через два дня проплывавшие мимо островитяне обнаружили терпящих бедствие. Определить — союзники это или неприятель — было сложно, но, после того как американцы исполнили свой гимн с невольной слезой в глазу и отдали честь, островитяне согласились сообщить о них на базу. Когда Кеннеди выдали половинку старого кокоса и острый коралл, он нацарапал историческую записку: «Абориген знает место 11 живых нужна лодка Кеннеди».

Островитяне торжественно отбыли, держа в руках скорлупу кокоса. Через четыре дня экипаж затонувшей лодки был спасен, и все вернулись в Лумбариа к заслуженному рок-н-роллу и удобствам туалета, который Смол Смол Том продемонстрировал мне еще во время первой экскурсии.

— Ты смотреть?

Да, это был остров Кеннеди.

Мы пришвартовываемся к аккуратному деревянному причалу следующего, более крупного острова, и я, оставив гида-самозванца что-то бормотать себе под нос, направляюсь вверх по узкой петляющей тропинке, которая ведет к вершине крутой меловой скалы. Оглянувшись, вижу просторную хижину с крышей из листьев. Открывается панорамный вид на Гизо и Коралловое море. Я подхожу к хижине и, поскольку вокруг царит полная тишина, осторожно зову хозяина:

— Эй, есть кто-нибудь? Эй! Я приехал посмотреть на ваших кур.

Конечно, это звучит смешно. Я выхожу на широкую веранду и снова кричу.

— Эй, приятель, заходи, устраивайся. Сейчас я штаны надену и приду. Прости, приятель. Мне звонил старина Джефф, сказал, что ты приедешь. Ты, верно, тот самый парень, который собирается разводить цыпок, — доносится до меня его явно антиподский ответ.

— Но только как это делается, вот вопрос, — говорю я, обращаясь в глубину коридора, идущего вдоль стены.

— Да, он сказал, что ты немного в этом смыслишь. Яйца выеденного не стоит, — сообщает Уоррен, появляясь из-за угла и застегивая ширинку. — Прости, что заставил ждать. Решил отдохнуть с женой на скорую руку.

В глубине хижины кто-то широко зевает.

— Ничего-ничего. Я мог бы подождать, пока вы… ну… э-э…

Он был крепким и кряжистым, и я еще никогда в жизни не видел такого волосатого мужчину — завитки черных волос топорщились во все стороны. Инносент получил бы истинное удовольствие. Густая шерсть, покрывающая все его тело, кроме гладкого, выбритого до синевы подбородка и узкой полоски между ковриком курчавых темных волос и невероятно длинными бровями, вытянутыми в одну линию, создает впечатление, что он уже одет.

— Ну и что именно ты хочешь узнать, приятель? — Он натягивает через голову рубашку, в которой, на мой взгляд, нет никакой необходимости. Стоит ему нагнуться, чтобы натянуть на себя гофрированные сапоги, как клочки шерсти вылезают из-за ворота и манжет.

— Боюсь, все.

— Ну тогда начнем по порядку. — Он подвигает к краю балкона два кресла, и мы садимся, прикрытые от палящего солнца нависающим козырьком. С этой высоты виден берег острова Кеннеди, далеко уходящий в глубь моря за линию прибоя. — Так, правило номер один. Что было раньше — яйцо или курица? Ни то ни другое, приятель. Сначала был куриный корм. Какой смысл заводить цыпок, если у тебя нет для них корма? Верно?

Я киваю, а Уоррен, нагнувшись, заглядывает в мою записную книжку, которую я тут же раскрываю, как усердный секретарь. Похоже, он доволен тем, что моя рука тянется конспектировать его первое наставление. И он продолжает свой урок, а мне остается лишь с бешеной скоростью переворачивать страницы.

— А теперь тебе надо пойти и взглянуть на этих маленьких стерв, — внезапно останавливается он.

Мы обходим дом и спускаемся к прогалине. Там стоят три хижины, обнесенные проволочной сеткой. Внутри под тенью навесов происходит пиршество, да настолько активное, что оттуда не доносится ни единого звука.

— В каждой хижине четыре сотни. Всего тысяча двести бандиток. — Слово «бандитки» произносится с явной любовью. — Домики построил здесь, чтобы не воняло. Но даже когда направление ветра меняется и до нас долетает запах куриного дерьма, я говорю себе: Уоррен, это запах денег, приятель.

Я хожу за ним целый день с ученической тетрадью в руках и узнаю обо всем процессе — «от высиживания яиц до сечки», как говорит он. Впрочем, согласно утверждению Уоррена, о высиживании можно было не беспокоиться, поскольку надо сразу покупать однодневных цыплят, привозимых из Австралии, — их самолетом доставляли в Хониару и Мунду. И пока все мне казалось достаточно простым.

Однако урок продолжается. Я узнаю, где надо строить курятник, чтобы там было прохладно; о том, что следует кормить птиц в определенное время и регулярно менять им воду. Уоррен сообщает мне о прелестях забоя птицы, а также ставит в известность о состоянии рынка. Его убедительные манеры внушают уверенность. И мне действительно начинает казаться, что все это «яйца выеденного не стоит». Мы останавливаемся у большого металлического барабана. Я заглядываю внутрь и вижу, что он полон розовых резиновых пальцев.

— Когда раскрутитесь, — дружески похлопывая меня по спине, сообщает Уоррен, — тоже купишь себе такую. — И он выкидывает руку в сторону с видом конферансье из варьете: — Машина для общипки перьев!

Это производит на меня сильное впечатление.

— К тому же это отличная эротическая игрушка.

Склонив голову набок, пытаюсь представить, что он имеет в виду.

Спускаясь обратно к морю, вижу открыточные оранжево-розовые оттенки лагуны, сгущающиеся по мере наступления сумерек. Это потрясающее зрелище наполняет меня силами и верой в успех будущего дела. Да, мне тоже предстояло войти в круг немногих. И вместе мы создадим Ассоциацию птицефермеров Соломоновых островов (АПСО). Будущее распускало перья.

Я крепко пожимаю Уоррену руку.

— Спасибо, Уоррен, за то, что показал мне все.