Замок ледяной розы (СИ) - Снегова Анна

- Слушай, а куда мы идём?

- Как куда? Я разве не сказал? Торнвуд оборудовал стрельбище в северной части сада. Посмотришь, как я стреляю из лука. Или тебе неинтересно?

С этими словами он указал вперёд, и я поняла, что совсем рядом, впереди деревья расступаются и за ними уже виднеется широкая утоптанная площадка, посыпанная песком. Какие-то мишени и чучела с начерченными на них красными кругами.

Ноги перестали меня слушаться. Я не могла сделать больше и шагу.

Стрельбище. Там же будут стрелять. Там же будут стрелы, да?!

Эд схватил меня за руку и потащил вперёд. Я ничего не успела сказать и не знала, как объяснить, что до смерти боюсь этого места.

Вот только оказалось, что на стрельбище мы не одни.

Рон стоял на дальнем краю площадки, обнажённый до пояса, и раз за разом всаживал длинные острые стрелы в соломенное чучело, разрисованное метками. Я видела его лицо в профиль – напряжённое, сосредоточенное. Рядом Торнвуд – одобрительно качает головой, время от времени что-то говорит ему тихо.

- Эд… Эд, я не хочу туда. Давай вернёмся?

- Чего это вдруг? Здесь не его личные владения. Ну-ка, пошли!

И он бесцеремонно потащил меня дальше. Я увидела вдруг отчётливо, что ему просто хочется позлить Рона. Похвастаться своей победой. Пусть даже такой маленькой, такой никчёмной. Много ли чести – подумаешь, одна мелкая надоедливая девчонка теперь путается под ногами у него, а не у брата… Но, кажется, даже это доставляло Эду радость – наконец-то ощутить превосходство.

Как же мне было противно всё это. Я думала, провалюсь сквозь землю. Что же делать?

Рон опустил лук. Заметил нас, наконец-то. Правда, на брата он не смотрел. Только на меня.

Нет, только не это… Снова идёт ко мне!

- Опасное место для прогулок, Рин.

Эд наклонился, поднял длинный изогнутый лук, прислонённый к одной из мишеней.

- А ты ей не указывай. Ты тут пока ещё не хозяин. Мы с Кэт хотим пострелять. Правда, Кэт?

Пожалуйста, пожалуйста, не смотри на меня так…

Я снова вспомнила сон. Он так ярко стоял у меня перед глазами! Я поняла, что сделаю всё, что угодно, чтобы он не сбылся.

Ну вот – значит, закрыть глаза на мгновение, сосчитать до трёх, глубоко вздохнуть… Вспомнить тон, которым мама разговаривала с отцом, когда они ссорились…

- Хватит мной командовать! Ты всегда ведешь себя со мной, как с маленькой девочкой! То дразнишь, то обзываешься… Тебе вечно не нравится всё, что я делаю! И знаешь, что? Если тебе так неприятно, что я тут – вот сам бы и уходил!

Кажется, у Торнвуда упала челюсть и глаза полезли на лоб. Даже Эд воззрился на меня так, будто я отрастила рога и превратилась в маленького дьяволёнка. Он, правда, обрёл дар речи первым.

- Ты слышал, что сказала моя дама? Кажется, теперь твоя очередь проваливать! И хочу тебя заверить…

- Заткнись, Эдди. Мне без разницы, чего ты там хочешь. Меня волнует только, чего хочет Рин. И почему. И раз она вдруг решила, что не хочет меня видеть… Что ж – значит, больше не будет.

Он аккуратно прислонил лук к мишени, подхватил рубашку, висевшую на деревянном заборчике, и, не глядя на меня, покинул стрельбище.

…У меня получилось. Он ушёл. Не сбудется этот ужасный сон. Никто не будет сломя голову бросаться под стрелы. Остальное не важно. Пусть теперь хоть все летят мне в грудь – мне абсолютно всё равно.

Я без сил опустилась на какое-то бревно и следующие два часа смотрела невидящими глазами на то, как Эд под скупые комментарии Торнвуда превращает манекены в ощетинившихся ежей.

Рон сдержал слово. Больше не подходил ко мне, не заговаривал и даже не смотрел в мою сторону.

Кошмары не прекратились, но по крайней мере в них больше не было его. Вместо этого была ужасающая пустота. И страшная головная боль наутро.

Так продолжалось целую неделю, за которую я старалась вообще не выходить лишний раз из комнаты.

На исходе этой недели Мэри привязалась ко мне с расспросами, почему еда на подносе, которую она исправно приносила три раза в день, остаётся нетронутой. Может, я тайком таскаю пирожки миссис Торнвуд?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И тут мне как-то поплохело. Я вдруг осознала, что всю эту неделю и впрямь ничего не ела. Мне просто не хотелось. Совсем.

(4.6)

В «Легендах эпохи Завоевания» была одна сказка – такая же страшная, как и все остальные – о цветке, что назывался «ангельский мак». С целыми полями этих чудовищных цветов столкнулись войска короля Отто V Завоевателя, когда высадились на Ледяных Островах. Прозрачные, будто стеклянные, они загорались алым, только если до них дотронуться. Поэтому часто жертвы не догадывались о том, что забрели на такое поле, пока не было слишком поздно поворачивать назад. От прикосновения серединки цветков раскрывались, и в воздух взлетали невесомые алые искры «ангельской пыльцы».

Нет, человек не умирал, вдыхая пыльцу – но начинал видеть странные образы, фантастические картины, которые могли свести с ума. А самое ужасное начиналось потом. Куда бы не ушёл несчастный, как далеко не увели бы его ноги, ему мучительно хотелось вернуться снова на то поле, где он прикоснулся к чуду. Снова вдохнуть «ангельскую пыльцу». Люди становились одержимы этими цветами. Это называлось «ломка». Король потерял многих своих самых смелых воинов прежде, чем научился распознавать такие поля и сжигать их, не приближаясь.

К чему я это вспомнила…

К исходу первой недели у меня началась самая настоящая «ломка» без Рона.

Я думала, что самое трудное будет – оттолкнуть его. А потом осознание того, что смогла защитить друга, станет мне достаточной наградой, и я терпеливо дождусь, пока последние дни моих каникул в замке утекут, как вода сквозь пальцы, и я тихо-мирно уеду домой. Как же я ошибалась!

Мне буквально хотелось лезть на стену. Я часами пялилась в окно. Я прислушивалась к каждому звуку, доносящемуся из соседней комнаты, и пыталась угадать, что он сейчас делает. Всё ещё злится на меня? Или ему уже всё равно? В конце концов, у шестнадцатилетнего юноши должны быть другие заботы, кроме того, чтобы без конца бегать за маленькой сопливой девчонкой и терпеть её капризы.

Вот только одна мысль, что теперь он думает обо мне именно так, причиняла невероятную боль. А ещё мне было очень и очень одиноко. Я не знала, что сушит меня больше – моя голодовка, которую не было никакого желания прекращать, или это одиночество. Но в зеркало я старалась на себя лишний раз не смотреть.

В конце концов я сдалась и решила позволить себе маленькое послабление. Может быть, крохотная доза «ангельской пыльцы» притупит ломку.

В общем, в один из дней я отважилась-таки спуститься к завтраку в общий зал. Может быть, там я смогу на него просто посмотреть – хотя бы издали, так, чтобы не подвергать опасности. И так, чтобы он мог не нарушать своё дурацкое слово. О том, что мы не будем больше видеться. В конце концов, это общий зал и случайно столкнуться здесь – не значит «видеться» так, как это делают друзья…

Дверь в обеденный зал показалась непривычно тяжёлой. Или я стала слишком слаба за эти дни.

Я осторожно прошмыгнула внутрь и уселась на своё место – на самом краю длинного стола – задолго до первого гонга. Может, если замереть и притвориться мебелью, на меня меньше обратят внимания?

В зале было пусто и очень тихо. На паркетном полу чередовались полосы золотого и синего света. Золотого – там, где окна были приоткрыты. Синего – там, где утреннему солнцу приходилось пробираться через чисто промытые витражи. Из сада доносилось щебетание птиц, слабый ветер осторожно касался меня утренней прохладой и ароматами роз. Мои голые руки покрылись мурашками. Зря я, наверное, пришла так рано.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Чтобы убить время, я принялась озираться по сторонам. Гобелен куда-то унесли… а вот огромный портрет герцогини в алом был на месте. Только теперь в другой раме. Казалось – она смотрит с него прямо в душу живым и пронзительным взглядом, полным достоинства и осознания собственного величия. Какая отличная задумка – даже когда герцогиня уедет (а я изо всех сил надеялась, что она не поселилась в замке насовсем), будет незримо присутствовать здесь и напоминать о себе.