Анжелика в Квебеке - Анн Голон

Этот ковчег должен находиться над алтарем в центральной нише.

Ле Бассер задумал сделать его из красивого орехового дерева, в форме восточной курительницы для благовоний, с коленопреклоненными ангелами по обе стороны, держащими над ней мученический венец.

Стекло овальной формы закроет отверстие, позволяющее видеть алое сердце, содержащее мощи. Цоколь будет в форме раковины или короны, инкрустированной драгоценными камнями. Но что касается этой последней детали, о ней еще надо будет поговорить с епископом.

Сильный стук в дверь заставил мастера вздрогнуть. С масляной лампой в руках он пошел к выходу, осторожно пробираясь между чертежами, кусками дерева, которые только что начали обрабатывать его подмастерья и сыновья — различными деталями большой дарохранительницы для нового храма Святой Анны на берегу Бопре.

Пробираясь по целому морю стружки, Франсуа внимательно следил за тем, чтобы ни одной капли не упало на пол. Какой беспорядок! Вся работа остановилась из-за приезда этих иностранцев, перевернувших весь город вверх дном. Приоткрыв дверь, он увидел громадного Банистера, протягивающего ему тяжелый кошелек.

— Юсташ Банистер, почему ты бродишь по улицам в столь поздний час?

— Вот деньги, ты поможешь написать мне бумаги по моим судебным делам. Я подаю в суд на прокурора Совета, потому что он не занимался моими документами, подтверждающими право на дворянство. Я подаю в суд на урсулинок, потому что они ведут строительство на моих землях. Я подаю в суд на маркиза де Виль д'Аврэя, потому что он копал под моей землей и потому что он хочет присоединить к своим владениям ту мою землю, которая с ними соседствует.

— Банистер, твоя мстительность тебя погубит. Ты живешь только для того, чтобы сутяжничать.

— Это не я начал. Епископ отлучил меня от церкви, так как я носил спиртное индейцам. Как будто только я один! У меня отняли мое разрешение на добычу пушнины! Я не имею права покинуть город… Ну что ж! Раз так, я остаюсь в нем, и я буду отстаивать свои права. Денег-то на тяжбу я найду… Ты судебный исполнитель или нет? Я плачу тебе или нет?

Его маленькие злобные глаза оглядели мастерскую.

— Давай-ка, бумагомаратель, царапай то, что я тебе сказал, или же я подожгу твою лачугу, и эти украшения для алтаря Святой Анны сгорят еще до того, как ты отнесешь их урсулинкам для золочения…

***

Мать Магдалина, молодая урсулинка, ясновидящая, не может уснуть.

Напрасно покинула она свое неудобное ложе.

Напрасно она преклонила в молитве колени на холодном каменном полу своей кельи.

Тогда, взяв свечу, она направилась в золотильную мастерскую.

Где-то вдалеке, в дальнем крыле монастыря, слышался плач ребенка — одной из воспитанниц-урсулинок. Ночь действует так угнетающе, даже дети это чувствуют.

Теперь, стоя посреди мастерской, она немного успокоилась, глядя на ту привычную обстановку, среди которой сестры проводят целые дни.

В конце коридора показался свет лампы. Пожилая монахиня появилась на пороге мастерской.

— Сестра Магдалина, что вы здесь делаете? Вы нарушаете режим монастыря, которой предписывает отдыхать в ночные часы, дабы восполнить наши столь слабые силы, необходимые для исполнения тяжкого долга, возложенного на нас.

— Матушка, простите меня! Этот день был тяжелым испытанием для нас. Несмотря на то, что мы провели его в стенах монастыря, его отзвук проник и сюда. Что принесет нам приезд этих людей? Тревогу или покой? Ведь я должна буду встретиться с этой женщиной, столь прекрасной, в которой, кажется, никто не узнал черты той, что явилась мне в облике демона-суккуба. Я холодею лишь при воспоминании об этом. Узнаю ли я ее? Какая тяжкая ответственность ложится на меня! И отца д'Оржеваля нет здесь, чтобы поддержать меня и защитить.

И еще одно меня тревожит. Этой ночью мне явился во сне отец Бребеф, замученный ирокезами. Он умолял меня встать и начать молиться об обращении в истинную веру одного колдуна, который действует в нашем городе.

— Он назвал вам его имя?

Мать Магдалина отрицательно покачала головой.

— Нет! Он лишь просил меня неустанно молиться и обещал мне, что все это время демоны не посмеют меня тревожить.

— Да благословит вас Господь, дитя мое! А теперь идемте, сестра. Наденьте ваше певческое облачение. Уже пора отправляться в капеллу на заутреню. Я так люблю эту службу, когда наши молитвы, звучащие в ночи, помогают бороться с силами таящегося в ней зла. Этой ночью наши молитвы особенно нужны Квебеку.

Освещая себе путь высоко поднятыми светильниками, обе монахини вышли из мастерской и по холодному коридору отправились в церковь.

В ночи раздалось молитвенное песнопение, поднимающееся из капеллы монастыря урсулинок. Оно было слышно в стенах большего и красивого дома Меркувилей, находящегося по соседству.

Маленький ребенок-сладкоежка внезапно проснулся в своей колыбели.

Луна заглядывала в окно. Ребенку казалось, что это конфета. Блестящий кусочек сахара. Эрмелина де Меркувиль, двух с половиной лет, маленькое дитя колонии семнадцатого века, рожденная в Квебеке, громко засмеялась.

Она смеется! Смеется!

Ее смех, как маленький колокольчик, звенит и будит домашних.

Ее братья и сестры, спящие по трое и по четверо в громадных просторных кроватях, недовольно заворочались. Смех Эрмелины проникает сквозь самые толстые стены.

Она никогда не была так счастлива.

Завтра снова появится солнце. Она это знает. Оно ждет ее там, снаружи, и в его руках полно лакомств. От такого радостного видения она вздрагивает веем телом. Ее маленькие ножки бегут навстречу утру. Ее смех становится все звонче.

Господин судья, ее отец, надвигает плотнее на уши свой ночной колпак и вздыхает.

— У ребенка опять приступ веселья! Не понимаю, право, почему врачи считают ее ослабленной.

— Но ведь ей уже почти три года, а она еще не ходит! — горестно вздыхает госпожа де Меркувиль, — и она даже не пытается стоять на ногах! В отчаянии я уже поставила свечку в храме Святой Анны и дала девятидневный молитвенный обет, который кончается завтра.

— Но малышка такая радостная.

— Это правда. Она всегда весела.

Черная кормилица Перрина подходит к колыбели Эрмелины. Мадам де Меркувиль, воспитавшая ее еще на Мартинике, взяла ее с собой в Канаду, когда вышла замуж. Перрина напевает и укачивает ребенка. Смех постепенно умолкает, и слышно только пение негритянки. В соседних комнатах дети ворочаются во сне. Громкий храп судьи заглушает колыбельную.

И лишь госпожа де Меркувиль, возглавляющая братство «Святое Семейство», не может уснуть. Она вспоминает все события сегодняшнего дня. Все было прекрасно, несмотря на глупые выходки Сабины де Кастель-Моржа… Может быть, следует исключить ее из братства?