Любовь к мятежнику - Ширл Хенке

Малверн надвигался на него справа, навстречу веткам, Квинт позволил противнику нападать, предоставляя ему несколько опасных для себя возможностей и принимая болезненные царапины от преследующего лезвия Эфраима. Когда Малверн оказался в футе от веток, неподвижно висящих в тяжелом воздухе, Квинт обреченно выдохнул, словно отчаявшись. Эфраим засмеялся, увидев прекрасную для себя возможность — незащищенный левый бок Квинта. С победоносным рычанием он приблизился и сделал выпад в сердце.

При всей быстроте его движений, Квинт двигался вместе с ним, отскочив от клинка, разрезавшего тонкий батист его прилипшей к телу рубашки. Эфраим почувствовал, как шелестящие листья ивы ударили его в лицо, прежде чем увидел их. Он непроизвольно отвернулся, пытаясь избежать этого и в то же время восстановить равновесие после неудачного выпада. Эти два движения дали Блэкхорну ту мимолетную возможность, которая была ему нужна.

Весь воздух вырвался из легких Малверна, когда он почувствовал, как твердое, острое жало пронзило его грудь.

— Удивительно, но боли меньше, чем от простой царапины на руке, — прохрипел он, падая на колени, когда Квинтин выдернул свой клинок, который прошел между ребер, поразив прямо в сердце. Малверн повалился вперед, затем перекатился на спину. Когда доктор Уизерспун встал рядом с ним на колени, Эфраим Малверн был уже мертв.

Секундантом Эфраима был его напыщенный кузен, надеющийся унаследовать фамильные имения теперь, когда единственный наследник Эбнера Малверна был устранен. Он выразил несколько слабых, чисто символических протестов по поводу маневра с ветками ивы, но на самом деле Квинтина не в чем было особенно упрекнуть, принимая во внимание общеизвестный факт о первоклассном искусстве фехтования Эфраима. Ведь это было его намерение — завести Квинтина обратно в тень. Он потерпел неудачу.

Соломон помог кузену Эфраима погрузить тело на лошадь, затем повернулся в ту сторону, где доктор Уизерспун перевязывал несколько сильно кровоточащих ран Квинта. Внезапно его глаза расширились от испуга и удивления, и он выкрикнул предостережения, но было уже поздно. Маленькая фигурка, одетая в поношенные бриджи и серую рубашку, свалилась с веток у них над головами. Парень потерял точку опоры на тонком сучке, который с шумом подскочил кверху, освободившись от своей ноши….

Мадлен рухнула прямо на плечи Квинтину, и они оба повалились на землю в одном спутанном клубке рук и ног. Кожаная шляпа слетела с ее головы, и волосы рассыпались по лицу и плечам, словно блестящий красный атлас. Пара пистолетов тридцатого калибра времен королевы Анны приземлилась в нескольких футах от них. Квинтин схватил ее за плечи и оттолкнул от себя, затем подобрал один инкрустированный серебром пистолет и, вскочив на ноги, уставился на него.

Мадлен испытывала огромное облегчение, когда лежала распростершись перед ним и ощущала смешанный запах пота и крови, исходящий от его тела. Но в то же время она была напугана, ибо он истекал кровью.

Квинт свирепо смотрел на нее, тогда как Соломон и Ноубл стояли, словно пригвожденные к месту, в изумленном молчании.

— Какого дьявола вы здесь и как сюда попали?

Тон его был таким убийственно холодным, что ей потребовалось несколько мгновений, чтобы оторвать язык, прилипший к пересохшему небу. Как ужасно она, должно быть, выглядела. Его неприязненный взгляд, скользнувший по ее телу, ясно свидетельствовал об этом.

— Я случайно подслушала разговор о дуэли и поехала по дороге к реке, рано, перед рассветом. Гулливер и моя лошадь вон там, за деревьями на повороте.

— И что, скажите на милость, вы намеревались делать вот с этим? — Он держал пистолет на ладони.

Мадлен поднялась на ноги, чувствуя, что ужасно глупо выглядит, лежа на земле.

— Вы не единственный, кто стреляет без промаха, мистер Блэкхорн.

Низкий смешок Соломона прогремел в застывшем горячем воздухе:

— Клянусь всевышним, Квинт, она бы застрелила негодяя, чтобы спасти твою несчастную шкуру!

— Я глубоко тронут, госпожа, но я сам в состоянии постоять за себя. — Его голос был таким жестким и холодным, как декабрьский мороз.

— Эта дуэль произошла по моей вине. — Опустив глаза, чтобы избежать его ледяного зеленого взгляда, она прошептала: — Я не хотела иметь вашу смерть на своей совести.

— Лучше дай промыть и перевязать тебе раны, пока ты окончательно не истек кровью и не испортил свадьбу. А потом можешь уладить дела со своей леди, — сказал Ноубл, снова переключая внимание на раны Квинтина.

— Эта сумасбродка не леди. А свадьба была испорчена еще в тот день, когда ее отец и мой решили заключить этот чертов брак. — Квинтин гневно взглянул на Мадлен. — Если я еще когда-нибудь увижу вас в мужской одежде или еще как-нибудь неподобающе одетой, я так исполосую вашу хорошенькую маленькую задницу, что вы месяц не сможете сесть на лошадь.

Мадлен стояла перед большим овальным зеркалом в своей комнате в Блэкхорн-Хилле, вспоминая холодную угрозу взбешенного Квинтина после дуэли. Это было неделю назад. А сегодня был день свадьбы. С самого детства Мадлен мечтала об этом дне. И тем не менее бледное лицо и испуганные глаза, глядящие на нее из зеркала, совсем не отражали ее мечты. Брак, заключенный в аду, — так он сказал. Он презирал ее, и Мадлен едва ли могла винить его после всего, что случилось.

Она реагировала на его надменную грубость и беспричинную ревность горячностью и резкими, язвительными словами. На это у нее были основания. Но вот неприятное происшествие с Малверном было чистейшей глупостью с ее стороны, безрассудным поступком, который мог бы убить Квинтина. Словно одного этого было недостаточно, ей, вдобавок, еще и не удалось ускользнуть с места дуэли, не будучи пойманной.

Когда вчера прибыл ее отец, опоздав почти на неделю, он сильно отчитал ее за все эти грехи. Мадлен сдержала слезы. Никому она не нужна была с тех пор, как умерла тетя Изольда.

Мадлен слегка пробежала палками по легкой, как пушинка, золотистой паутине ее верхней юбки, которая была стянута кверху шелковыми лентами в стиле «полонез» поверх темно-золотой парчовой нижней юбки. В лифе платья была сделана вставка из белого шелка с золотой вышивкой. Тончайшая золотистая фата плавно ниспадала на плечи и была прикреплена к изящной шляпке без полей, приколотой поверх искусно уложенных локонов высокой прически. Мягкие туфли на высоких каблуках, с золотыми пряжками, выглядывали из-под пышных юбок. Платье и весь наряд были достаточно изысканны и совершенны, чтобы превзойти любые девичьи фантазии.

Но тяжесть драгоценностей семьи Блэкхорнов висела, словно камень, на ее обнаженной шее. Мадлен прикоснулась к тонкой золотой цепочке, усыпанной дюжиной сверкающих изумрудов всех оттенков. Самый крупный лежал, словно ледяная зеленая слеза, «юдоль печали», на ее груди, где низкое декольте корсажа обнажало таинственную гладь кремовой кожи.