Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс

Я придерживал поводок, пока Скаут не подала знак, и Стэн понесся обратно.

Лесопарк Хэмпстед-Хит – настоящий рай для собак. Мимо проходили псы всех пород, некоторые подбегали к Стэну, чтобы обнюхать его, другие с головой ушли в мир запахов и не обращали внимания на рыжего малыша, которого в первый раз отпустили побегать.

Там, где начинались деревья, тоже ходили собаки – уткнувшись носами в землю, они вынюхивали след лисы или кролика. Но мы со Скаут оставались на лужайке, и Стэн летал между нами, пока он не совсем запыхался, а у меня не кончились сухарики.

Мы с дочкой облегченно улыбались: пес никуда не сбежал. Я вытащил поводок. Настало время идти домой.

И тут Стэн увидел птиц.

На опушке леса клевали что-то две толстые вороны. Обе взлетели, когда пес метнулся к ним. Мы со Скаут бросились следом, звали его, но птицы пробудили какой-то древний инстинкт, и Стэн позабыл и про нас, и про сухарики.

В этой части леса росли огромные старые вязы. Их ветви так переплелись, что птицы не могли подняться в небо. Они летели низко, в панике хлопая крыльями, и Стэн продолжал погоню.

Мы потеряли его из виду за считаные секунды. Бродили между деревьев, звали и вскоре сами окончательно заблудились. Хотя лес был густой и дикий, мы слышали вдалеке гул машин и невольно представляли нашу собаку под колесами. Скаут расплакалась. Тихо, в полном отчаянии. Я обнял ее и снова позвал щенка, не особенно веря, что это поможет. Шум дороги стал ближе. В груди у меня клубком свернулись горе и страх.

И тут за деревьями показалась женщина с маленьким рыжим псом на руках. Рядом с ней бежала еще одна собачка, помесь пекинеса и чихуа-хуа. Собаку я узнал быстрее, чем хозяйку. Наташа Бак оделась, как городская девушка, собравшаяся в деревню, – на ней были кепка, зеленые сапоги, черный плащ.

Мы взволнованно поблагодарили женщину за спасение Стэна.

– Это не я, а Сьюзан, – ответила она, кивая на свою собачку. – Ей скажите спасибо.

Мы поблагодарили и Сьюзан.

Я пристегнул к ошейнику Стэна поводок, и мы вернулись на лужайку. Наташа рассказала, как нашла дрожащего щенка, который одиноко сидел под вязами, а потом спросила, не хотим ли мы выпить какао.

Мы со Скаут переглянулись:

– Да, очень хотим.

Когда мы направлялись к машинам, я подумал, что наша компания похожа на одну из семей, которые приходят сюда по выходным погулять с собаками. Одну из счастливых семей. Несовершенных, зато целых.

* * *

Сначала мне показалось, что Наташа переезжает.

В коридоре стояли коробки, доверху наполненные одеждой и спортивным инвентарем, картонки от обуви с горами старых фотографий. Оказалось, женщина просто решила вывезти из квартиры вещи покойного мужа.

Наташа принесла нам какао.

– В первый раз спустили Стэна с поводка? – спросила она.

– Да, – кивнула Скаут. – Мне не нравится. Без поводка страшно. Я боюсь, что он может убежать.

Наташа рассмеялась, и я впервые услышал, как звучит ее искренний смех, за которым не скрывается других чувств.

– Тем не менее отпустить его нужно. Подари ему свободу. Он ведь собака.

– Знаю, – ответила Скаут. – Но мне так не нравится.

* * *

Стэн бродил по квартире, обнюхивая плинтусы. Следом ходила Сьюзан, обнюхивая его зад. Наташа и Скаут следовали за этой парочкой и смеялись.

Иногда люди, у которых нет детей, слишком стараются. Наташа вела себя иначе. Она держалась просто, по-дружески, и я не узнавал своенравную девушку, что хотела создать семью, но выбрала не того человека. Они со Скаут остановились у окна, глядя на Риджентс-парк. Наташа обняла мою дочь за плечи, та подняла голову и что-то сказала.

Я не спеша пил какао и смотрел на коробки. У банкира было много вещей. Картины с пустынными видами сняли со стены и положили в ящик из-под шампанского.

Я подошел взглянуть на них поближе. Теперь я хорошо узнавал художника. Потаенные уголки, преображенные сумерками, я видел и в доме родителей Джонса, и в кабинете Хана. Обезлюдевший Лондон – мне казалось, что это именно он – город одиночества, теней, грусти, наполненный тишиной воскресного утра. Вот каким Джеймс Сатклиф видел мир.

Я взял картину с железной дорогой и взглянул в нижний угол. Инициалов «js» там не было. Вместо них стояло незнакомое имя: Эдвард Дункан.

Я взял другую картину. Все верно, Джей Эс – Джеймс Сатклиф. Откуда же взялся Дункан? Я поставил картины рядом и только тогда заметил: стили у них разные, но до того похожие, что перепутать их проще простого.

И все же картина Эдварда была другой. Она отличалась и от своей бывшей соседки, и от картин в доме Джонсов и кабинете Хана. Художники по-разному использовали свет.

Наташа сказала что-то. Собаки крутились у моих ног, Скаут тянула за рукав, а я все не мог оторвать взгляда от железной дороги.

Мир Эдварда Дункана был мрачнее. Свет над его опустевшим городом не гас – он умирал.

Восемнадцать

В понедельник утром мы снова встретились со стажером Эди Рен. Она сидела в кабинете одна и читала новое сообщение Боба:

«Если сияние тысячи солнц вспыхнуло бы в небе, это было бы подобно блеску Всемогущего. #убейсвиней»

– Непримечательный тихий парень, – сказала она. – А посмотрите, сколько людей подписалось на его страницу.

Рен подключила свой ноутбук к рабочей станции, и на большом мониторе я увидел, что она вошла в систему ХОЛМС, главный полицейский компьютер.

В нем хранилось все, что имело отношение к операции «Толстяк», как мы окрестили ее после покушения на Гая Филипса: информация об уликах, показания свидетелей и заключения судмедэкспертов, фотографии с места преступления, отчеты о вскрытии. Каждый из этих элементов имел собственный номер, уровень доступа и степень приоритета.

Эди открыла страницу с Планом действий, где содержалось расписание нашей работы на день. Однако смотрела девушка в свой ноутбук.

– Сейчас напишу Бобу, как я его люблю, – сказала она. – Вряд ли он ответит, но если да, то я найду его IP-адрес за минуту.

Она отправила Мяснику признание.

– Вы хорошо разбираетесь во всех этих цифровых штуках, – заметил я.

Она пожала плечами с притворной скромностью:

– Не так чтобы хорошо, но достаточно.

– Как думаете, мы можем еще что-то предпринять, чтобы найти его?

– Боба или убийцу?

– Боба.

– Тут все говорят, что это одно и то же лицо. А вы так не считаете?

Я пожал плечами:

– Если бы Джек Потрошитель жил в наши дни, вел бы он Твиттер? А Бостонский маньяк? Стал бы он обновлять статусы в Фейсбуке? Мне так не кажется.

Эди рассмеялась:

– Ошибаетесь. Именно это они и стали бы делать. Да они просто обожали бы социальные сети! И Джек, и Йоркширский Потрошитель. Вся старая банда. Они бы взорвали цифровое сообщество. Дразнили бы полицию и гордо надували свою хилую грудь, наслаждаясь истерикой и ужасом. Интернет – самое место для социопатов. До тех пор, пока им удается избегать наказания.

– Значит, мы еще не исчерпали возможностей?

Она смахнула с лица прядку рыжих волос.

– Конечно, нет. Потому что мы его пока не поймали. Однако необязательно винить в этом детектива Гейна. И я говорю так не из вежливости. Боб прячется за множеством файерволлов и систем защиты от вторжений, которые в компьютерах работают как сигнализация против грабителей. Он использует луковую маршрутизацию, каждое сообщение шифруется и дешифруется много раз, проходя через бесчисленные серверы. Поэтому, чтобы вывести его на чистую воду, потребуется что-то похитрее любовного письма.

Рен встала и взяла книжку, похожую на толстый сборник упражнений, – журнал наших действий со списком задач и фамилиями тех, кому они поручены. Это была осязаемая версия Плана, который хранился в системе ХОЛМС. Мэллори до сих пор нравилось иметь под рукой бумажные версии всех документов.

– Вы завтра едете в Поттерс-Филд, – заметила Эди. – Покажете экспертам место, где на вас напали. Нужно взять показания у мальчиков, которые бежали с Гаем Филипсом. Кое с кем из них поговорить пока не удалось – они еще не пришли в себя после такого потрясения.

Кроме проверки заданий, Рен отвечала за все отчеты, вносила их в ХОЛМС, поддерживала целостность в цепочке улик и свидетельских показаний. Бумажный след тянулся от сцен преступления в Отдел серьезных инцидентов, а оттуда – в суд.

Работы с документами было невпроворот, и я видел, что Эди Рен она до смерти наскучила.

Я показал на монитор ноутбука:

– Говорят, каждый оставляет в Интернете след. Это правда?

– По-моему, сильно сказано. Однако у каждого там есть тень. Все мы ведем двойную жизнь – настоящую и виртуальную. Все. Лучшие умы моего поколения сейчас работают над тем, как продать вам то, что вы уже купили. Вот зачем существуют пометка страниц и трекинговые коды. Вот почему вам кажется, что реклама следует за вами повсюду и, словно по волшебству, знает, что вы – это вы. Эди рассмеялась. – В глубине своей пустой души Интернет не хочет, чтобы вы оставались анонимом, ведь иначе вам не смогут продать товар.